— Ну так и переспи с королевой, Дикон, — шепнула я. — Но только ты один. А потом отведи меня к королю.
Его глаза буквально буравили меня, рука соскользнула с моей головы на плечо, а затем на грудь, которую он поласкал так, как ощупывают яблоко, пробуя, насколько оно спелое. Сердце моё заколотилось, дыхание стало учащённым, тело охватила дрожь, но я по-прежнему стояла неподвижно.
— Мама! — Принц Эдуард явно осуждал столь фамильярное обращение со мной.
— Уйми своего щенка, — пригрозил Дикон. — Не то я отрежу ему яйца.
— Эдуард, — сказала я, сглотнув, — пожалуйста, успокойся. Я займусь тобой чуть погодя.
— Значит, ты будешь первый, Дикон, — сказал Джон. — А уж мы позабавимся с ней потом.
— Неужели ты поделишься королевой? — вновь шепнула я. Он нахмурился, всё ещё продолжая меня щупать. — Знал бы ты, как умеет ласкать королева, — добавила я всё таким же тихим голосом. — Но только тайно. Отведи меня подальше в лес, и я сделаю тебя счастливейшим человеком на свете.
Он колебался, но я чувствовала, что победила.
— Стало быть, ты пойдёшь со мной, — громко произнёс он.
— Если ты дашь мне время одеться.
— Одеться? — проревел он. — Это ещё зачем? Ты нужна мне голой, женщина.
— А я и буду с тобой голой, — заверила я. — В нужное время и в нужном месте. Ты хочешь лишиться удовольствия наблюдать, как раздевается королева?
Он сверкнул на меня глазами, но я чувствовала, что достигла полного интеллектуального превосходства, и с полной невозмутимостью встретила его взгляд, после чего он отвернулся, бормоча какие-то угрозы, и принялся поглощать невообразимое количество их очень крепкого напитка. Это меня вполне устраивало. Я уже знала, как мне поступить, потому что в решительности никогда не испытывала недостатка. Я натянула своё изорванное платье и встала на колени возле принца.
— Мы сейчас уйдём отсюда, — предупредила я его.
— Мама, — простонал он, — у меня болит голова.
— Прогулка на свежем воздухе — лучшее лекарство от головной, боли, — сказала я. — Мы пойдём вместе с этим джентльменом.
— Мне он не нравится, — объявил принц. — Слишком уж вольно ведёт себя с тобой, мама.
Антипатия была взаимной.
— Зачем брать с собой мальчишку? — спросил Дикон.
— Я не могу оставить его здесь, — ответила я. — Этот Уил в два счёта спустит с него штанишки.
Дикон громким смехом подтвердил моё опасение.
— Ладно, пусть идёт с нами, — согласился он, — и пусть поучится радостям жизни у того, кто знает в них толк... и своей матери. Но он должен помалкивать.
Другие члены шайки были явно взбудоражены, а Джон даже осмелился спросить:
— А как насчёт нас, Дикон?
В ответ он получил увесистую затрещину, которая опрокинула его наземь.
— Я приведу их обратно, — пообещал Дикон. — После того, как получу своё.
Он подобрал оружие, а также прихватил с собой кувшин с пивом, — я предпочла бы, чтобы он запасся этой восхитительной крольчатиной, — затем схватил меня за руку и потащил в гущу леса.
— Я пойду сама, — запротестовала я, жестом показав Эдуарду, чтобы бежал следом за нами. Я инстинктивно чувствовала, что легче обхитрить, умаслить или обворожить одного человека, чем троих, особенно если среди троицы есть мужчина с необычными пристрастиями, а рядом находятся две фурии. То, что Дикон во всех отношениях, видимо, стоил тех троих, вместе взятых, отнюдь не казалось непреодолимой проблемой. А если он напьётся ещё сильнее, можно было подумать и о бегстве, хотя предварительно следовало уточнить наше местонахождение. Поэтому я покорно тащилась за ним, а Эдуард плёлся вслед за нами двоими, пока мы не достигли речушки, возле которой нас утром схватили разбойники. К этому времени день был уже в самом разгаре, и на солнце стало почти тепло.
— Я хочу пить, — сказала я, легла на берегу и стала пригоршнями черпать воду. Что бы, интересно, сказали мои фрейлины, увидев меня в этот момент?
