Память совести или совесть памяти - Игорь Сотников 3 стр.


      «Ну а как же сопутствующие его положению возможности, власть, богатство. Разве это не достойная плата за его, так называемую подчиненность?», – спросит достойный, как он думает, большего. «Почему бы и нет!», – соглашусь я. – «Вот только они, почему-то, всё больше находятся в подчинении у этих самих сопутствующих вещей, как богатство и власть. Даже не знаю и почему!». «Вот когда узнаешь, тогда и скажешь, а сейчас лучше не говори о том, в чём не разбираешься!», – заметит грозный господин в золотой оправе для очков.

      Лу же, садясь в свой автомобиль, называет адрес водителю, и они мчатся на очередную его встречу в ресторан. Там у него запланирована аудиенция со своими давними партнёрами, а также с несколькими блюдами из меню ресторана. Если с первыми всё более менее ясно, то со вторым объектом встречи – ещё решение не принято. Желудок ещё с утра (почему-то?) очень сильно разговорчив, и это обстоятельство слегка беспокоит нашего героя.

      Ведь, кажется, нет причин для этого, и он не особенно много, или скажем так, относительно немного вчера выпил, и при этом даже не был непоследователен в своих действиях, укладываясь спать, где не попадя, а целеустремлённо взял, и спокойно лёг в кровать. И ведь совсем не важно, что в ней в тот момент уже присутствовала парочка так влюбленных друг в друга гостей. Разве им жалко уголка кровати, где так мирно улёгся уставший хозяин квартиры. И что страшного в том, что он слегка помят и невкусно пахнет из-за пролитого на себя вина. А разве грязная обувь может встать между ними. Хотя, её всё-таки надо было поставить на пол, а не в виде разделительной полосы на кровать.

      Но нет, и они даже не снизошли до понимания уставшего хозяина, и уже после словесной перепалки, выдворились куда-то вон из дома. А ведь он всего лишь хотел поделиться своим теплом с незнакомыми для себя людьми. Правда, надо признаться, что в тот момент он вряд ли мог кого бы то ни было узнать, уж больно он был удручён выпитым. И поэтому он, столкнувшись с таким непониманием, не найдя для себя успокоения в кровати, расчувствовался, и всю меру своего огорчения выплеснул на свою домашнюю прислугу, в частности на телохранителей. Где в особенности досталось тому, энергично подающему надежды, а ещё, по настойчивому требованию хозяина, подливающего вино в бокалы.

      Скажите, что это не входит в его обязанности? Отвечу: «Скажите это вон тому типу, от которого зависит ваша зарплата и, в данный миг жизнь, так как ваше оружие в данный момент находится в его руках и направлено на вас». Но Лу надоедает махать оружием, его вновь окутывает меланхолия, и он, присев на ступеньку, погружается в задумчивое созерцание отражения самого себя в своих лакированных туфлях.

      Трудно сказать, чем ему не угодил тот тип в отражении, но, видимо, его гримасничанье совсем не пришлось по нраву нашему Лу, и он, вскипев от бешенства, схватив бокал, со всего маху угодил им в ухо нашему подающему надежды охраннику. И ведь всегда такая напасть, как только решишь засветить бокалом кому-нибудь в глаз, то непременно промахнёшься и скорее разобьешь его об пол рядом с собою, чем попадешь в цель, а тут – такая неожиданная удача. Ну и поделом охраннику, раз не смог оградить тело хозяина от ударов судьбы, так что всё по делу и по существу. Ведь душа, терзаемая сомнениями (в свою очередь усиленными парами алкоголя), также не даёт покоя и телу. И она все свои душевные порывы берёт и переносит вовне, тем самым, заставляя это тело принимать на себя различные удары судьбы в виде падений с лестницы и неудачных проходов мимо косяков. Но всё же, в конце вечера, он, то ли от потери сил, то ли скрученный охраной (что является наветом не благожелателей), был всё-таки водворен в комнату и уложен назад в кровать.

