Город внизу давно утёк, а наш герой всё скользил в темной бесконечности, выбрав за ориентир светлое пространство впереди себя. Очень скоро оно развернулось в серую ленту реки, вдавленную между рваными краями поросших лесом берегов. Мальчик заложил небольшой поворот и заскользил над этой пятнистой серой лентой, снижаясь всё ниже и ниже. Река, покрытая льдом и пятнами снега, провоцировала на скорость. Артём разгонял себя всё быстрее, он летел прямо, летел зигзагами от берега до берега, он взлетал и падал, цепляя пятачки пушистого снега. За очередным поворотом серый мрак смазанного мира раскололся, и Артём ворвался в бетонный полукруг освещённой набережной большого города.
Он сразу узнал эту набережную. Даже под лёгким покрывалом снега светом фонарей и рисунком чугунной ограды она напомнала о жаре и летних прогулках с его бабушкой.
Бабушка – самый добрый человек в мире. Он падал в пух её безграничной суеты и заботы всякий раз, оказываясь рядом. Мама ревновала и радовалась. Отец замыкался, не в силах переварить такое количество эмоций к сыну, которого он хотел вырастить «настоящим мужчиной». Бабушка любила внука с нарушением всех норм и ограничений. А уж как она его ждала.
Артём перелетел через чугунное ограждение и заскользил по набережной, выискивая знакомый поворот в сторону старого двухэтажного дома. Ещё один карамельный город, который и в реальности-то казался удивительным и загадочным.
К следующему ужину их семью ждал сюрприз. В гости безо всякого предупреждения приехала та, кого мальчик навещал во сне. С сумками, баночками.
Пожилая женщина преодолела юношеское упрямство внука и с порога приветила мягкой старческой щекой. Её глаза слезились с мороза, а платок и пальто были припорошены снегом. Артём принял у неё сумки. Мама суетилась, помогая раздеться и вытряхивая на лестнице бабушкино пальто. Они вместе, мешая друг другу, помогли ей избавиться от теплых и тесных сапог.
– Да что ж вы налетели. Я и сама бы смогла. Дома же справляюсь, – виновато приговаривала старушка, поднимаясь с принесённой табуретки. Она сняла платок и распушила руками слежавшиеся под ним волосы, – Ириш, ты уж скажи Михаилу, чтобы не сердился. Я ночку заночую, а завтра и домой, – не унималась она.
– Мам, ну что ты так переживаешь? – возмущенно и радостно отвечала мать, – Михаил рад всегда, когда ты приезжаешь. Я тебя завтра не отпущу. Ты кота соседке отдала?
– Я Надежде ключи оставила.
– Ну вот и всё. Куда тебе торопиться? – разрешила вопрос мама, наливая из-под крана чайник и затевая суету по кухне.
– А мне давеча Тёма приснился. Проснулась – ну не могу, так хочу вас всех увидеть. Ириш, представляешь, как будто пришёл ночью, посидел и ушёл. А только ушёл – за ним следом девушка какая-то следом, очень красивая. Тёма, у тебя невеста уже есть? Ириш, я не буду ничего, – беспокойно сопротивлялась старушка, с удовольствием принимая навязчивую заботу дочери, – Что ты взяла суетиться? Внучок, принеси мне, пожалуйста, зеленую сумку, у меня тебе подарок ко вчерашнему празднику. А Оленька где?
Их мир заполнился суетой, привезенной и рожденной радостью встречи с близким человеком. Вечер стал теплее, а когда Артём уснул, квартира из сна этой ночи казалась светлее, да и красок в ней прибавилось.
Расправа
Халаты и тапочки мелькали в опасной близости от лица и ног Артёма. Лавка в больнице была только одна, и та часто оказывалась запертой в красном уголке после вечернего просмотра телевизора. Так случилось и сегодня, поэтому сейчас Артём сидел на корточках в коридоре больницы, устав отвечать на взгляды проходящих мимо людей.
К тому моменту, когда из мужского туалета раздались звуки криков и разбиваемого стекла, ноги у нашего героя уже ощутимо затекли. Он увидел, как в десятке метров от того места, где он сидел, дверь туалета распахнулась, и один за другим поспешно вышли несколько человек. Судя по поведению, это были не зачинщики и не участники, а невольные свидетели хулиганства, которые теперь старались скрыться в своих палатах. Артём повернулся в другую сторону, ожидая реакции Студента. Тот уже шёл с поста, сбиваясь с быстрого шага на бег.
