У этих «тех» возникали и другие никчемные предположения (которые, если быть честным, больше отражали реальность, в отличие от первых – не их, а моих фантазий), как например такое: «А может он, в очередной раз решил уйти в запой?». И разве такое предложение не оскорбляет наши возвышенные чувства? И мы, конечно, не оставим его без своего ответа, и смело контраргументируем, заявив: «Кто о чём думает – тот о том и говорит!».
Но вот когда приходит день ответов, и ты на их нетерпеливый вопрос отвечаешь, что всего лишь уезжал на рыбалку, то они с возмущением начинают обвинять тебя в твоей сухости: «А что нам прикажешь, надо было думать?». Но мы-то знаем, что больше всего их огорчает – несбыточность их фантазий, на взлете подрезанная вами и… серой реальностью жизни. И они, недовольные вами (а значит всем этим миром), плюют себе под ноги со словами: «Ни ума, ни фантазии!». После чего отворачиваются от вас, но только до первого запаха ушицы из кухни. Вот и думаешь после этого, что же лучше сделать: звонить, или уже потом позвонить?
Лу же, после своего звонка Консультанту, заехав к себе в дом, взял там смену одежды, отпустил водителя и, сев за руль автомобиля, направил его туда… куда считал нужным.
Но куда же он поехал? Или опять загадки? «А может вы решили сузить круг вовлеченных в действие за счёт нас, читателей?», – потрясёт всех откровением и своей суровостью любознательный читатель. «Да я хотел всего лишь…» – не даст мне закончить фразу суровый человек, перебив своей угрозой: «Смотрите… Если мне не на что будет смотреть в вашем повествовании – то я могу и закрыть книгу! Так вот, что бы этого не случилось, давайте, увлеките меня замысловатостью сюжета. Иначе…». «Но– но! Попрошу!», – уже не дав закончить ему, вставлю своё веское слово я. – «Не на того напали. Разве Муза может подчиниться насилию? Вот, то-то же. Так что, нечего меня пугать. Давайте продолжим!».
Я-то знаю, что он (читатель) не закроет книгу. Не сможет. Ведь она у него – электронная…
Глава 7
Кто-то сказал, что каждый родившийся в маленьком городке человек, мечтает уехать из него, ну а те же, кому это удалось – всем сердцем жаждут вернуться обратно. Так они и живут в полушаге от своего, казалось бы сбыточного желания, но пожалуй уже, всё-таки несбыточного – ведь внутренний шлагбаум уже вряд ли позволит им переступить его.
Каждый маленький посёлок, городок… и так по возрастающей, живёт в тени своего мегаполиса, который и определяет погоду в этом маленьком городке. В свою очередь маленький городок, служит в некотором роде корневой системой для мегаполиса, подпитывая его свежей кровью и другим жизненным ресурсом. При этом житель мегаполиса слегка свысока смотрит на жителя маленького городка, считая его не столь образованным и высококультурным как он. Видимо культурность – такая связанная с географией штука, которая водится только в больших городах, наделяя её носителей этим своего рода чванством.
Малокультурные же жители маленьких городов, не всегда согласны с таким мнением, и частенько «окультуривают» гостей из мегаполиса где-нибудь вечером, возле мест массовых культурных мероприятий, типа дискотеки. И может даже показаться, что антагонизм между двумя этими представителями разных уровней культур, никак невозможно преодолеть, но не надо спешить с выводами. И как только на горизонте появляется представитель ещё более культурного, то есть столичного общества, то вражда в местном культурном сообществе затихает, и оно обращает свой совместный взор на так любимого всеми столичного гостя.
Ведь столичный гость – всегда есть воплощение всех экстракачеств, с которыми он всегда был не против поделиться (а вернее будет сказать – поучить вас) с вами, с высоты своего столичного статуса. Но местные аборигены народ невоспитанный, и всё сами норовят вставить своё слово в пылкую дискуссию, часто переходящую в тыканье носом столичного гостя в его недостатки. При этом данный способ (тыканье носом) всегда сопровождается попаданием в этот самый нос, и как итог, разбитием последнего. Так что всегда трудно сказать, было ли найдено взаимопонимание, или имела лишь место попытка для этого. И известно лишь одно, что в дальнейшем столичный гость смущался таких знаков внимания к своей персоне, и больше не пытался высказывать своё высокое мнение, отложив его до лучших, столичных времён.