      А ведь утром никто из охраны и не заикнулся о его вчерашних поползновениях дать кому-нибудь из них в нос. Так что версия о том, что он был вчера кем-то из охраны скручен, не выдерживает никакой критики. Правда, судя по виду одного из охранников, ему всё же удалось заехать одному из них в ухо. Но ничего страшного, видимо, он был туг на ухо, и Лу пришлось разрядить обстановку непонимания с помощью таких действенных методов. На то он и слуга, чтобы находить общее понимание со своим хозяином.

      Конечно, сейчас не те прежние времена, когда слуга был опорой и почти членом семьи хозяина. Сейчас эта категория людей называется «наёмный персонал», и от него уже не стоит ждать той преданности и верности, так присущей слугам прошлого. И теперь на место обслуги пришёл интерьер, необходимый для обозначения твоего общественного статуса. И ведь какие-то слова неживые всё чаще употребляются по отношению к казалось бы живым людям. «Телохранитель», тоже что и валенок – «ногохранитель», можно смело употреблять к любому виду согревающей одежды. «Бойфренд», здесь хоть слово и заимствовано из иностранного лексикона, но в адаптации к нашим реалиям можно только употреблять: бл… ть, бл… ть… – так и слышится эхо от крика очередного френда твоей подружки, после того, как ты покажешь ему свой бой.

      Но что же наш слегка удрученный охранник? Вот Лу выходит из дома, чтобы отправиться на встречу и, проходя мимо охранника с разорванным ухом, смотрит на него немигающим взглядом. И что вы думаете случилось дальше? «Что, что. Да зарядил ему охранник так, по самое не хочу, что Лу и забыл про свои помидоры, летя кувырком через свою голову!», – выдвинет свою версию очень справедливый человек. Но в мире нет справедливости, или же может потому, что всё же слуги никуда не исчезли, а поселились глубоко в человеческой душе. А в нашем охраннике, как раз по хозяйски и расположился один из них, и которому для его комфорта проживания не нужны никакие честолюбивые тревоги человеческого я.

      Так что наш Лу, не встретив сопротивления, ни свободного духа охранника, ни собственной совести, спокойно добрался до своего автомобиля, где, садясь в него, решил, что разодранное ухо охранника, будет портить интерьер внешнего фасада дома, и что, вообще, раз он не смог себя оградить от пьяных поползновений – то тогда и его, Лу, сохранность находится в опасности, – то надо бы его уволить. А пока что у него есть более важные дела, и он, сев в автомобиль, унёсся на встречу, где мы и застали его беседующим с Консультантом.

      Но вот Лу прибыл в ресторан, где у него должна состояться встреча с его партнёрами по бизнесу. Хотя, по большому счёту, эта встреча скорее была заседанием нескольких давно друг друга знающих людей, собирающихся за столом, чтобы за между прочим (их бизнес), перекинуться своими мыслями по поводу современной событийности, пытаясь тем самым понизить свой дефицит общения. «И даже как-то странно об этом слышать!», – могли бы они возразить, не подумавши.

      Ведь казалось бы, что при всей их общественной жизни, когда приходится быть в гуще событий, когда к твоим словам не просто прислушиваются, а исходя из них делают выводы и прогнозы, разве может возникнуть какое-то подобие (как там назвали?) дефицита общения. Но мы не будем их переубеждать, да и не сможем, ведь демагогия их конек, и они в два счёта заткнут нам рот. И мы даже не станем заглядывать в глубину их души, откуда исходит эта волнительная побудительность, заставляющая их раз за разом встречаться вместе в одном и том же месте. Пусть это останется на их…? Их, а вот на чём, то я, пожалуй, и сам не знаю.

      Что же рассказать о тех великих людях, с кем так часто столовается наш Лу. Ну это были его старшие деловые партнёры по ведению бизнеса, как в плане владения инвестиционного портфеля, так и в плане возраста. Лу же для них, несмотря на его положение, был своего рода ученик, типа Пралинского, которого они учат уму-разуму. Им импонировал их прилежный, внимательно слушающий ученик, и от этого они, даже иногда выпив лишнего, рассказывали также немало лишнего, чего в принципе не следовало бы делать. Ну а Лу не видел в этом для себя (в таком к себе отношении) ничего обидного. Он слушал их разглагольствования и, поддакивая им, только смеялся про себя, а уже когда оказывался у себя дома, сверяя баланс поступивших средств, и вовсе разрывался от смеха.

