Громкое «ура!» было ответом на это приказание любимого командира. Вперёд бросились находившиеся позади суздальцы. Неистово выкрикивая боевой клич и ободряя им самих себя, кинулись они вперёд на скат, весь так и красневший от обилия турецких фесок. Пули турок не остановили героев. На пути суздальцы встретили владимирцев и стрелков. Они увлекли их с собой. Полки перемешались. Добравшись на сто саженей к туркам, русские всей массой кинулись на них со штыками наперевес. Турки встретили их, и закипел самый ужасный, молчаливый рукопашный бой — грудь с грудью, лицом к лицу. Недолго он длился: турки, славные воины, не выдержали богатырского удара. Третий гребень был взят и очищен от неприятеля...
XXIV
В «СЕРДЦЕ ПЛЕВНЫ»
кобелев так и поедал глазами открывавшуюся перед ним картину. Плевна была будто на ладони. Из густой зелени садов выглядывали беленькие болгарские домики, дальше поднимались острые, как иглы, минареты. Под Плевной совсем низко плавали облака порохового дыма. Восточные высоты были так окутаны им, что там ничего нельзя было разглядеть...Впрочем Михаил Дмитриевич и не особенно всматривался туда. Там было «не его», а вот перед ним расстилалось то, что должно скоро перейти в его руки... Перед ним было «сердце Плевны» — соединённые редуты: Абдул и Реджи...
Не казались они теперь в этот дождливый пасмурный день ни страшными, ни неприступными. Просто это были огромные кучи мокрой земли и грязных камней, но отовсюду, из грубо проделанных амбразур, из отверстий, заменявших бойницы, смотрели дымившиеся жерла пушек и стволы ружей...
Редуты молчали. Видимо, и их защитники тоже утомились и теперь отдыхали, поджидая, когда опять пойдут на них русские...
Зато Кришин и Омар-табия не знали отдыха. Пушки гремели с них непрерывно. В левой стороне от главных редутов вырос новый — Садовый, как его уже называли русские, однако от главных редутов он был отдалён и представлял опасность только тогда, когда пришлось бы прорываться на него.
Было три часа пополудни. Ещё два-три часа, и должна уже наступить темнота. Покончить с редутами следовало засветло. Скобелев тяжело вздохнул и подал знак начинать атаку.
Войска уже знали, что Радишевский, или центральный, отряд был отброшен. Скобелев внимательно вглядывался в лица солдат, желая рассмотреть на них впечатление, произведённое вестью о неудаче. Но чем дольше вглядывался он, тем всё более светлело его лицо. Он не видел в солдатах ни тени уныния, ни следов упадка духа. Люди смотрели бодро, даже весело, с задором; на каждом лице как бы отпечатывалась уверенность в предстоящей победе...
Скобелев взглянул вниз, в логовину, — она вся клубилась туманом.
Полки проходили мимо своего Белого генерала, словно через сто-двести саженей их ждал парад. Знамёна были распущены, впереди шли музыканты. Так и вспыхивало «ура!», когда солдаты проходили мимо Скобелева и узнавали его. С «ура!» смешивались их приветственные крики. Вот прошли суздальцы, владимирцы и стрелки — победители этого утра, овладевшие гребнем. Словно пасть ада открылась и поглотила их — таково было впечатление, когда туман в логовине скрыл их. С редутов, которые с третьего гребня ясно были видны, затрещали безостановочные выстрелы. Турки оттуда тоже не видели наступавших, но слали пули наугад — по тому направлению, где русские должны были пройти. Пушки с обеих сторон так и грохотали. Воздух дрожал. Скобелев глаз не спускал с той полосы, где кончался туман и снова была видна мокрая, потемневшая земля... Вдруг словно бездна разверзлась, и из неё вынырнула на свет дневной небольшая кучка солдат. Вынырнула и остановилась, громко крича «ура!». Турецкие пули в одно мгновение смели несчастных. На смену им выбрались ещё несколько групп. И их ожидала та же участь. Очевидно, из тумана выбегали только наихрабрейшие. Остальные же так и застряли в непроницаемой мгле на дне лощины. Видимо, среди тумана бодрость оставила бойцов, сменившись нерешительностью. Это уже грозило и неудачей, и совершенно напрасными потерями людей, гибнувших под турецкими пулями. Скобелев нахмурил брови. В первый раз на его молодом красивом лице отразились следы тяжёлого душевного волнения. Нервным движением повернув коня, он отдал приказание идти в атаку ревельскому полку. Вспыхнуло на мгновение «ура!», и полк с распущенными знамёнами, с музыкантами впереди ринулся под скат гребня. На Зелёных горах наступила тишина. Зато турецкие редуты превратились в пулемётные машины. Не дождь, не град, а река пуль и картечи лилась в туман, через который предстояло пройти ревельцам. Теперь уже на лице Скобелева ясно отпечаталась тренога. Он оглянулся назад, под гребень: там в последнем резерве стояли всего пять батальонов — три либавских и два стрелковых — 11-й и 12-й.
