– Извините, пожалуйста, а я что, один в смене санитар? – робко поинтересовался я.
– По правилам – двое. Только таких, как ты, не очень много. А нормальных и того меньше. На первых порах, конечно, никто тебя одного не оставит. Потом видно будет, – она вернулась к своим бумагам, продолжая выдавать информацию. – Больница у нас двухэтажная. Первый этаж для тех, над кем нужен постоянный контроль. Второй для лёгких, от которых неприятностей не ожидается. А если будут, переведут вниз. «Первый этаж» за твой пост выходить не должен. Только в сопровождении медика. Вон та дверь, – она указала взглядом на половинку дверного полотна через коридор от сестринской, – это у нас «особая» палата. Там буйные. Этих вообще никогда и никуда не выпускать просто так. К телефону в предбаннике никого не пускать без моего разрешения – они любят звонить и жаловаться во всякие инстанции. Посетители и передачки только в установленные часы.
Анжела Андреевна решительно закончила и щелчком положила ручку на стеклянную поверхность древнего стола. Выждав «ухом» мою реакцию, она повернулась и посмотрела мне в глаза их фирменным «корпоративным» взглядом, но в этот раз она добавила туда оттенки чего-то другого: то ли жалости, то ли сострадания.
– Завтра твоя первая смена. В день. Придешь к восьми, остальное тебе Володя расскажет. Он у нас один из правильных санитаров.
– Анжела Андреевна, у меня вопрос есть.
– Ну?
– Я иногда должен буду в институт уходить…
– На вечернем?
– Нет, на дневном.
– А как же ты учиться собираешься? – в её голосе проступили нотки действительного удивления.
– Мне сказали, что можно будет дневные смены на ночные менять. А «день» по выходным отрабатывать.
– Это, как ты с другими санитарами договоришься. В ночь и по выходным? Ну, смотри. Никто тебя за язык не тянул, – впервые за время беседы улыбнулась Анжела Андреевна. Не на все улыбки хочется тоже ответить улыбкой…
За гранью здравого смысла
А не оглядеться ли нам по сторонам, дорогой мой Читатель? Я бы хотел похитить у тебя маленькую толику времени для того, чтобы пройтись по окрестностям того заведения, в котором мне предстояло работать.
Вынужден признать, что больница, принявшая нового работника так буднично и равнодушно, не служила украшением нашему маленькому и уютному городку. Хотя ничего особенно и не портила. Это было невзрачное старое строение, укрытое за высоким и глухим бетонным забором. Забор был немногим ниже самой больницы и в сложившейся композиции однозначно лидировал. Несмотря на то, что данное архитектурное творение располагалось практически посередине города, пропади оно внезапно – никто бы и не заметил. Пешеходные тропы и автомобильные дороги обходили это место стороной, стоящие рядом многоэтажные дома выпускали своих жителей в противоположную сторону, а небольшой пустырь между домами и больницей был слишком горбат и лопухаст, чтобы привлекать к себе детвору или мамочек с колясочками.
Теперь добавьте к описанному выше уютные дворики, разлёгшиеся по другую сторону злосчастного заведения – с двухэтажными мазанками, лавочками и бельевыми площадками. Пораскидайте рядом крохотные огородики и полузаброшенные клумбы, заботливо украшенные автомобильными покрышками. Введите в этот мир элементы жизни в виде старушек на скамейках, чумазых ребятишек и девчат в маминых туфлях. Туда же не забудьте включить кошку, загнанную на дерево кучей терпеливых котов, и пару шавок с виляющими хвостами и виноватым взглядом сонных и послушных глаз. Ах да, для пущей правдивости придётся создать неприятное вкрапление в виде икающего и матерящегося пьяницы, одной рукой упирающегося в стену дома, а другой шарящего в штанах. Ну, вот теперь, кажется, всё. Перед нами она – обстановка вокруг бетонного забора с втиснутой за него больницей. Мирная и спокойная, можно сказать, уютная.
Двигаемся дальше. Возьмём шире и взглянем на наш городок. Дай Бог памяти, как же он выглядел в те года? Насколько я помню, ко времени, описанному в книге, власть и электрификацию тёмные силы уже победили, а вот капиталистические пороки в людей ещё не внедрили. Да, совершенно верно, прогресс находился как раз в точке обнуления моральных и исторических ценностей. А отношение к бизнесу строилось на восприятии громкоголосой и бесцеремонной тётки с рынка. К советскому укладу уже добавились ларьки и барахолки, остальное оставалось прежним – мир наслоившихся эпох. Да, что же это я, чуть не забыл – в нашем городке был Бродвей. Какой-нибудь зануда может меня одёрнуть, сказав, что наш Бродвей Бродвеем не мог считаться, по причинам недостаточной ширины и отсутствия престижных вернисажей. Всё это правда, но он именно так и назывался.