      На этот раз за столом, кроме его известных партнёров, чьи имена мы не будем раскрывать в виду их большой известности, ведь эта их известность является той веской причиной, чтобы не предавать их имя известности, иначе сопутствующие с их стороны известные шаги, приведут к известным последствиям (да чтоб тебе пойти подальше по известному адресу!!!). В общем, вместе с ними за столом находилась ещё одна известная (своей известностью) весьма колоритная личность. Весь внешний вид которой: взъерошенная причёска, костюм, свободный от правил сопоставимости, как цветовой гаммы цветов, так и предметов входящих в ансамбль, не оставлял вам сомнений в принадлежности этого типа – это был представитель прогрессивного человечества.

      «Но вы что-то уж совсем заговариваетесь, заявляя о принадлежности. Разве может либерал кому-то принадлежать? Заблуждаетесь господин… Как вас там?», – возмутится сей тип человеческого я. «Да, конечно, прошу прощения. Ведь я совсем забыл, что свобода это дорога с односторонним движением!», – пытаюсь оправдаться я. Но что же делает здесь, среди нас, простых смертных, сей выдающийся человек? А оказывается всё просто. Они, представители сего свободного течения, ещё не достигли всех вершин свободы и скорбно должны признать, что всё-таки земное, человеческое, зачастую берёт в них верх, и им приходится идти на поводу требований их желудка. В общем, скажу без всякой патетики, наш Веня (а именно так звали эту выдающуюся личность) был приглашён на обед нашими деловыми партнёрами, дабы он мог внести свои предложения по дальнейшей деятельности спонсируемого нашими партнёрами проекта просветительной направленности в сторону тех ценностей, которыми дорожили его спонсоры (вот так у них всё и всегда непонятно, или же свободно от смысла звучит). Иначе сказать, наш Веня был рупором, глашатаем свободной мысли, ещё треплющейся в головах у некоторых представителей большого бизнеса. И он как любой рупор, имел громкий голос и стальные нервы, но при этом для смазки его связок всегда требовались дополнительные средства, ради которых он и присутствовал здесь, в кругу сильно-уважаемых им господ.

      Веня же, прибыв на встречу и, решив, что на голодный желудок трудно соображается (да к тому же и отказываться совсем невежливо), и поэтому, не долго думая, последовал примеру приглашающей стороны и накинулся на мясные блюда, дабы восполнить свой запас железа, так необходимого для твёрдости его убеждений. А ведь голод имеет странный побочный эффект, так с его возникновением ваши убеждения начинают терять свои силы, подтачиваясь сонмом сомнений, и в твоей голове уже зреет провокационный, неумолимый вопрос: а стоит ли оно тех жертв? На который, в конце концов, всегда слышится один и тот же ответ, правда, так трудно различимый из-за набитого рта говорящего. Вот сытость, да ещё с накопившемся жирком, то это совсем другое дело, она создаёт у борца за справедливость ощущение твёрдой основы, на которую он может опереться, черпая из неё свои силы. Всё-таки материалисты со своим тезисом о первичности материи, всегда сумеют вставить палки в колеса их противникам, идеалистам безнала.

      Что ж, когда наш герой подошёл к столику – то застал следующую картину: его партнёры, не спеша ковыряясь в блюдах, вели меж собой застольную беседу, когда как их гость, решив, что будет лучше им не мешать, в одиночку пересчитывал пёрышки у принесённой официантом птицы.

– А я ведь говорил Каланче. Не торопись. Подожди. Ведь для того чтобы выйти на большую политическую сцену, нужен какой-нибудь взрыв. Штиль в политической жизни – самая неблагоприятная погода. Но нет, он никого не хочет слушать, – рассуждал степенный партнёр в очках с золотой оправой.

– Так, наверное, с его места ему видней, – засмеялся второй степенный господин, склонный к язвительным шуткам над другими участниками-партнёрами рынка, а также страстно любящий поучаствовать в играх на фондовых биржах, где его шутки с голубыми фишками часто оставались недопонятыми, и приводили к обвалу рынка.

– А вот, наконец-то, и ты, – заметив Лу, сказал благодушный степенный господин.

– «Ай-Ти», чего задержался? – опять подшучивая, добавил язвительный господин.

