Невская битва. Первый подвиг Александра - Павлищева Наталья Павловна 25 стр.


Водская пятина была освобождена от немцев-рыцарей. Князь и дружина с победой возвращались домой.

Снова звучало «Слава Невскому!», а люди окончательно уверовали в то, что с их Ярославичем можно хоть весь свет идти воевать. Хитёр, умён без меры и в рати удачлив. В походе снова почти не было погибших, да и раненых немного. Новгородцы качали головами:

— Вот тебе и Копорье... Крепость, какую никому взять невозможно! А наш Невский пришёл и взял!

Наступило лето, просохли дороги, ярко светило солнышко, казалось, что нигде в мире нет ни войны, ни беды, ни разора...

Закончился поход, можно бы и отдохнуть, но князь отдыха новгородцам не дал. Снова собрал вече, снова говорил о том, что, пока Псков под немцами, угроза не исчезла. Копорье это не всё, просто проба сил. А побороть немцев своей дружиной невозможно, слишком сильны.

Нашлись те, кто в ответ кричали:

— Видели мы, князь, этих железных жуков! На спину перевернёшь и будет лежать, пока кто не поднимет.

Александр нахмурился:

— Не то говорите! Мы с немцем ещё и не встречались. Копорье не в счёт, там настоящих рыцарей не было. Если рыцарь на коне да с оружием, его попробуй скинь! И конь тоже закован. Бить можно, но, как в Копорье, больше не получится.

— Почему?

— Потому как нас теперь всерьёз принимать будут, а раньше и признавать не хотели.

Кто-то хмыкнул:

— Выходит, сами себе подгадили?

И тут новгородцы увидели, как князь умеет злиться, Александр Ярославич сгрёб болтуна железной рукой, поднял над землёй и, держа на весу, строго спросил:

— Ты там был?!

— Нет, — съёжился под страшным княжьим взглядом мужик. — Прости, княже, сболтнул.

— Ах, ты сболтнул?! А побейте-ка его те, кто Копорье брал и с рыцарями бился, — Александр попросту швырнул болтуна в толпу.

Того просто затоптали, едва выжил. После стороной обходил не только вечевую площадь, но и всю Торговую сторону. Но большинство запомнили твёрдую руку князя, державшего столько времени на весу немаленького мужика. Друг другу передавали:

— И ведь рука не дрогнула, пока держал!

Пока сын ходил на Копорье, княгиня Феодосия каждый день приходила к могиле старшего сына Фёдора, уговаривая того помочь брату одержать победу и вернуться живым и невредимым. Она подивилась, что могила всегда ухожена, а однажды встретила возле неё свою несостоявшуюся невестку. Ефросинья, бывшая невеста князя Фёдора, которая после его внезапной смерти ушла в монастырь, часто наведывалась сюда. Она и следила за могилой.

Княгиня и монахиня Ефросинья подолгу теперь беседовали и о Фёдоре, и о князе Александре, и о его жене княгине Александре. Феодосия не знала, стоит ли рассказывать монахине о неладах в княжьей семье, но однажды не выдержала и проговорилась. Та пожалела молодую княгиню:

— Если бы сейчас вернуть моего Федю, держала бы его при себе и лелеяла, никуда бы не отпустила, ни в какой поход.

Княгиня Феодосия подивилась, сама молода была, но чтобы так князя держать?.. Ох, эта молодёжь, привычно вздохнула женщина. Старшим всегда кажется, что сами они в молодости были совсем другими, лучше, чище, достойнее.

Как-то с ней на могилку отправилась и молодая княгиня, но Ефросиньи в тот день не было, занедужила чуть. Потому две женщины так и не встретились.

Зато стали ходить слухи, что могила Фёдора исцеляет. Нашлось уже несколько человек, утверждавших, что останки князя помогают, например, детям при падучей... К ней началось паломничество, с каждым днём всё большее. Пополз слух, что оба брата исцеляли самим своим прикосновением, только старший умер, потому и к могиле ходить хорошо, а младший и сейчас исцеляет.

— Как это? — изумился князь Александр, впервые услышав такое. И тут же вспомнил, как недавно несколько женщин попытались подтолкнуть к нему своих детей, чтоб хоть коснулся! Этого ещё не хватало! Запишут его в целители, не то что по Новгороду, по собственному двору не пройдёшь!