Вся эта красота в зависимости от сезона утопала то в зелени, то в грязи, то в снегах, то в лужах. Лужи бывали всевозможных форм и размеров и иной раз могли соперничать с местными озёрами. Наверное, жителям любого другого провинциального местечка эта будничная картина ничего не скажет и лица нашему городу не придаст. Всё, как и везде: обустроенные под торговые ряды остатки добротных купеческих построек; умирающее царство стареньких домиков, плотно жмущихся друг к другу; девятиэтажные небоскрёбы и так далее, и так далее.
Вне всяких сомнений – уютный был городок. Спросите: «Почему был? Не случилось ли с ним чего?». Нет, с городом всё в порядке. Да вот уют куда-то испарился. Может быть, остался в детстве, а может быть, из людей выветрился.
Я увлёкся. Вернёмся к строгому забору и стыдливо укрывшемуся за ним зданию.
Для просвещённой части населения здание представляло собой что-то малоинтересное, но с забавным и пугающим названием. Скорее декоративным, нежели функциональным. Люди менее любопытные наслаждались полной неосведомлённостью. Да и зачем подобные знания нормальным людям? Приличные заведения за бетонными заборами не прячутся. Были, конечно, персоны, которые могли бы рассказать о происходящем внутри, да кто же им поверит? Многим из них и самые близкие родственники не верят. Что уж там говорить – пациент психиатрической больницы не самое доверенное лицо и в семье, и в сколь-нибудь приличной компании.
Как мы уже с вами поняли, город был лишен беспокойных мыслей об этом учреждении, отгородив его от себя, больные, со своей стороны, были лишены возможности нарушать покой в районе благодаря усердию персонала. Здесь почти никогда не происходило ничего необычного. Из уютного мира города за калитку заходили прилично одетые и хорошо ведущие себя люди. Из той же калитки выходили не менее приличные граждане. Случалось порой видеть и заплаканных женщин, и скорую помощь у ворот заведения, так на то она и больница. Шум, веселье и подъезжающие по ночам машины полиции с веселыми огоньками – это удел ночных клубов.
Территориально «психушка» была как раз посредине моей дороги от дома к институту, и это было удобно. Когда я за завтраком обмолвился, что нашёл подработку, родители отнеслись к этому одобрительно и на удивление спокойно. Денег в ту пору уже нигде не было, так зачем же отказываться от лишней копеечки?
На момент трудоустройства мои планы не предполагали глубокого погружения в эту специфичную деятельность – больше забава, кураж перед друзьями. Однако в тот день, когда я выходил из больницы с парой белых халатов, у меня зародились первые опасения о разумности моей авантюры. Предчувствие подсказывало, что работа предстоит из разряда тех, которую хочется оставить каждый раз, когда переступаешь её порог. Уж очень особняком стояла эта деятельность от всей остальной моей жизни. Жизнь была светлая, по-юношески приятная и беззаботная, а работа казалась мрачной и скучной. Предчувствие обмануло. Оно ничего не сказало о предстоящей опасности, а уж тем более о том, что меня будут бить по голове табуретом. Если уж оно оказалось слепым в таких важных вопросах, глупо сетовать на то, что оно умолчало о предстоящих сомнениях в собственном здравомыслии.
Инструктаж
Где-то слышал, что в некоторых банках кассиров перед тем, как допустить к работе, проверяют на отношение к деньгам. Словно бы случайно заводят нового работника в центральное хранилище, забитое купюрами и мешочками, и смотрят на его реакцию. Если при виде стеллажей с деньгами глазки загорелись – «Прости, дорогой, нужно подыскать тебе более подходящую работу». Было бы занятно использовать подобную практику, предоставляя будущему руководителю место в психиатрическом стационаре. Извините, забыл уточнить – конечно же, место санитара или медицинского брата. Мне кажется, что человек, стремящийся к власти над людьми, смог бы там раскрыться и понять себя за несколько месяцев.
Вова, мой первый напарник, был санитаром уже с опытом и с репутацией. К тому времени, когда судьба занесла меня к нему в ученики, он отработал в больнице уже почти полгода. С больными он ладил, отсортировав их по лояльности и опасности. Инструктаж он проводил прямо на рабочем месте – на крохотном пятачке в несколько квадратных метров, который назывался санитарским постом. Большеголовый, коренастый и стриженый, Вова вытянулся на стуле в полулежащем состоянии и рассказывал сквозь зажатую в зубах спичку.
– Вон видишь того пацана? – указал он на худенького подростка. – Вот его можно к любому делу подтягивать. Обед заносить, лекарства, что-то куда-то двинуть. Он, в общем-то, нормальный, не злобный. Бежать ему некуда, его сюда батя пристроил – отдохнуть от него. А вон того видишь? Красавец у стены на корточках. Его вообще лучше не трогать. Он здесь от тюрьмы косит. При свидетелях избил до полусмерти соседа, а потом заставил его высунуть язык и ногой по челюсти ударил. Теперь здесь. Дурака включает регулярно, очень опасный. Кто его знает, когда он следующую сцену устроит? Планку с ним перегибать не надо, мало ли чего. – Вова перекинул спичку на другую сторону рта и сцепил руки за затылком, медленно водя ими взад и вперёд по русому ежику волос, – Я теперь даже в автобусе спиной к людям не поворачиваюсь, – хохотнул он, приподнимаясь на стуле и вглядываясь в дальний конец больничного коридора.
– Слушай, я и не знал, что в нашем городке столько дураков, – удивился я, расположившись на втором стуле и закатывая рукава своего халата на санитарский манер, до локтей.
– Э-э, стоп, стоп, стоп, – прервал меня наставник, – Ты их так не зови. Дураков здесь почти нет. Дураки все в «дурке», за городом. Здесь психи или наркоманы на реабилитации. А они совсем даже не дураки. Подожди, тебе ещё тут проверку устроят. Ты главное ко всему серьезно так не относись. А то быстро рядом с ними окажешься.
– Проверку? – спросил я и завозился на стуле.
– Не напрягайся, – отмахнулся Владимир, – Ты лучше кайф поймай. Ты в планетарии был когда-нибудь?
– Нет, ни разу.
– Я тоже. Но не важно, это я для примера. Тут каждый – как отдельная планета, вообще свой мир. Представь, что это по коридору на нас летят чужие планеты. Вот сейчас какая-нибудь подлетит, и ты уже вообще не здесь. Если попробуешь вести себя так, как на Земле, тебя туземцы сожрут. Приходится приспосабливаться. Вот смотри, – Володя выждал, пропуская несколько человек, и окликнул молодого мужчину атлетической внешности, одетого в приличный спортивный костюм. – Дмитрий, я рад Вас снова видеть.
– Привет, Володя, – спокойно ответил тот, останавливаясь у поста.
– Когда назад планируешь?
– Куда именно?
– Ну, к своим, под воду, – с видом заговорщика прошептал мой наставник.
– А-а, – задумчиво ответил Дмитрий, развернулся и пошёл назад.
– На поправку пошёл, – ни капли не смутившись, пояснил мне Вова, отпуская человека за пределы зоны слышимости. – Ничего, сейчас другое космическое тело прилетит.
– Слушай, Володь, а что за проверка будет?
– Какая проверка?
– Ну, ты говорил, что меня будут проверять больные.
– А кто их знает? У них и фантазии побольше нашей, и времени навалом, – бросил Володя и потянулся за пачкой сигарет на тумбочке, – Выяснят, на что ты способен. У них тоже свой рейтинг – кого слушаться, а кого и послать можно. У нас самый крутой авторитет среди санитаров – Тапыч. Тебе бы с ним подежурить до проверки.
Говоря это, Володя вышел в предбанник, отпер входную дверь и слегка приоткрыл её, выпуская в образовавшуюся щель дым от сигареты.
– Он тут уже полжизни отработал. За малейший косяк «грудь выносит». Они его боятся. С ним дежурить – вообще одно удовольствие, – мой наставник замахал руками, стараясь выдворить табачный дым, который настойчиво возвращался обратно. Не справившись, парень произнёс несколько матерных заклинаний, а когда и они не помогли, вышел на улицу, заперев за собой дверь на замок. Поток знаний на какое-то время прервался.
Место для санитарского поста было выбрано бойкое. Это был перекресток, в одну сторону от которого располагалась входная дверь с предбанником, в другую – коридор палатного отделения, в третью – лестница на второй этаж. Четвертая сторона перекрестка ограничивалась окном с видом на крохотный дворик с деревом и бетонную стену. Лестница на второй этаж была предметом жадных взоров больных первого этажа. «Stairway to heaven» – дорога к еде и к свободе. Первое – потому что на втором этаже была столовая, второе – потому что там была приемная врачей. А врач для больного в этой больнице сродни полубогу.
Пока Володя курил, ко мне стали присматриваться. Больные, курсирующие по коридору, заметили отсутствие старшего. Начали притормаживать у перегородки, отделяющей их территорию от нашего поста. Потекли беспокойные и тревожные минуты моего первого знакомства с клиентами этой больницы. Я искал безумство в каждом произнесённом слове – простые вопросы людей загоняли меня в тупик. Пациенты подходили познакомиться часто и не по одному. Пять минут перекура Владимира показались мне вечностью. Когда дверь открылась, впуская моего наставника обратно, я облегчённо вздохнул. Движение больных по коридору снова стабилизировалась.