– И не просите, я свою долю не продам. Говорил вам, что за ай-ти-технологиями будущее, – улыбаясь, ответил Лу.

– Ладно, ладно. Давай присаживайся, – сказал язвительный степенный господин. – Кстати, познакомься с будущим уже наших информационных технологий, с Вениамином, мастером слова риторики. И я скажу – он может всё, и даже больше. Ведь каждый продвинутый политический риторик, использует своё риторическое имя на всю катушку, имея право не отвечать за свои слова. Ответ вы, конечно же, получите, но ответственность за него – вряд ли вам гарантирована. Вот такие у нас работают кадры.

      Веня же, когда речь зашла о нём, отставил от себя тарелку и, с казалось бы смущённым видом, стал слушать свою презентацию. Что поделать, наш Веня очень скромен в кругу столь известных господ, и по его виду вряд ли догадаешься, что именно он – тот пламенный оратор, громящий и пускающий под откос эшелоны коррупционной власти. «Но в чём же дело, и что послужило столь странной метаморфозе?», – спросит проницательный читатель. «Да, пожалуй, вы не слишком проницательны, раз спрашиваете об очевидных вещах!», – корю я за наивность проницательного читателя.

– Вениамин, что вы стесняетесь? Давайте, расскажите нам вашу теорию голоса избирателя в связи с его избирательностью, – хлопая по плечу Веню и, посмеиваясь, заявил язвительный господин.

– А я не вижу в этом ничего смешного! – вдруг разошёлся покрасневший Веня, затем снял очки, протёр запотевшие стекла и, одев их, продолжил источать свой гнев. – Да, я имею на этот счёт своё неоспоримое мнение. И скажу со всей ответственностью, что нет ничего более эфемерного, чем голос избирателя. И даже для самого избирателя, его голос – есть нечто непостоянное, имеющее характер налёта. Это то же самое, что и твоя голосовая речь, услышав со стороны которую, ты с трудом можешь распознать её, а распознав – останешься весьма этим недоволен, и получается так, что ты скорее отдашь предпочтение чужому голосу, чем своему. Так что «избирательность избирателя», скорее прислушается не к своему голосу, а к чужому, поданному в нужном месте и с нужной интонацией. – На одном дыхании отрапортовал, пылающий от самосознания своей личности, Вениамин.

– Ну, не надо так экспрессивно, – заметил степенный господин, успокаивая Вениамина.

      Веня же, решив для себя: «Что с них взять ещё, кроме презренного металла!», – залил внутрь себя бокал вина, и тем самым успокоил рвущееся наружу желание декламировать, прижигая калёным железом язвы этого мало свободного общества. Затем они обменялись рукопожатиями, и Лу присоединился к сотрапезникам, чтобы составить им компанию, для чего и погрузился в принесённое официантом меню. А его партнёры, решив дать ему время как следует освоиться, вновь погрузились в свои насущные дела, когда как Веня, придвинув к себе тарелку, вновь принялся доделывать недоделанное. Ведь, что поделаешь, вот такой он человек, раз взялся за дело, то всегда доводит его до конца. Степенные же господа, вновь продолжили свою беседу о человековидении, и его роли в политической жизни общества. Ведь вопрос: человек для политики, или политика для человека – так и остался нерешён для человека-политика, также как и для политика-человека.

– А ты меня вчера у Соловья лихо припечатал, – улыбаясь, начал разговор благодушный степенный господин, – я аж вначале чуть дар речи не потерял.

– Бывает, – покряхтывая от удовольствия, ответил его вечный антагонист медийных площадок, язвительный степенный господин.

      Но давайте оставим закулисье в распоряжение самих кукловодов и манипуляторов, ведь иначе мир станет скучен, лишившись всех своих тайн и загадок. Разве нам интересен сам механизм работы системы? Нам более по нраву красота самих кулис, с их огнями и переливами красок, а за ними – всё тускло и мрачно, да и кардиналы, и то всё сплошь серые. А так немного налётного престижа, и вы, сидя у себя дома напротив экрана, предаетесь разгадке очередного квеста в поисках правых и виноватых, которые, чувствуя все мимолетные желания публики, стараются донести до нас хоть что-то.

Назад Дальше