Дикон опустился на колени возле меня.
— Самое подходящее место, — промолвил он, кладя руку мне на шею и запуская пальцы в мои волосы, — чтобы переспать с королевой, — добавил он, очевидно начиная верить, что ему в самом деле крупно повезло.
Напившись, я тоже стала на колени. Его рука переместилась с моей шеи на корсаж.
— Мы здесь в безопасности? — поинтересовалась я.
— Да. Йоркисты пошли дальше. — Он ухмыльнулся. — Ищут тебя и старого короля. Как ты думаешь, сколько выложил бы молодой Эдуард за тебя, милашка?
Если у меня и оставались какие-либо сомнения по поводу того, что он заслуживает смерти, то теперь они окончательно исчезли. Я улыбнулась ему.
— Уж, конечно, меньше, чем французы и шотландцы. Отведи меня к маршалу де Брезэ или графу Ангусу, и они заплатят столько, сколько тебе и не снилось. — Я имела в виду, что для него построят большую, чем обычно, виселицу.
— Шотландцы, — пробурчал он, раздевая меня. Поразительный факт: мужчина хорошо знает, как выглядит женщина, но её раздевание действует на него очень возбуждающе, стимулируя его мужское естество.
— Мы недалеко от Шотландии, я знаю, — сказала я, стараясь сохранять хладнокровие; ещё один поразительный факт: когда женщину раздевают с целью овладеть ею, она не может ни на чём ином сосредоточить сбои мысли.
— Дорогой Эдуард, — бросила я через плечо, — будь послушным мальчиком и спрячься в лесу на полчаса.
— Нет, — отозвался Эдуард. Это плохой человек.
— Сейчас я отдеру его ремнём, — пригрозил Дикон.
— Он совсем ещё ребёнок, — поспешила я защитить сына. — Я сама его отстегаю, но потом. Ты не можешь меня сейчас оставить. — Ия задышала часто и шумно, правдоподобно изображая пароксизм страсти, что, однако, не было полным притворством, ибо как раз в это время он стал обнажать нижние части моего тела. — Делай, как я тебе сказала, Эдуард, не то я очень рассержусь.
Мне удалось вложить достаточную повелительность в свой голос, и он спрятался в лесу. Где именно, я себе не представляла, но знала, что найду его, как только он мне понадобится.
— Ты говорил мне о Шотландии, — напомнила я Дикону, когда он опрокинул меня навзничь, на уже согретую солнцем, на мне счастье, траву, чтобы окончательно раздеть; он даже туфли снял, чтобы лучше рассмотреть мои ноги, удивительно красивой, как и всё во мне, формы.
— Шотландия, — сказал он и махнул рукой. — Отсюда всего несколько миль до границы.
Я постаралась запомнить, в каком направлении он махнул, но тут мои мысли отвлекли другие обстоятельства. Сняв с меня всё, что на мне было, он стал раздеваться сам. Эффект оказался потрясающий. К сожалению, у самых больших мужчин не всегда наиболее важная часть их тела пропорциональна росту, однако о Диконе этого никак нельзя было сказать. По огромной выпуклости в его штанах я уже заключила, что у него есть чем похвастаться. Но оказавшись лицом к лицу, если можно так выразиться, с самим этим предметом, признаюсь, что, как ни крепилась, едва не лишилась сознания. Я маленькая женщина и опасалась, как бы меч подобной величины не нанёс мне смертельную рану, а если бы я уцелела, то меня всё равно раздавила бы эта гора весом не меньше, чем в двадцать английских стоунов[38].
Теперь, узнав в какую сторону идти, я обдумывала всевозможные пути и способы спасения. Первоначально я предполагала попробовать бежать, когда он удовлетворит свою страсть и, возможно, уснёт. Но теперь я сомневалась, что этот мой план удастся, и решила перейти к плану «Б»: как у всякого опытного военачальника у меня всегда имелось в запасе несколько вариантов.
Я неоднократно замечала, что крепкие напитки не только разжигают в мужчинах пыл, но и придают им сил для его удовлетворения. Поэтому я сказала, всячески стараясь умилостивить его:
— Не выпить ли нам за нашу встречу и будущее счастье?