Последний резерв! Если и его бросить туда, в эту клубящуюся бездну, что останется? Белый генерал знал, что подкрепления к нему не придут... Князь Имеретинский уведомил его, что все резервы уже введены в бой и на Зелёные горы нет возможности послать ни одной роты...
Глухое, в котором, однако, не было ноток победы, «ура» раздалось за лощиной. Скобелев быстро повернулся туда, и вздох облегчения вырвался из его груди...
Из клубившейся бездны вынырнули цепи ревельцев. Удальцы сделали своё дело. Они были уже около самых редутов, продолжавших сыпать тысячи, десятки тысяч пуль... Земля размякала, чернела, превращалась в какое-то месиво. Люди, скользя, увязая и падая, карабкались по ней. Турки стреляли по головам со своей высоты. Густые цепи заметно поредели, люди уже сбились в небольшие группки, ложившиеся под рекой свинца... Всего четыреста шагов остаётся до страшных редутов, но нет возможности пройти это ничтожное расстояние. Словно стена из пуль выросла вокруг, и ничто живое, казалось, не в состоянии пройти сквозь неё... А пройти необходимо, необходимо пройти, ибо недаром пожертвованы уже сотни жизней. «Сердце Плевны» должно перейти в русские руки!..
Хриплым, надсевшим голосом Скобелев отдал приказание идти на редуты последнему резерву. Миг — и последние пять батальонов скрылись в зловещем тумане. Клубящаяся бездна поглотила и их. Что-то будет!.. Неужели и эти так же будут отброшены, как и их товарищи?..
Но нет, нет! «Ура!» вспыхнуло и загремело под самыми турецкими редутами. Наконец-то добрались до них скобелевские герои. Вот они берут ложементы. Ещё натиск — и «Сердце Плевны» перейдёт в руки русских храбрецов. Турки уже не могут стрелять: слишком близко подошли русские воины... Но что это? Редуты вдруг смолкли... Омар-табия здесь вся ощетинилась. Из-за её насыпей поднялись сотни штыков, и прямо на головы русских храбрецов опрокинулись защитники редута...
Закипел кровавый рукопашный бой. Страшное нервное напряжение, усталость сделали своё дело... Либавцы и стрелки, и ревельцы, напрасно растратившие свои силы, начали отходить, скрываясь в тумане. Дрались только наиболее стойкие, но дрались уже с отчаянием — то есть без всякой надежды на победу...
Вдруг мелькнуло, метнувшись вниз, в клубившийся туман что-то белое...
Это Скобелев в самый критический момент, когда уже не было ни малейшей надежды на успех, дал внезапно шпоры своему белому коню и сам вихрем помчался в бой...
Поражение зеленогорцев было неизбежно. Перемешавшись в одну нестройную массу, дрались остатки полков под Омар-табией; сколько было отставших в лощине — неизвестно. Из Плевны же со стороны Тученицы выползали пехотные таборы, впереди них неслись черкесы, нестройными толпами бежали башибузуки.
Осман-паша уже ликовал. Он не сомневался в полной своей победе и здесь, и высылал своих свежих бойцов, чтобы истреблением бившихся под редутами зеленогорцев довершить свой успех.
В последний, грозивший стать роковым момент Белый генерал послал на помощь изнемогавшим, уничтожаемым полкам последний резерв — самого себя!..