И в одном из таких городов-спутников, у Лу и был свой дом. Так когда-то в этом городе жили родители его родителей, и Лу со всей своей семьей частенько к ним приезжали на свои выходные. Со временем, когда старшая семейная ветвь ушла из этого бренного мира, сюда переехали его родители, сменив на посту своих предков. Видимо для них отчий дом всё же был не пустым звуком, хотя они и прожили большую часть жизни в мегаполисе. Но здесь, в маленьком городке, в своём доме, было так спокойно и тихо, что это, наверное, тоже явилось немаловажным фактором при решении переехать сюда. Но время нещадно, и вскоре дом вновь опустел, отправив в последний путь своих новых-старых жильцов.
Лу же, храня память о них, не стал продавать дом, а несколько подлатав его, оставил для себя это прибежище старых воспоминаний. Правда, он этим не ограничился, и выкупив соседний участок, построил на нём уже дом, отвечающий его современным реалиям жизни. Так и стояли рядом друг с дружкой эти два отражения временной реальности: старенький родительский дом, и современный особняк, дом их детей.
Так старенький дом частенько покряхтывал, глядя на своего рослого собрата, как бы говоря: «Ты смотри, не зарывайся, и не смотри на меня свысока. Дай бог тебе ещё столько простоять, сколько стою здесь я, видевши самого Генку-рябого и Ваську-кривого. Так что, если будешь слушать меня, то получишь такой же почёт и уважение, что и я!». Особняк же, хмуро глядя свысока на этого старого ворчуна и, ничего не говоря в ответ, всё не мог сообразить: кто такой этот Генка-рябой, и чем велик этот Васька-кривой? Хотя, судя по его имени, это был не иначе как великий архитектор, зарекомендовавший себя со своей профессиональной стороны. Но ему никто об этом не рассказал, а также не раскрыл всей удивительной правды о сих человечищах – некому уже было этого сделать. И теперь можно с прискорбием сказать: для нас навсегда канула в лету славная память об этих людях, когда-то бывших грозой всего микрорайона.
Что же касается самого родительского дома, то в минуты особенного волнительного настроения, Лу любил, включив здесь старый проигрыватель и, качаясь на кресле-качалке, погружаться в свои воспоминания. Его старый дом служил для него своего рода прибежищем его памяти. И об этом его доме знала, наверное, только его сестра, которая, впрочем, тоже была здесь редким гостем. Так что здесь можно было не опасаться, что тебя потревожат (как всегда, некстати желающие встречи с тобой какие-нибудь твои знакомые) в тот момент, когда тебе экстренно требуется тишина.
Вот сюда-то и направлял свой автомобиль Лу, где, по его мнению, его никто не сможет побеспокоить. Правда, по прибытию на место (как только он вошёл в калитку) воспоминания прошлого, тут же живой материальностью обрушились на него, заставив тревожно забиться его сердце. Так сразу за калиткой его встретила пустая конура, из которой когда-то с радостным лаем бросался ему навстречу его лохматый друг Амур. Он был ближайшим другом для своих, но считался злой собакой для чужих, пока твой друг не познакомит тебя со своим Амуром, а уж потом ты тоже становишься своим, и смело можешь заходить к нам в гости. Правда из этого правила тоже было своё исключение, и одна зловредная соседка, так и не была допущена до круга своих, из-за имевшихся на то оснований у самого Амура.
Трудно сказать, с чем это было связано: возможно – с её кошачьими предпочтениями, и запах кошек, идущий вслед за ней, нарушал покой чувственной натуры Амура так, что он, при каждом её появлении у них в гостях, откладывал подальше от себя кость и со злобным рычанием встречал взглядом её, так быстро старающуюся проскользнуть мимо него. Хотя отдельные злопыхатели настаивают на иной версии этого внутреннего конфликта. Они приводят свою версию случившегося: так во времена молодости Амура, и его свободной беспечной жизни, у этой зловредной соседки пропала курица, в результате чего подозрения пали на Амура, так любящего погонять кур на лужайке. Конечно же, хозяева усомнились в столь недостойном обвинении своего любимца, так любящего пускать слюни тебе в лицо, и непременно встали бы на его защиту, но неопровержимые доказательства в виде остатков курицы, найденные в его конуре, привели их к заключению, что Амур пускал слюни не только глядя на них, но и наблюдая за бегающими курицами.
