А ведь Лу в этот момент забыл о той существующей опасности, которая исходит от твоего долгого стояния на одном месте. А если ещё и смотреть при этом немигающим взглядом на текущую воду, то… Кто знает, что можно дальше увидеть и во что впасть. Ведь сопряжённая с этим текучим действием опасность, заворожиться потоком сознания, а не воды, и уйти в вечность, погрузившись в мыслительную глубину при виде этой текучести, весьма не редкая вещь. И только небезграничность вместимости ванной спасла нашего героя от забвения в этой глубине познания вечности. Так наполненность ванны водой, заявив о себе переливом воды через край, заливая при этом ноги Лу, привели в чувство нашего мыслителя, и он кинулся перекрывать воду.
Но его горячность вместе со скользким полом привели его не совсем к тем результатам, на которые рассчитывал он. Так поскользнувшись на мокром полу, Лу, надо отдать ему должное, весьма художественно погрузился в свой автономный водоём, совершив при этом очень запоминающиеся полётные обороты. Но если для нас, находящихся по другую сторону литературного листа, они были скорее незапоминающимися, то для самого Лу, приземлившегося, или вернее сказать, приводнившегося головой об стенку ванны – стали даже очень памятным событием. Ведь именно то событие является наиболее памятливым и откладывается в твоей душе, если оно хоть на мгновение, но приводит вас к беспамятству, вот таков парадокс нашей памяти, и с этим ничего не поделаешь, если разве только не забываешь о нём.
Между тем Лу, зацепив головой стенку ванны, сползает с неё и погружается с головой в этот омут воды. Ну а кто хоть раз погружался с головой в воду в своей или чужой ванной, может подтвердить, что звуки, исходящие извне, совсем по-иному слышимы под водой. Каждому издаваемому звуку сопутствует свой определённый гул, видимо, возникающий из-за препятствующей его движению повышенной плотности воды. Лу же, оказавшись с головой в воде, из-за такой внезапности своего погружения и не успел ничего расслышать, да и не об этом он думал в тот момент. Вынырнув назад на поверхность, Лу протёр глаза, и заметив кровь из раны над бровью, сделал вывод, что падение всё-таки прошло не без осложнений для него. Он омыл лицо, а затем закрыл льющуюся воду.
– Ну, как вы? – неожиданно Лу услышал обращённый к нему голос Консультанта.
– Да ничего, как видите, – совсем без удивления и понимания, смотря в сторону Консультанта и, как ему показалось, ещё стоявших за ним двоих незнакомцев, сказал Лу, потирая свою бровь.
– Так значит, ваше предложение обмена, посредством погружения, вполне работает, – продолжил Консультант.
– Ну, раз вы так говорите, то мне ничего не остается делать, как согласиться с вами, – с каким-то безразличием ответил Лу, всё также сидя в ванной.
– Ну тогда, на первый раз достаточно. Так что давайте сделаем обратный обмен, – без интонации продолжил Консультант.
– Давайте. А что я должен сделать? – мало что соображая и пребывая во всё в той же прострации, ответил Лу.
– Вспомните, где вы только что находились, и что делали. И с этими мыслями погрузитесь обратно с головой в воду, – предложил Консультант.
Лу, находясь в состоянии, когда от последних его шагов зависит его сонный покой, подчинился требованию распорядителя сна и вновь погрузился в воду. И на этот раз вынырнув обратно из воды, он уже не застал кого-то из посторонних в своей ванне, да и были ли они, кто знает? Плод ли воображения это был, или побочное явление, как результат падения и удара головой, трудно сказать, а тем более, вспомнить завтра. Так что Лу не стал задумываться о странностях своего воображения, которое не раз извлекало из глубин его фантазии такие сюжеты, что только сильно выпивший мог бы найти в них крупицу понимания в…
Он, выбравшись с осторожностью из ванны, добрался до кровати, где и был сражен своей усталостью.
Глава 4
– А, вот ты где. Что мне нравится в нём, так это его последовательность и твёрдость убеждений, не выбирающих мягкую постель, а принимающих вызов и бросающихся всем своим телом на твёрдую амбразуру жесткого паркета, – сквозь тяжелый сон услышал Лу иронию Геры. Лу же приоткрыв находящийся в более удобном положении глаз, увидел стоящего над ним Геру.