Окружавшие его офицеры штаба даже не поняли в первые моменты, что такое совершилось...
Скобелев, пришпоривая коня, вынесся из оврага и очутился у начала подъёма на тот холм, где стоял грозный редут. Тут ему на глаза попалась кучка отходивших обессиленных солдат...
— Это ещё что за стыд! — загремел он. — Из-под редута бежать! Смирно! Осрамились... Ружья побросали! Не русские вы... Идите к туркам! Не хочу вами командовать!
И словно переродились эти изнервничавшиеся, измученные люди. Куда только девалось овладевшее ими всецело уныние!.. Вмиг пред Белым генералом появились ряды, раздалось «ура!», громкое, могучее, в котором совсем не слышалось и нотки сомнения...
— Так! Молодцы! — гремел Скобелев. — Теперь — за мной! Я вам покажу, как русские бьют неприятеля... Я сам вас поведу! Стыдно будет тому, кто отстанет... Барабанщики! Наступление! Живо! Вперёд!..
И не глядя уже, следуют ли за ним солдаты, Скобелев помчался вперёд к редуту...
Дробь барабанов и полное воодушевления «ура!» заглушили грохот орудий. Редута не видно, его только слышно. Пригнувшись к земле, бегут охотники. Ничто теперь не сможет остановить их. С земли поднимаются раненые и, сжимая ружья в руках, тоже стремятся вперёд. Те из них, кто не в силах идти, ползут, но ползут всё-таки туда — к редуту...
— За мной, дети! Не отставать! — слышен уже далеко впереди голос Белого генерала.
Всё, всё до неузнаваемости изменилось на поле битвы, едва только появился этот волшебник. Он словно новые силы вдохнул в изнеможённых храбрецов. Всё, что толпилось на дне оврага, что лепилось по скатам холма, словно ожило. Образовалась грозная масса, и эта масса, надрывно крича, мчалась на редут, где даже смолкли изумлённые турки, понявшие, что вместо радостной, желанной победы их теперь ждёт поражение...
Траншеи и ложементы были взяты одним натиском.
— Сюда, молодцы! — слышался голос генерала Скобелева. — Здесь они враги, здесь! За мной, дети! Одним ударом возьмём!..
Белый генерал уже у редута...
Из-за камней глядят звероподобные, чёрные лица негров; видны смуглые, словно выкрашенные лица арабов, горбоносые с хищным взглядом турки... Огонь из редута ослабел. Теперь уже не до стрельбы. Воины Османа готовы штыками встретить удар русских.
Какой-то мулла в зелёной чалме выскочил на бруствер и, бешено вращая глазами, шлёт проклятия.
— Алла, алла! — разливается повсюду с валов.
Скобелев уже на краю рва и всё ещё на своей белой лошади...
— Ещё усилие! За мной, ребята! — кричит он.
Миг — и Белого генерала уже не видно... Он вместе с конём скатился в ров. Вслед за ним полились живой волной его богатыри. Скобелев уже высвободился из-под лошади и впереди кучки храбрецов кинулся на насыпь. Теперь его узнать нельзя. Он весь покрыт кровавой грязью. Вместо лица — что-то чёрное, кровавое, зловещее. Скобелев хрипло кричит. И вот он уже на насыпи. Там в этот миг громыхнуло орудие и напоследок выбросило заряд картечи почти в упор в живую массу. Это был последний выстрел. В редуте закипел штыковой бой. Скобелев впереди. Какой-то аскер размахнулся было штыком, чтобы поразить генерала. Скобелев и не видит, какая опасность грозит ему. Соседний солдат страшным ударом отбил штык. Генерал даже и не заметил, кто спас его. Ему сейчас не до того. Он всё ещё впереди. Редут почти пройден, победители штыками вышвыривают его последних защитников...
Громкое, победное «ура!» потрясло воздух. Абдул-табия, наиболее мощный из двух редутов, перешёл в руки русских. Часть турок убралась к своему лагерю под Плевну, остальные уцелевшие запрятались в крытую траншею.