— Приятно слышать такое от красотки, — вскричал он, даже если она королева. Пей!
Он протянул мне кувшин, предварительно сняв с него крышку, и я поднесла его к губам. Я хотела отпить лишь чуть-чуть, но когда подняла посудину, Дикон хлопнул по дну, так что мне пришлось проглотить куда больше, чем намеревалась; к тому же довольно много пива выплеснулось на мои обнажённые плечи. От всего этого я зашаталась, и прежде чем успела прийти в себя, Дикон схватил кувшин, поставил на землю и принялся слизывать пиво с моих грудей. Я пришла в замешательство, со мной никогда ещё не случалось ничего подобного. Я хотела было упасть в притворный обморок, но это ничего не изменило бы, потому что он всё равно положил меня наземь.
Я закрыла глаза, пытаясь как бы отстраниться от происходящего, но так как ничего не происходило, вновь открыла их и увидела, что он деловито допивает пиво. В кувшине оставалось ещё достаточно алкоголя, чтобы уложить в беспамятстве несколько мужчин, лишив их всякой мужской силы... но выпитое не произвело на Дикона никакого действия; отбросив кувшин, он принялся насаживать меня на кол: Слова «насаживать на кол» я употребляю в самом буквальном значении, ибо он взял меня не так, как это обычно делают христиане, и даже не по мусульманскому обычаю, излюбленному Брезэ, а просто схватил и, посадив верхом на бёдра, вонзил в меня своё здоровенное копьё. Разумеется, я была ошеломлена и встревожена, однако не могла не пожалеть, почему ни один из моих любовников никогда не применял такой великолепной позы. Я даже не подозревала, что мужчина может так глубоко входить в женщину, к тому же такое положение позволяло Дикону одновременно ласкать всё моё тело, от грудей до ягодиц, что он и делал с большим одушевлением.
Это бурное совокупление вытеснило из моей головы все мысли о побеге; когда он наконец позволил мне лечь рядом с собой, я была совершенно разбита. Конечно, нечего было и надеяться на то, чтобы страсть и выпитое пиво могли довести его до подобного же состояния. Поэтому первой моей мыслью было попробовать заручиться его поддержкой.
— Отведи меня к шотландцам, Дикон, — предложила я, — и будь отныне моим верным слугой.
Он со смехом перевернул кувшин, оказавшийся совершенно пустым.
— Тебе не нравится моё предложение? — спросила я, садясь.
— Ты королева, — ответил он.
— Разве я не удовлетворяю тебя как королева? И разве я не доказала, что настоящая женщина?
— Сомневаюсь, чтобы среди королев сыскалась какая-нибудь лучше тебя, — ответил он. — Но ты единственная, которую мне удалось попробовать. Как женщина ты не так уж плоха. Но я знавал лучших.
Если бы взгляды могли убивать, этот негодяй был бы мёртв в тот же миг, но он даже не смотрел на меня.
— Ты просишь отвести тебя к шотландцам, но ведь они сразу же повесят меня, — продолжал он. — К тому же шотландцы большие скареды. Но если бы они даже и заплатили мне хорошие деньги, ваше величество, как только я перестал бы быть полезным, ты сразу же отделалась бы от меня. Нет, нет, конечно, мы оба будем помнить о нашей приятной встрече, но отныне наши пути расходятся.
— Ты хочешь покинуть меня здесь, с принцем? — спросила я, не зная, радоваться ли мне или огорчаться.
— Покинуть свою королеву? Никогда. — Последовал взрыв грубого хохота. — Я отведу тебя туда, где тебе окажут самый радушный приём. Клянусь Богом, я отведу тебя к самому королю Эдуарду. Тут-то я и смогу огрести хорошие деньги, И мне не придётся делиться ими с этими олухами. Потому-то я и забрал тебя с собой. Ха-ха. — Он спустился к воде и, пригнувшись, стал, пить, шумно прихлёбывая.