– А ты какими судьбами? – только и спросил Лу.
– Вот те на, – смеясь, ответил Гера.
– А в чём дело? – приподнимаясь с пола, проговорил помятый Лу.
Да, да, вы не ослышались, именно с пола. А ведь ложился-то в кровать, но что поделать, если земное тяготение избирательно в своих действиях. И если на кого-то сильно давит атмосферное давление, заставляя скакать его сердце, то наш Лу подвержен совсем другой напасти, а именно, земное притяжение слишком тянет его к земле. Так что стоит ему слегка ослабить свой контроль над телом с помощью отвлекающих напитков, то в это же мгновение земное притяжение подключается и начинает работать на подгиб нашего Лу. Так, после первой же рюмки, если его дух воспаряется ввысь, то его тело, в свою очередь, начинает частично сникать вниз. Его плечи получают свой разворот, и вместо того, чтобы быть, как подобает мужчине, расправленными, они, в нашем случае, берут и опускаются вдоль его тела. Следом за ними, в процессе нового дозирования, живот, потеряв свою твёрдость, расплывается в злобной улыбке и, расширяясь, требует от брюк ослабить давление хоть на одну пуговицу. Если же они не прислушиваются к этой просьбе, то усилившаяся настойчивость живота после дополнительной зарядки, уже не желает слушать их доводы о существующих приличиях и с напором вырывает с корнем пуговицу, уже показывая всем своё пузо.
Но и это ещё не всё, так коленки вдруг начинают осознавать свою большую значимость в структуре организма, ведь уже не раз за вечер приземление на них спасало нашего Лу, правда, и задняя часть организма могла с тем же основанием заявить о своих правах, и только её мягкотелость не позволила ей вмешаться в данный диспут. Так вот, наши коленки, осознав свою значимость, дабы склонить его на свою сторону, начинают подгибать под себя тело Лу. Но и Лу не так прост, как кажется, и ещё не было ни одного случая, чтобы телесность так легко могла взять над ним верх. Нет, ей еще нужно с ним побороться, и вот, весь дальнейший вечер происходит в борьбе его телесности, взятой в союзники с земным притяжением, с духом Лу, не желающим впасть во власть приземленных желаний.
И ведь что интересно, что не только наш Лу подвержен такому особому выборочному земному притяжению, и у него есть огромная масса последователей, правда обитающих в особых клубных зонах, что, в принципе, может нам дать ключи к раскрытию этой загадки. Возможно, в этих зонах существуют своего рода земные аномалии, действующие подобным образом на людей. Ведь существует же «Бермудский треугольник», со своими таинственными исчезновениями кораблей, а наши клубные аномальные зоны, тоже в своём роде приводят к пропаже хоть и не столь крупных объектов, но всё же, провалы и потеря памяти попавших сюда – чем не таинственное исчезновение, требующее особого внимания. Так что здесь берут не массой, а массовостью.
И вот, попав под влияние этой аномальности, наши прожигатели жизни под воздействием притяжения земли и обретают такой удивительный вид, что, в принципе, не сильно их выделяет из общей массы таких же удивительных индивидуумов на всё смотрящих, как в первый раз. И что интересно, то их такая особенная стать, безумно-удивленный взгляд, рубаха с пузом навыпуск, ботинки, вывоженные в грязи и, конечно же, принятый тренд в кругу особых оригиналов – расстёгнутая ширинка, кажутся весьма харизматическими и привлекательными для местных нимф.
Но неужели они столь проницательны, что могут увидеть сквозь налёт пролитого вина и разорванной рубахи ту душевную стать, присущую носителю часов «Филип Патек»? Но нет, всё же найдутся злопыхатели и со своей язвительной точки зрения заметят, что именно такие часы и заметят наши нимфы, чем и будут привлечены к объекту своих желаний. Но мы не будем слушать эти приземленные наветы не имеющих таких часов злопыхателей, и останемся при своём иллюзорном мнении.