Схватки ещё не кончены. Сражение продолжается, но уже победа русских несомненна. Около Белого генерала — толпа офицеров и солдат. Они громко, наперебой говорят, умоляя Скобелева уйти отсюда, из этого царства смерти... Ведь все эти люди шли сюда, как за знаменем, и теперь каждый готов прикрыть собой этого чудо-вождя, показавшего им поразительный пример презрения к смерти и опасности... Тяжелораненый майор либавского полка тянул Скобелева за ногу, умоляя сойти с лошади, которую подвели к генералу. Наконец лошадь была повёрнута и едва не насильно выведена из редута.
Скобелев и сам хорошо сознавал, что здесь, на поле битвы, он более не нужен, что есть у него теперь дело более важное. Мало было того, что редут взят, его предстояло ещё удержать. Турецкий лагерь находился всего в трёхстах саженях. От занятого турками редута Реджи-табия русские отделены были только одной траншеей... Необходимо было во что бы то ни стало подкрепить уставших бойцов, но резервов уже не осталось. И Скобелев придумал: собрать рассеянные по лощинам остатки батальонов и выслать их на занятый редут.
После Скобелева принял командование в редуте генерал Добровольский, герой Ловчи. Спустя полчаса турки попробовали было возвратить захваченный русскими редут, но победители одним только ружейным огнём заставили их оставить попытки... При этом герой Добровольский оказался смертельно ранен, и начальство перешло к генералу Тебякину. Немного позже, после того, как Скобелев прислал собранных чуть не по одному солдату, суздальцы и либавцы под начальством подполковника Мосцевого через крытую траншею ворвались во второй редут и овладели этим укреплением.
Так оба редута — «Сердце Плевны» — были взяты русскими...
XXV
ЛЕГЕНДАРНЫЙ БОЙ
вершилось великое дело!«Ключ» к Плевне был добыт. Плевна — чудовище, остановившее победное русское шествие, была уже близка к своему падению...
В этот день с огромными потерями взят был Гривицкий редут. Но это «приобретение» оказалось не весьма перспективным. Предусмотрительный Осман-паша так укрепил восточные высоты Плевненской долины, что взятие Гривицкого редута существенной пользы не принесло. Плевна оставалась по-прежнему неуязвимой, хотя русские и подошли здесь совсем близко.
Зелёные горы и редуты Абдул и Реджи, напротив того, держали Османа-пашу в руках. Потерей их турецкий полководец был до того ошеломлён, что приказал держать наготове обоз, чтобы уйти из Плевны за Вид, если не удастся вернуть редуты обратно.
А для защиты их Скобелев мог прислать только две с половиной сборные роты владимирского полка под командой майора Горталова и взвод артиллерии, который привёл в редуты раненый в щёку капитан Васильев.
Вскоре героев посетил генерал.
Молча въехал он в редут, сошёл с коня, вышел на бруствер и внимательно оглядел окрестности.
— Спасибо, ребята, за службу! — тихо поблагодарил он потом солдат. — Потрудились вы честно сегодня... Орлами налетели... Видел я, как дрались вы... Львы! Я счастлив, что командую такими молодцами... Устали?
— Устали, ваше превосходительство!
— Отдыхайте. Полдела совершили... Теперь удержаться нужно.
— Удержимся... Резервов бы маленько!
— Знаю. Спасибо, ребята, ещё раз! Вот и солнце показалось...
Действительно, под конец дня последние лучи заходившего солнца озарили небо.
— Знамёна на валы! — скомандовал генерал.
Редут сразу оживился.
Два батальонных знамени взвились над бруствером. Первый солнечный луч в этот день загорелся на их крестах; лёгкий ветерок колыхнул и, словно паруса, развернул их полотнища. Развеваясь над серыми валами, они точно призывали благословение небес на эту группу измученных целым днём непрерывного боя храбрецов.
— Майор Горталов!
Горталов, невзрачный армейский майор, небольшого роста, средних лет, довольно плотный, с симпатичным, добродушным, чисто русским лицом, в старенькой шинели с потёртыми древними погонами и в такой же шапке, очутился возле генерала.
— Вы остаётесь комендантом редута! — раздался голос последнего. — Могу я рассчитывать на вас? Тут нужно удержаться во что бы то ни стало... Подкреплений, не исключаю, и не будет. Дайте мне слово, что вы не оставите редута. Это «сердце» неприятельской позиции...