– Подожди, – тихо окрикнул его Артём и попытался зацепить за руку. Санитар проскользнул в тапочках по линолеуму, с трудом удержал равновесие, но до конца так и не остановился. Он рывком освободил руку, зло посмотрел Артёму в глаза и уже спокойнее пошёл к двери туалета, – Ключи кому-нибудь отдай, – без надежды быть услышанным проговорил Артём, зная конечную цель этой провокации.
Санитарка Оксана в подобных делах была человеком более опытным. Она перехватила молодого коллегу и что-то ему сказала, не выпуская из поля зрения опустевший пост. Парень залез в карман халата и отдал ей ключи. После этого он уже почти спокойно исчез за дверью.
В туалете всё стихло. Изредка до слуха Артёма доносились обрывки неразличимых резких слов. Потом умолкли и они. Наконец, дверь туалета распахнулась от удара, и в коридор, сгибаясь, поскальзываясь и воя от боли, вылетел Женёк. Его правая рука была вывернута вверх и зажата в руках санитара. Подвывая, Женёк уткнулся головой в противоположную стену. Студент ловко ногой закрыл за собой распахнутую дверь и, не отпуская руки, направил смутьяна к дверям его палаты. Они двигались по «женской» стороне, поэтому раскрытые двери палат, встречающиеся им на пути, закрывались ударом Жениной головы. Словно бы случайно, во всяком случае, так это казалось. Из сестринской выскочила медсестра с комплектом «вязок» и засеменила за санитаром.
То, что будет дальше, Артём уже мог предположить. Неизвестным числом в этом уравнении оставалось только количество вязок, под которые в этот раз мог угодить Женёк. Варианты были следующие: одна – за руки к кровати – мягкая форма наказания; две – за ноги и за руки – для буйных; три – для особо отличившихся. Впрочем, в данном уравнении неизвестностей было куда как больше. Не так-то и просто связать человека одному, без навыков и без помощи второго санитара. Очень непросто. Спустя некоторое время Артём понял, что новенький справился. Судя по одной лишней «вязке», которую он вынес с собой, можно было понять, что Женя схлопотал «двоечку». Сразу вслед за санитаром из палаты вышел Фёдор Иванович и уселся рядом с Артёмом.
– Слышишь, Артём, – позвал он шёпотом, – А пацан-то шустрый. Видно, что вязать ещё не умеет, а запеленал быстро, как котенка.
– Это ненадолго, – обронил Артём, понимая дальнейшее развитие событий.
– Вот ты правильно говоришь, Артём. Вот, наверняка, сейчас уже развяжут, – подтвердил Фёдор Иванович. – Видишь, как быстро ты сообразил, – похвалил он молодого человека.
Санитарка, сменившая Студента, тоже это понимала и не торопилась покидать пост, расспрашивая новенького о деталях происшествия. Действительно, прошло не больше пятнадцати минут, когда из их палаты, как будто ничего не случилось, вышел Женёк и отправился в туалет. За ним следовал Фарид с неповторимо тупым и безучастным лицом. Сцена с закрыванием дверей головой повторилась. Дверей было меньше, но, судя по звукам, удары были сильнее. Отличие от предыдущего сценария создавал Фарид, который бежал за ними и приговаривал: «Я правду говорю Вам, он сам отвязался. Может, Вы слабо завязали?»
– Артём, вот как думаешь, загоняют они его или догадается? – спросил Фёдор Иванович, уважительно заглядывая Артёму в глаза. Артём давно подметил эту манеру старика разговаривать и разумно относил её к житейской хитрости, но всегда попадался.
– Не догадается. В прошлый раз санитар на третьем разе сломался, – ответил Артём, вспоминая, как в тот раз санитар сделал вид, что сжалился над мольбами больного и не стал привязывать.
– Ты сходи, посмотри, как мальчишка лихо вяжет.
– Нет уж, я лучше здесь.
Санитар снова вышел из палаты и прошёл на пост. Санитарка с поста предусмотрительно не уходила. Прошло ещё некоторое время. Женя снова победно прошествовал в туалет под звереющим взглядом Студента.
– Я всё понял, – крикнул в сторону поста больной, останавливаясь у двери туалета, – Честное слово, больше не буду. Я отвязался только в туалет сходить. Сейчас сам пойду и лягу. Не надо меня больше привязывать. Ладно?
Артём видел, как санитарка что-то сказала новенькому. Тот хмыкнул, и на его лице появилась загадочная улыбка.
– Ну, это уже не интересно, – прокомментировал Иваныч. – С подсказками и я бы догадался. Правильно я говорю, Артём?