Но что же с Лу? Совладала ли с ним приземленность? Нет! Он всё борется, и вот уже кажется, что наш Лу хоть и на полусогнутых ногах, но устоит перед земным притяжением, но тут, как всегда, опасность приходит оттуда, откуда её не ждешь. Твои духовные метания, стремясь найти для себя душевное пристанище в обществе тобою же и одухотворенных лиц женского пола, приводят вас в одно из уютных мест, где можно с комфортом и без помех успокоить свою душевную требовательность. Вот тут-то, ты и получаешь подножку и, как всегда, приземляешься в свою телесность, покупая ей обратное такси по тройной таксе.
И что же Лу, неужели он расстроился? Наверное, всё-таки да, раз он вновь открывает бутылку, и с блаженной улыбкой заливает новую дозу в свой организм. «А что поделаешь. Ведь у меня есть мечта. Я хочу научиться летать. А самый близкий путь к этому – левитация, которая зиждется на разности полюсов земли и тела. По моим же расчетам – земля всё-таки имеет положительный полюс, а мы, животный мир скорее несём в себе отрицательный заряд. Так вот, чтобы его усилить, я и веду подобный образ жизни!», – подводит основание под своими действиями Лу.
Глава 5
– В чём дело? Сегодня у нас общее собрание коллектива, тобою и анонсированное, – вбивает слова в голову Лу Гера.
– Но как ты оказался у меня? – Лу попытался восстановить ход событий.
– Давай иди, приводи себя в порядок, – кинув ему полотенце, засмеялся Гера.
Лу же, сгорбленный и примятый уже собственной совестью, которая, решив отомстить за печень, принялась за свои утренние терзания: «Ну что, красавец!», – начала совесть, глядя ему прямо в глаза из зеркала. – «Как самочувствие?». Лу взял зубную щётку и молча начал чистить зубы, ведь не ему ли не знать, что её не переспоришь, её можно разве что только заглушить. «Что-что?», – возмутилась совесть, для которой ничто не остаётся не замеченным. – «Так ты ещё и пить собрался?», – заорала она так, что это даже отдалось в его висках. «Да потише, ты!», – держа щётку во рту, схватился Лу руками за свои виски. «Так что, пить ещё будешь?», – не унималась совесть. «Не буду!», – пробурчал Лу. «Обманешь же?», – снисходительно спросила она. «Ага!», – покачал в ответ головой Лу. «И как жить дальше будем?», – спросила она. «Наверное, по прежнему…», – сведя плечи, ответил Лу. «Ну, тогда я с тобой не разговариваю!», – обиделась совесть и ушла в себя. «Наконец-то!», – обрадовался Лу, дочищая зубы. «Я всё слышу!», – где-то эхом отразился голос совести…
Оставшись наедине с самим собой, Лу продолжил с остервенением вычищать свои зубы, пока не удосужился всё-таки немного посмотреть по сторонам, а посмотреть – было на что, как, впрочем, и всегда после бурного вечера. Масштабы разрушений были не столь значительны, из чего Лу сделал вывод, что, по всей видимости, вчера было не слишком весело (даже можно сказать: слегка уныло), если всего лишь подтопили ванну, да свернули кран, принявший теперь изящную форму фонтана. Хотя разбрызганная кровь на стенах ванной, всё же слегка смягчила эту унылую картину, заявляя: что всё не так уж плохо, раз кому-то ещё и кровь пустили. Заметив же последний кровяной штришок, Лу машинально схватился за свою разбитую бровь, – он вынужден был к вящему своему неудовольствию признать, что вчерашним ванным дизайнером всё-таки был он. И тут вместе с этим памятливым воспоминанием в его голове пронёсся калейдоскоп вчерашних похождений.
…Изящно обойдя «белокурицу» на выходе из ресторана, Лу, почувствовав одиночество, вдруг решил навестить свою сестру, работающую, как и все сестры важных господ в одном из благотворительных фондов, и это не их блажь, а всего лишь объективная реальность. Ведь наши «архи», очень застенчивы и скромны, они не могут вот так напрямую нести добро людям. Для этого ими используется посредник, тот самый благотворительный фонд, который приносит: как добро самим несущим добро, в виде весьма немаленьких зарплат (но таков удел всех, кто взял на себя столь ответственную миссию), так и добро, которое доносится до всех нуждающихся в нём. Ведь должен же сомневающийся человек видеть, что добро всегда полезно – как для получателя, так и для самого дающего. И не зря посредники между богом и человеком, несущие в мир его слово, так пышут богатством. Всё имеет свой проникновенный смысл и символизм, так и человек, видя это богатство и славу, всенепременно отбросит все свои сомнения и вступит в эту лигу добра. Наверное, оттого-то так высока конкуренция на этой стезе добродетели, раз не всем удается туда протиснуться и создать свой благотворительный фонд.