Княгиня-мать развела руками:

— Саша, а ведь ты и впрямь исцеляешь, не ведая о том...

Сын даже рассердился:

— Что вы выдумываете?!

И в тот же день отправился к владыке. Спиридон приходу молодого князя обрадовался, не говорили с самого возвращения из Переяславля. Архиепископ был несказанно рад, услышав о победе в Копорье. А про исцеление ответил просто: если тебе люди верят, значит, и целить можешь. И могила Фёдора тоже исцеляет, об этом уже все говорят. Видно, князь святой был.

БЕДА С ЗАПАДА

еперь уже все знали, что пойдут на Псков. И то, пора псковичей из неволи вызволять. Хотя сами же в неё и забрались, но жалко, свои всё же.

Кузнец Пестрим который день не выходил из своей кузницы, даже спал там же. Жена носила ему и подмастерьям обеды, стояла, жалостливо подперев щёку кулачком, качала головой и уходила обратно. Не до сна и отдыха было, все другие работы позабросили после того, как князь Александр Невский на вече сказал, чтоб к походу на псов-рыцарей готовились. У подручного Пестрима руки обожжены, молот держать не может, так чуть не локтями хоть мехи раздувает, только бы в стороне не стоять. Давно такого единодушия в Новгороде не было. На вече о том, что Новгород пока миновало, рассказывали и те, кто в Низовские земли ездил, и те, кто от немцев на Псковщине едва спасся. По всему выходило, что враг со всех сторон у ворот. Одного прогнали, другие налезают. Верно, решил Ярославич, бить надо так, чтобы вдругорядь неповадно было. Когда в доме пожар, то не до ссор. А кто против будет, того вече решило и впрямь казнить смертью лютой. Боярские прихвостни сначала не поверили, потом двоих болтунов повесили на воротах, долго их трупы болтались, пока самим горожанам не надоели, все ненужные разговоры сразу прекратились.

Между двумя домами Пестрим вышел во двор чуть передохнуть, уж больно жарко. Только присел на большое бревно, тут как тут Никоня, давний его друг-соперник. После боя со шведами, когда один другого спасали, ближе братьев родных стали. Никоня присел, посмотрел на солнышко, потом наклонился к кузнецу:

— Слышь, Пестрим, я чего узнал?..

— Ну? — покосился на известного болтуна кузнец. Сейчас что ляпнет, не будешь знать, верить или нет. Так и вышло.

— Дружинники меж собой говорили, князь-то наш Александр Ярославич во Владимир уезжает...

— Ты что?! — выпятился на него Пестрим. — Быть того не может!

Никоня резво перекрестился:

— Вот те крест!

Подумал и перекрестился широким крестом, чтоб уж совсем без сомнений было:

— Клянусь, сам слышал! Едет завтра ли, сегодня ли во Владимир.

Кузнец почти вскочил:

— Снова бояре собаки, дышло им в бок, напакостили! Ну никак не могут жить спокойно. — Заорал во всё горло: — Чего ж мы сидим?!

— А что мы можем? — уже испугался своей осведомлённости Никоня. Он просто услышал, как один дружинник прощался с женой, говоря, что уходит с князем Александром немедля во Владимир, а второй поддакивал, мол, идём.

— Народ поднимать надо! Пусть Ярославич сам скажет, если что не так, пусть виновных бояр назовёт, мы им бороды-то повытаскаем, не посмотрим, что знатные, без штанов вдоль Волхова гулять будут!

На зычный голос Пестрима во дворе мигом собрался народ. Стали требовать вече собрать, но кузнец вдруг запротивился:

— Что вече? Пока его соберём, пока бояре речи держать станут, время упустим. Уйдёт князь, как есть уйдёт!

Нашлись такие, что тоже слышали о Владимире. Пестрим и остальные на них чуть не с кулаками:

— Почему молчали?!

Стали советоваться, что делать. Решение пришло вмиг:

— Идти в Городище, самим от народа просить Александра Ярославича не покидать Новгород. Не может Невский вот так город бросить! Нет, не может!

— Живым щитом на пути встанем, не отпустим князя Александра Невского из Новгорода!

— Лучше бояр всех, противных ему, погоним!

— Пусть только скажет, кого...

Хорошо, что никто из бояр да онаньевских прихвостней по пути не попался, не то не сносить им головы, забили бы.