После же выплаченной компенсации соседке, было принято решение, заключить Амура на цепь, чему он сильно не обрадовался и, было, хотел обидеться на своих хозяев, но его тонкая натура почувствовала откуда ветер дует, и с тех пор носительница этого ветра не могла со спокойной душой находиться у них в гостях.
«Но где сейчас Амур, мой верный пёс, и где то время, когда я катался верхом на нём?», – по-гамлетовски размышлял Лу, потирая заслезившийся глаз. «Что от него осталось? Ошейник, да и того уже нет. Уже не обнимешь его, с такой верностью смотрящего тебе прямо в глаза, уже не погладишь, так безмерно осчастливленного этим…». Только теперь и остались эти верные годовые друзья-смартфоны, которые вечерами гладишь по экрану, ища в них что-то, чем можно будет заполнить свою душу. А ведь смартфон очень умный и знает, чем тебя развлечь, и ты, забываясь на время, заполняешь им себя, но почему-то, как только ты его откладываешь в сторону – пустота возвращается вновь, и только сон слегка умиротворяет твоё одиночество.
А ведь этот верный четвероногий друг, так любовно царапавший и хватавший тебя за что попало, наполнял тебя радостью и счастьем, и твоё лёгкое поглаживание его и даже дёргание за уши, ещё долго жили в тебе, сохраняя атмосферу лёгкой безмятежности. А ведь когда Лу в очередной раз приехал сюда в гости и вместо радостно лающего Амура застал пустую конуру, то он только в тот момент, теряя под собой землю, понял смысл тех смущенных взглядов родителей, бросаемых на него, когда он заговаривал о собаке. Это, наверное, была первая значимая потеря в его жизни, и даже проступившие слёзы на его лице он не пытался скрыть, стоя рядом с конурой. И когда ему протянули ненавидимый Амуром ошейник, то Лу, схватив его, с ненавистью забросил куда подальше. Затем он рванул калитку и бросился прочь бежать, вниз по улице, в ближайшую лесную рощу. Побродив же по ней, Лу успокоился и направил свой шаг назад домой.
– Привет, – услышал Лу, подходя к своей калитке.
Повернувшись, он увидел дочку той самой зловредной соседки и, надо сказать, что возможность увидеть её, была одним из тайных желаний Лу, приезжавшего сюда. Наверное, и его пёс чувствовал это, и в связи с чем вёл себя по отношению к ней более чем дружелюбно, позволяя себя гладить за ухом и хватать за грудки. А ведь до этого Лу даже ни разу с ней не перекинулся словом, несмотря на огромный багаж заготовленных фраз.
А ведь он не был слишком неразговорчивым парнем, и многие девушки могут подтвердить, что иногда им приходилось перекинуться с ним парой фраз. Конечно, Лу более красноречив был, как каждый из нас, в кругу своих друзей. Но почему же он не удосужился поговорить со столь привлекательной девушкой, к тому же знакомой с ним? Может в том-то и дело, что она для Лу стала уж очень сильно привлекательной, и скажу даже больше: очень и очень сильно привлекательной. А ведь всем известно, что именно этот фактор и становится той перемычкой, перекрывающей ваши голосовые связки, тем самым мешающий промолвить вам даже слово в сторону волнующей вас юной особы.
– Привет, – раскрыв рот, сказал Лу, покраснев от волнения.
– Я увидела, что вы приехали, и решила подойти поздороваться, – продолжила Светлана. (Так звали соседскую дочку, приходится самому восполнять недочёты, ведь из Лу и слова не вытянешь).
– Да, – только и ответил Лу.
– Я знаю про Амура, и мне его очень жалко, – сказала Светлана.
– И мне, – ответил Лу.
– Ну, а ты как? – спросила Светлана.
«А без тебя никак!», – хотел бы ответить Лу, но не ответил сейчас так. Но он всё же ей сказал это, хоть и другими словами, но с тем же смыслом. И ведь, как только он получил возможность это сказать (небезответность чувств Светланы открыло ему для этого путь) – то Лу осыпал её словами исходящими от сердца.