Сомневаюсь, что хоть какой-нибудь женщине наносили подобное оскорбление. И я знаю, что подобное бесчестье не приходилось терпеть ни одной королеве. В конце концов, я сделала всё возможное, чтобы удовлетворить его желание, хотя всё моё существо противилось этому. А затем была отвергнута, точно ничем не лучше всякой другой женщины!.. Это возмутило меня даже сильнее, чем его намерение передать в руки врагов. Со всех сторон мне грозила погибель. До сих пор мои мысли вращались исключительно вокруг двух возможностей: бежать или, обольстив этого неотёсанного мужлана, превратить его в своего верного слугу. Было очевидно, что вторая возможность отпала, вряд ли можно было рассчитывать и на то, что мне удастся бежать от такого ражего детины, способного перепить кого угодно. Оставался один-единственный выход.
Всякий, кто по воле случая прочитал эти мои записки, без сомнения, уже убедился, что под красивой, типично женской грудью было сердце настоящего мужчины. Как часто я стремилась повести моих солдат в самое пекло сражения и, возглавляя их, победить или умереть! Но меня, всегда отговаривали мои советники-мужчины, напоминая о моём долге перед королём и грядущими поколениями в лице моего сына. Но я хорошо сознавала, что если сейчас не поступлю, как подобает герою, то навсегда потеряю и короля и сына, да и сама буду обречена на верную гибель.
Я не колебалась. Как бы там ни было, этот человек — закоренелый преступник, разбойник, предатель, убийца... к тому же он посмел надругаться над своей королевой. Моя ярость усугублялась тем презрением, которое он выказывал к моим физическим способностям, без всякого опасения повернувшись ко мне спиной. Я схватила обеими руками его валявшийся на земле меч и со всей силой опустила на шею пьющего негодяя!
Не издав ни звука, он повалился вперёд, в воду. Но по отсутствию крови я заключила, что он не мёртв; я отнюдь не отсекла ему голову, как намеревалась, а только оглушила его; это и понятно, ведь я никогда не училась владеть мечом.
— Хороший удар, мама, — похвалил меня принц, видимо всё это время наблюдавший за нами. Момент был неподходящий для того, чтобы смущённо оправдываться принц, во всяком случае, не проявил никакого замешательства, встав рядом со мной. — Но я сомневаюсь, что он мёртв. Почему бы не пристрелить его?
Я посмотрела на Дикона, лежавшего лицом в воде, а затем на сына.
— Я не знаю, как заряжать арбалет.
— Зато я знаю, — сказал он, лёг на спину и напряг ноги, чтобы натянуть тетиву, а затем протянул мне заряженное оружие. — Целься между лопаток, — посоветовал он.
Так я и сделала, и, хотя отдача опрокинула меня на спину, результат оказался вполне удовлетворительный. Приподнявшись, я увидела, что стрела наполовину вошла в тело Дикона; вода вокруг несчастного малого окрасилась в цвет крови.
— Хороший выстрел, — объявил Эдуард и взял у Меня оружие. — Однако тебе придётся выстрелить ещё раз. — И он снова принялся заряжать арбалет.
— Ты уверен, что он ещё жив? — спросила я:
Тело Дикона слегка покачивалось на мелководье, но, зацепившись за упавшую корягу, не уплывало. Я не сомневалась, что к этому времени он уже захлебнулся.
— Надо удостовериться, что он мёртв, — заявил мой развитый не по годам сын. Я думаю, что ему нравилось управляться с арбалетом. Во всяком случае он заставил меня ещё дважды выстрелить в груду неподвижного мяса. — А теперь, мама, — сказал он, — пожалуйста, оденься. Неприлично ходить нагишом, к тому же ты можешь простудиться.
Глава 14
Такие вот происшествия, подобные этому случаю с разбойником Диконом, весьма способствуют скреплению близости между матерью и сыном. Мы и всегда-то были близки, а теперь стали как две родственные души.
Разумеется, мы никогда не открывали всей правды о пережитом. Это, как сказал бы принц Эдуард, неприлично. Позднее, рассказывая о своих злоключениях герцогине Бурбонской, я только упомянула, что во время бегства на нас напал огромный, свирепого вида разбойник, который угрожал нам смертью, но как только я объявила, что королева, он переменился и стал нам помогать. Всякий, кто поверил бы этому, поверил бы и любой другой байке. К счастью, особы королевской крови, а также всякие щелкопёры, которые подхватывают каждое их слово, будь то мудрое изречение или какая-нибудь скандальная сплетня, с готовностью верят: все простые люди в глубине души хранят лояльность по отношению к ним.