К людям, шагавшим в сторону Городища, присоединялось всё больше и больше горожан. К самому княжьему двору подошли уже такой толпой, что и веча не надо, все здесь. Только бояр не было, да их никто и не звал.

В трапезную, где заканчивала обед княжья семья, вошёл встревоженный гридь. Князь поднял голову:

— Что?

— Там, княже, от Новгорода толпа ко двору подходит. Велишь запереть ворота?

— От Новгорода? Нет, впустите.

О господи! Что ещё случилось? От этого города всего ожидать можно, вчера готовы были подчиняться княжьей власти, а сегодня и погнать могут, с них станется. Александр заторопился во двор.

В ворота и впрямь входили новгородцы, оттеснив стражу, не рискнувшую сопротивляться многому числу людей. Заполонили уже всё пустое пространство, но ещё шли и шли. Последние так и остались за воротами. Александр стоял на верхней ступеньке крыльца в тёмно-зелёном кафтане почти без шитья, ведь собирался в дорогу. Он был без корзно и шапки. Новгородцы остановились в шаге от крыльца, но не кричали, не требовали, наоборот, вдруг заломили шапки. Князь спросил первым:

— С чем пришли?

Передний рослый мужик, Александр вспомнил, что это кузнец со Словенской стороны Пестрим, попросил:

— Дозволь, княже, слово молвить?

— Говорите, — подивился такой обходительности Александр. Если и выгоняют, то странно, уж больно ласково. Слуга успел подойти, ловко накинул корзно и закрепил его на правом плече красивой золочёной фабулой, подал в руки шапку, отделанную соболем.

— Ты, княже, не в обиду будет сказано, из Новгорода ехать собираешься?

— Еду, — продолжал изумляться Невский.

— Княже, Александр Ярославич, не бросай Новгород! Ежели тебя бояре обидели, только скажи, мы их за бороды сюда притащим.

— Да не бросаю я!

Пестрим недоверчиво переспросил:

— Так ведь едешь из Новгорода?

И тут двор услышал раскатистый хохот новгородского князя:

— Еду! Только за помощью. Великий князь Ярослав Всеволодович обещал, вся Низовская земля поможет. И суздальские полки пойдут, и князь Андрей переяславльскую дружину приведёт. Решил сам съездить посмотреть.

Пестрим снова попросил:

— Александр Ярославич, не бросай Новгород, не сироти, Христом Богом просим. Если повинен пред тобой кто будет, прямо народу скажи, любого на берёзе вздёрнём, если за дело. Челом бьём.

— А чего ж вы все пришли, могли кого одного-двоих прислать? — Невский просто не мог дольше молчать, а что сказать, не знал.

— Да мы решили тебе заслон людской поставить, чтоб уехать не смог.

У Александра перехватило горло так, что и слова не вымолвить. Едва себя пересилил, чуть хрипло велел:

— Ступайте. Скажите в городе, по делу еду. Вернусь скоро.

Новгородцы передавали друг дружке:

— За помощью князь едет...

— Не оставляет Новгород...

— Не осиротеем...

Попятились, так и выходили со двора спинами, казалось кощунственным повернуться к любимому князю спиной. В нешироких воротах толпились довольно долго, но Александр ждать уже не стал. Обернулся. Сзади стояли мать, жена, тысяцкий и ещё много кто. Княгиня Феодосия улыбалась, едва сдерживая слёзы счастья:

— Саша, любит тебя Новгород.

Тот смущённо отмахнулся:

— Любят, пока нужен.

Но и его глаза тоже блестели от непрошеной влаги. По лицу жены невозможно было понять, о чём думает. Бледна, видно, снова мутит, только хотел спросить, как она, тут вмешался тысяцкий:

— Ехать, княже, пора.

Александр кивнул:

— И то верно, припозднились.

Круто развернувшись, молодая княгиня ушла к себе в ложницу. Со всеми говорил, только не с ней! Было до слёз обидно, все его любят, всем он нужен, а про них с сынишкой да будущим ребёнком словно забыл.

Нет, князь забежал попрощаться, подхватил на руки Васеньку, поцеловал в обе щеки, потом обнял Александру, тоже трижды поцеловал:

— Жди, не на рать иду, вернусь скоро. Не беспокойся и себя береги.