– Без тебя никак, – говорил он ей вечером, стоя у её калитки. – А как же без тебя, – убеждал он, зовя её погулять вдвоём в город. – Только ты и я, – молвил он, договариваясь с ней встретить Новый год.– Мы всегда будем вместе, – уезжая в столицу на учёбу, говорил Лу. – Я всегда буду помнить тебя, – говорила жирная точка в последнем его письме.
Что сказать, столичная жизнь завертела Лу своим водоворотом событий, его провинциальные целеустремления были признаны устаревшими, и он, вкусив новой жизни, а с ней впитав и новых идей, разменял свою тусклую жизнь вдали от городов на яркость беспечности жизни в мегаполисе.
Не будем останавливаться на пути Лу к своей новой мечте, тем более, его путь не предусматривал остановки ни перед чем, и только таким образом и можно было преуспеть, по его мнению, в этой жизни. Так что найдя для себя новую жизненную стезю, он практически забыл о своей старой колее. И уже по прошествии многих лет, в связи с открытием его филиалов компании на своей родине, Лу всё-таки навестил свой отчий дом и, побывав здесь, распорядился отстроить рядом со своим стареньким домом новый, гостевой дом.
Что касается того света, когда-то освещавшего ему уголки его души, и бывшим для него огоньком в ночи – то он решив, что жить в потёмках тоже вполне можно (но что здесь было правдой, сложно сказать: то ли он испугался растревожить свою душу, то ли опять же испугался расстроить её), не решился навестить Светлану. Хотя ему казалось, что шторы на окнах их дома неестественно ведут себя, уж больно часто они меняют своё положение, но откуда он мог об этом знать, если на них не смотреть. И всё же мне что-то подсказывает, что он всё-таки не смог удержаться, и не только посматривал в ту сторону, но и часто не сводил с её дома взгляда, ожидая увидеть её. А ведь он многое знал о её жизни. Первый неудачный брак, затем второй, закончившийся для неё также разводом, из которого, правда, был вынесен ребенок. И как окончание – жизнь со своей престарелой мамой у неё в доме.
Пройдя же в дом, Лу на каждом углу натыкался на какое-нибудь своё памятливое воспоминание, не дающее успокоиться его душе, ведь вещественность, когда-то впитав в себя частику вас, теперь, на протяжении лет не перестает истощать их из себя, и вы, сталкиваясь со своей казалось бы утраченной частичкой себя, натыкаетесь на неё, и в результате чего ощущаете боль связанную с этой утратой.
Побродив немного по дому, Лу решил, что приём пищи сегодня всецело зависит от него самого, так что для этого необходимо наведаться в магазин, дабы наполнить холодильник, в котором осталась только одна память о продуктах. Выйдя во двор, Лу вдохнул полной грудью местного воздуха, и решив, что он довольно не плох, да и к тому же погода настроена нынче, как нельзя лучше, и что, пожалуй, было бы неплохо прогуляться пешком до магазина, и заодно насладиться местными достопримечательностями. Ну а эти достопримечательности, не носили в себе монументальности, они скорее носились на своих двоих, иначе говоря, местный городишко не мог похвастаться своими достижениями в области архитектуры, но зато колоритность местных жителей, архииндивидуальность отдельных её представителей, смело можно было занести в книгу местных достопримечательностей.
А ведь это закон жизни: там где живёт столь видный живой народ – редко встретишь какую-то застывшую мысль в виде отдельных архитектурных изысков. Живость и кипучая деятельность не дает застояться, как человеку, так и строительному бетону. А ведь, как, оказывается, хорошо вот так беззаботно пройтись по улочкам своего детства. Правда, многое хоть и изменилось, и многих уже и не знаешь, да и ты для многих уже совсем незнакомый человек, но всё равно, там-то или там попадаются тебе на пути осколки твоего прошлого, так живо цепляя тебя. И ведь те, малозначимые когда-то для тебя вещи, вдруг стали как-то особенно важны для тебя, неся в себе частички жизненных случаев, когда-то происходивших с тобой, и они, дополняя твои памятливые просветы, потихоньку восстанавливают твои картины из прошлого.