Артём не ответил. Студент задал санитарке ещё какой-то вопрос, она полезла в карман и что-то передала ему, он вышел с поста и пошёл по коридору. К удивлению Артёма, Студент проследовал до самого конца и там открыл дверь кладовки. Выйдя с длинным хвостом «вязок», он бросил их у двери, медленно запер за собой дверь и, подобрав тряпичные ленты, понес свой подарок во взбунтовавшуюся палату. Дверь палаты в очередной раз открылась и закрылась. Артём слышал, как из-за неё прозвучали возмущенные голоса Фарида и их третьего подельника. Он слышал тихий и почти неразличимый голос Студента. Потом возникла небольшая возня, и все звуки резко и окончательно стихли. В больнице воцарилась тишина.
Через некоторое время из туалета вышел Женёк. Не ожидая подвоха, он направился «домой». Смутьян вальяжно и не спеша отрыл дверь и застыл на входе в палату. Иваныч и Артём увидели, как через некоторое время из-за двери высунулась рука, ухватила главаря банды за ворот олимпийки и резко вдернула его внутрь. Через несколько секунд та же самая рука закрыла дверь палаты изнутри, и, пережив очередной всплеск криков и возни, больница снова погрузилась в тишину.
Иваныч уже успел дать развёрнутую оценку произошедшему, когда новенький санитар вышел в коридор, поправляя халат и утирая со лба пот. Он подошёл к медсестринской.
– Там, в третьей палате, две кровати пустые. Не подскажите, кто их занимает?
– А в коридоре двое сидят, – неожиданно уважительно ответила старшая медсестра. Анжела, кажется. – Они здесь давно уже сидят, – подтолкнула она мысли санитара в нужное русло.
Студент повернулся и посмотрел на Артёма и Фёдора Ивановича.
– Мы из другой компании, – примирительно и покорно произнес старик.
– У вас в палате профилактические мероприятия. Если там кто-то случайно сам развяжется – привяжу всю палату.
– Мы здесь посидим, – покорно ответил Иваныч, не рискуя проверять на себе правильность узлов Студента. Санитар посмотрел на Артёма, что-то вспомнил и тяжело вздохнул.
– Пожалуй, я все-таки перестрахуюсь, – сказал он, глядя Артёму в глаза. – Пойдем.
– Мы законопослушные, – попробовал отшутиться Артём.
– Пойдем, пойдем, – мирно позвал Студент.
Сопротивление было «себе во зло», и Артём поднялся на затёкшие ноги. Старику не пришлось долго находиться в одиночестве. Из палаты № 10 вышел ещё один больной, по годам близкий Иванычу, но в противоположность тому округлый и рыхлый. Подойдя к сидящему, он устроился рядом, растирая ладонями сонное, по-женски мягкое лицо.
– Что-то тихо сегодня? – вопросительно проронил он сквозь ладони, борясь с зевотой.
– Спать меньше надо. Проспал ты всё веселье, – равнодушно ответил Иваныч. Мягкие и заискивающие нотки из его голоса ушли, и старик преобразился. Он с усмешкой посмотрел на соседа.
– А что было? – спросил тот.
– Новенький в вязках практиковался.
– Много навязал?
– Наших уже всех, кроме меня. Сейчас Артёма довяжет и за мной придёт.
– Вас давно пора приструнить, – хмыкнул собеседник Иваныча. – Женю урезонить не можете, вот и огребаете постоянно.
– Иди, урезонь, – огрызнулся старик. – Урезонишь, я тебе шоколадку дам.
– Если б сто грамм предложил, я бы ещё подумал, – без обиды в голосе ответил новый собеседник. – Да у нас свой такой Женя есть.
Дверь палаты в очередной раз открылась, и оттуда вышел Студент. Он не торопясь направился в сторону поста, но, проходя мимо стариков, остановился. Его лицо расслабилось, снова став немного наивным и мальчишеским.
– Скоро обед принесут, если я вас попрошу, поможете разгрузить? – спросил он, очевидно устав от неприятной работы.
– Ну как же не помочь? – улыбнулся Фёдор Иванович, – Даже хочется размяться.
Студент благодарно улыбнулся и пошёл дальше, на ходу внюхиваясь в свои руки. Не дойдя до перегородки несколько шагов, он развернулся, заглянул в туалет, а потом снова направился к дверям усмирённой палаты.
– Что-то забыл, – сказал Иваныч и переступил ногами, устраиваясь поудобнее.
– Пошёл проверить, не развязались ли. Собачья работёнка.
Гадалка
Тумбочка не влезла в тесную кабинку лифта, и я обречённо посмотрел на своего товарища и его запачканную куртку.
– И что будем делать? – выразил я в голосе накопившееся недовольство и грусть по поводу предстоящего подъёма.