И убежал. А раньше всё «ясынька, ясынька»... Княгиня уже ненавидела Новгород, забиравший у неё мужа, ненавидела его походы и дружину, его бесконечные дела.

Заметив покрасневшие глаза невестки, княгиня Феодосия поспешила поговорить с ней:

— Сашенька, тебе не простой муж достался. Он воин, его место в дружине, не кори, что подле тебя на лавке не сидит. Не всем дано спокойно жизнь прожить, есть такие, что и минуты не могут без дела. Тебя он любит, только улыбнись почаще да приласкай, вот и будет вам радость. А то он далече уехал, а ты ровно и возвращения не ждёшь. Вспомни, как на шведа в поход провожала, любо-дорого глядеть, все обзавидовались.

Молодая княгиня поморщилась, тогда и князь по-другому с ней разговаривал, а вчера вон дурой назвал. Постепенно свекровь вытянула из неё всё. Услышав, ахнула:

— Да что ж это? Я ему попеняю! Такую разумную жёнку дурой звать?

Но себе подумала, что так и есть, к чему даже свекрови такое рассказывать? Лучше бы пыталась понять мужа.

— Доченька, князь Ярослав Всеволодович, бывало, по неделям и в ложницу не заходил, всё недосуг было, засыпал, где сон застанет. И про то, что другая есть, не помышляй даже! От такой вон красоты писаной к какой другой пойдёшь? Да и Саша муж честный.

Княгиня Феодосия не стала говорить невестке правду о своём муже, ни к чему поселять сомнения в её душу, да и Саша не таков, кажется. Он ратной удалью в отца, а вот супружеской верностью в мать удался.

Псковская земля стонала под немецкой пятой. Ещё когда Новгород не остыл от победы над шведами, Ливонский орден напал на Изборск Не ожидавший нападения и не готовый к нему Изборск защищался, как мог. Но силы оказались неравными, Изборск пал, был разграблен и сожжён, жители перебиты или угнаны в плен.

Когда известие о нападении на Изборск пришло в Псков, горожане немедля собрали вече. Псков спешно собрал ополчение, куда пошёл весь способный воевать люд. Получилось около пяти тысяч человек. Им бы спешно позвать на помощь Новгород, но псковичи решили справиться сами. Боярам-изменникам не удалось отговорить горожан не отправлять помощь Изборску, но посадник сумел сообщить немцам всё о самом ополчении. Понадеялись псковитяне побить немцев сами, да просчитались. Против них выступило вдвое больше хорошо обученных, хорошо вооружённых бронных рыцарей. Против двуручного меча да крепкой брони с рогатиной и топором особо не навоюешь. Вёл псковитян Гаврило Гориславич, ополчение сражалось даже тогда, когда сам он погиб. Немцы даже говорили, что «псковичи — это народ свирепый». Но и свирепость против рыцарей-убийц не спасала псковитян. В битве погибли более восьмисот ополченцев, остальным пришлось разбежаться, скрываясь в лесах. Псков остался почти без защитников.

Немцы по следам побитого ополчения тут же подступили к Пскову. Но горожане успели закрыть ворота и отбить атаки врага. Даже седмица осады каменного кремля Пскова ничего не дала. Но немцы успели разорить и пожечь дотла городской посад и пригороды.

Простояв неделю, немцы решили не тратить больше силы и время на непокорный Псков и ушли на Новгородские земли — захватили Водскую пятину.

Немцы выступали не просто так, они везли в своём обозе изгнанного из Пскова ранее князя Ярослава Владимировича. Не справившись с Псковом одним ударом, немцы поспешили тайно договориться с его боярами. Изменников всегда хватало, потому договориться удалось быстро с посадником Твердило Иванковичем. Посадник и его приспешники сумели уговорить псковитян согласиться на условия немцев и открыть ворота. Псков был попросту сдан. Рядом с посадником теперь всегда находились два немецких наместника — фогты.

Беглый князь-изменник Ярослав Владимирович взял и подарил всю Псковскую землю немцам! После того они хозяйничали уже особо жестоко. Но захвачена была и Новгородская земля. Князю Александру с дружиной и ополчением удалось отбить Копорье, прогнать немцев из Тесово и Луги, но Псковская земля всё ещё стонала под рыцарями.

Назад Дальше