Сестра же Лу, Надежда, как и все сестры «архов», занимала пост руководителя этого «фонда спасения утопающих», а с каким девизом – вы, наверное, сами знаете. Хотя, быть может, я не столь объективен, и Надежда заняла место руководителя исключительно благодаря своим деловым и личным качествам, да и символизм, исходящий от её имени – чем не аргумент в поддержку этого мнения. Но нет, везде и всегда найдутся маловеры, которых, как они говорят, на мякине (и надежде) не проведёшь: «А разве фонд существует не на средства братца Лу?», – с подковыркой заявят эти злобные мизантропы. «А я бы вас попросил без фамильярности, и скажу, что это всего лишь косвенные доказательства, и Надежду выбрали при весьма открытом голосовании!», – сражу я этим своим откровением сих зловредных господ. «Угу, в кругу семьи!», – всё же добавят любители дёгтя. Но мы их не будем слушать, а будем с удовольствием упиваться своим медом, оградившись от сих недостойных господ.
Что же касается самой Надежды, то она была всего лишь на пару лет младше своего брата, но при этом выглядела даже несколько старше его, но это неудивительно, ведь общественная нагрузка всегда возьмёт и не преминет сказаться на тебе, как в плане личной жизни, так и на твоём внешнем виде. Всё-таки Надежда слишком уж сильно отдавалась работе, раз имела такой изможденный вид. Но таковы реалии жизни: если «некому» отдаваться вне работы, – то приходится полностью отдаваться «чему-то», но уже на работе. И эта отдача редко приносит удовлетворение всем участникам этого цикла: как субъекту, так и объекту. И ведь сразу и не поймешь, что стало первопричиной такого положения вещей – ведь когда-то у Надежды была благополучная семья, со своими планами на будущее. Но после того как её брат решил ей помочь в финансовом плане, поставив её на руководство фондом, как-то всё разладилось у неё в семье, и всё чаще на смену мыслям о семейном вечере, приходили думы о рабочих буднях.
Но как говорят, не только одна работа стала причиной охлаждения Надежды к своей семейной жизни. Память о первой своей чувственности (при встрече с героем её прошлых грёз, работающим у Лу доверенным лицом) изменила весь уклад её прежней жизни, и она, забросив свой дом, всё чаще стала пропадать на работе, дабы влить в эту старую памятливость новые ощущения во исполнение грёз наяву. Но запретная для законов приличия (но кого они пугали) и несовместимая с гражданским семейным кодексным положением участников процесса связь между ними, разбилась при рождении «лапуль» у Геры, который и поставил точку в их отношениях. Надя же, вместо того, чтобы собрать осколки своего разбитого сердца, даже не стала думать об этом, пытаясь их склеить, и полностью погрузилась в работу, что, собственно, не содействовало её семейной жизни, а совсем наоборот (как следует из положения такого рода вещей) – это приводит к одиночеству.
А одиночество… На то оно и среднего рода, что не имеет полового различия, и в своем коварстве не знает себе равных. Оно погружает человека на самое дно самого себя, и он уже оттуда мало что может различить, кроме самого себя, постепенно размывая свои черты половой принадлежности и, стираясь в нечто в среднее – «оно-я». Но это уже конечный результат действия, к которому стремится одиночество. В начале же оно сладко умасливает свою жертву, расписывая все плюсы «сам-себе-хозяина» жизни: «Да посмотри ты на себя!», – призывно заявляет оно из-за «по ту сторону зеркала», – «Да все они в подметки тебе не годятся. Ты ещё сто себе таких найдешь. Надо себя ценить, а для этого не надо распыляться, на что попало. Так что будь строг (а) в своём выборе. Жизнь даётся тебе всего лишь одна!». И как завершающий штрих – стихотворная часть в виде рубаи Хайама: