Неси меня, Белая ...
Повествование в рассказах
Потеплело
Какой видится жизнь в пятнадцать лет? Разной, наверное. Лично мне - цветными картинками. То яркими и радостными, то муторно-серыми. Скажете, зависит от человека? Вовсе нет. От места, где находишься. Вот деревенские каникулы на берегу Белой, сибирской реки, мне кажутся цепочкой следов. На песке или снежном насте. На траве или на бугорчатой спине тропинки. В городе я и Стас - мой двоюродный брат - часто к ним возвращались. Рассматривали. Смеялись или печалились. В то лето я впервые перебирала воспоминания-следы, лёжа на диване в бабушкином деревенском доме. Годы спустя поняла, что прощалась с детством.
Не спится. Душно. В открытом окне - серебристо-чёрные силуэты мальв. На кухне стучат старинные часы-ходики. Томлюсь в июльском ночном сиропе, жду сонного забытья. Деревянную стенную перегородку изредка сотрясает пинок. Везёт Стасу - он может завалиться спать в любое время и в любом месте. Эх, сейчас бы на сеновал... Нет уже его, разобрали весной. Не может бабушка держать скотину, болеет. Теперь там беседка с плетистыми розами в кадушках. А ещё зимой... Словно январской хрусткой свежестьюповеяло от событий двулетней давности. Подкравшиеся воспоминания выбелили мои мысли морозными узорами...
***
Минус тридцать пять! Подумаешь! Сиди теперь возле окна и гляди во двор. Ладно, сейчас бабушка придёт, попрошусь к соседям. У них здорово: шестеро разнокалиберных ребятишек от восьми до пятнадцати и взрослый Колька, который приехал в родительский дом по какому-то важному делу. А ещё вечный гам. В нём главную партию ведёт хриплый и низкий для девочки голос моей подруги Машуни. Она младшая в семье. Но если бы кто слышал, как девочка может обложить своего вечно "весёленького" отца или усмирить отборной руганью разбушевавшихся братьев, загнать их на полати! Подружка всегда знает, чем можно развеять деревенскую скуку. Вчера она подговорила всех разобраться со злющей тётей Таней, которая была главной в детском круглосуточном учреждении номер два. Ещё она походила на мужика, членствовала в какой-то комиссии и часто бывала в доме Коршуновых вместе со школьными учителями.
Вот и бабуля!
- Холодно-то как! Заскучала? - бабушка раздевается и зорко осматривает мою комнатёнку: учебники, ноутбук, стопка журналов. - Молодец, Олюшка, занимаешься даже в каникулы. Учись, внуча, сейчас без образования...
- Никуда! - с готовностью заканчиваю за неё и продолжаю плаксивым голосом: - Флешку у Коршуновых вчера забыла. Задание там по английскому. Бабуль, можно сбегать до соседей? Заодно Машке по математике помогу. Опять двойка за четверть.
- Зачем флешку к Коршуновым взяла? - насторожилась бабуля. - У них же ...
- В карман сунула. Просто так.
- Беда с этими Коршуновыми. Такие славные ребятишки... И проведают, и помогут. А уж как Анна с Машуней меня выручают! В прошлом году на Пасху слегла с гриппом...
Сто раз слышала эпопею об отёле старой коровы Жизель и выхаживании двоих телят. Начинаю потихоньку одеваться: посмотри, бабуля, вот шерстяные колготы и рейтузы, вот верблюжий свитер и кожаная безрукавка - да, лютый холод, а беречь организм нужно с юности. Бабушка замолкает и с грустью смотрит на меня:
- Всё бы бежала куда-то... Флешку-то правда забыла?
Хочу ответить прямым и честным взглядом, но язык против моей воли признаётся: соврала. Ну всё, сидеть мне теперь дома. Но бабуля ещё раз вздыхает и начинает снова зудеть:
- Пусть Николай тебя потом проводит. Хоть и в десять шагов наша улица, такая темень стоит. Не случилось бы беды. В Михайловке прошлый месяц мужчина ...
Ну бабуля же! Какая улица? Огородом-то ближе! Однако торопливо киваю: да, темно, глушь, никого не дозовёшься. Кулёк с гостинцами в сумку, карман оттопыривает загодя насыпанное печенье, и вот уже под валенками поскрипывает январский звонкоголосый снег.
Соседская калитка распахнулась мне навстречу. Ждали, что ли?
- Идём! - скомандовала Машуня, и наша компания отправилась мстить.
Почти двухметровая тётя Таня разговаривала мужским голосом. Вне помещений - детского учреждения, магазина, поссовета - добавляла в конце фразы крепкое нецензурное выражение. Мы миновали три фонарных столба, и улица провалилась в темноту. Ванька и Санька, следующие по старшинству после Николая братья, выдвинулись вперёд, За спиной - вдохновлявщий на месть шёпот: "А ещё она сказала, что мамка с папкой дыбилы... и мы тоже дыбилы..." Увы, я знала, что это значило. Негодование словно толкнуло в спину, и я опередила всех. Обида за друзей точно так же щиплет сердце, как мороз щёки.
Мы близко к цели. Перед глазами - необыкновенная по красоте картина.
Дорога ныряет вниз, к реке. От неё, покрытой могучими снегами, будто поднимается к чёрному небу сияние. Над лилово-белыми торосами ходят тени, лунный свет играет с морозной пылью.
Из оцепенения вывел возмущённый голосок Машки:
- Чё встали-то? Пошли уж. Холодно.
Холодно? Да ничуть.
Старый дом с двумя печными трубами. От скрипа наших валенок проснулся лохматый пёс. Тётя Таня называла его Псиной, другие - по своему настроению. У пса оно всегда умильно-радостное. Но сейчас, наверное, от мороза, Псина только помахал хвостом. Я полезла в карман, и старый кавказец в два прыжка очутился возле нас. Датское печенье мгновенно исчезло в его пасти, а Машка ревниво пробурчала: "Лучше бы я съела". План мести простой: набросать к двери детского учреждения снега и облить водой. Тётя Таня, можно сказать, жила на своей работе. Когда соберётся уходить - не тут-то было. Снег железобетонно схватится за пять часов.
Мы нерешительно осмотрелись. Сиротливый двор навеял скуку, и мстительное настроение пропало. Я встала на крошащуюся завалинку и заглянула в окно. В серой наледи чьё-то дыхание и пальчики понаделали дырочек, поэтому хорошо видна ярко освещённая комната. Вокруг маленького стола шесть стриженых макушек. Одна из них - чуть ли не в тарелке. Наверное, кто-то горько плакал. Над макушкой склонилась тётя Таня. Её лицо непривычно ласковое. Она что-то сказала, поцеловала светло-русый ёршик. Но головёнка вжалась в худенькие плечики, которые затряслись в неудержимом плаче. Женщина сморщилась, как от зубной боли, подхватила большими - что твоя лопата - руками малыша и куда-то унесла. Под ложечкой заныло так сильно, что на глазах выступили слёзы. Больно стукнувшись лбом о раму, я соскочила с завалинки. Мои друзья по очереди приложились к окну.
- Понарожают, а потом бросают, - как взрослая, сказала Машуня, - ух, я бы этих родителей беспутных... пришибла бы.
- Пошли домой, нечего тут делать, - отчего-то обозлился Ванька и со всего размаху стукнул кулаком в стену. - Пошли, поздно уже. А то Олькина бабка к нашим сейчас прибежит, шум поднимет.
Нет, нельзя уходить просто так. Меня пронзило желание приласкать, подобно тёте Тане, ребятишек из этого дома, сам старый дом, Псину, грустный двор и всю замороженную землю:
- А давайте сейчас... ну хоть снеговика им слепим? Выйдут утром во двор, и вот он, снеговик! Ещё можно подарки возле него положить!
Мальчишки уже пошли к калитке, но развернулись и как-то грустно, совсем как бабуля, на меня посмотрели.
- Где их взять, подарки-то? - пробурчала Машуня. Она в этот вечер ни на шаг от меня не отходила.
- Так вот же! - я достала из сумки позабытый праздничный кулёк килограмма на полтора. Там конфеты, шоколадные фигурки и ещё какая-то кондитерская мелочь. Мы с бабулей сладкого, кроме заготовок из ягод, не ели - вредно. Всё, что оставили родители, уезжая на отдых в Таиланд, предназначалось на гостинцы.
Честная компания вздохнула, а подружка чуть слышно простонала. Ванька и Санька сердито затопали к калитке. Машуня стойко держалась рядом.
- Долго не шляйся... - донеслось из темноты.
Снеговик не получался - мороз превратил снег в сухую крупу с коркой наста. Я носилась по двору, разыскивая большую деревянную лопату. Может, если сгрести несколько сугробов в один, а потом облить водой из колодца... Ой, а где Машка? Девочка сидела на корточках возле крыльца рядом с собакой и словно клевала носом.
- Машуня, ты замёрзла? - запоздалая вина сжала сердце под верблюжьим свитером и шубой.
Псина легонько взвизгнул: да, замёрзла.
- ...! Что вы тут делаете! - с крыльца обрушился грозный рык тёти Тани. - Халда! Девку вон заморозила! ...! Быстро домой!
От псового благодушия не осталось и следа, громкий` лай заявил о солидарности с хозяйкой.
- Снеговик... подарки... - слова почему-то застряли в горле, и я потянула подружку за обледенелую рукавичку.
Дорога домой превратилась в кошмар: Машка так и норовила сесть прямо в снежную колею. Я встряхнула тщедушное тельце под слишком просторным пальтишком, попыталась растормошить. Беда! Девочка только запрокинула к небу обескровленное до синевы лицо.
- Господи, помоги!
А вверху только загадочные чернила небес да прекрасные и безразличные звёзды.
- Ну-ка, дай её мне! - раздалось за спиной.
Тётя Таня сграбастала Машку и заглянула мне в лицо.
- Господи, помоги, - снова еле вымолвила я. Не от холода - от страха.
- ...! - ответила женщина и зашагала с Машкой на руках. Потом крикнула, не оборачиваясь: - Догоняй!
Тёмное Татьянино пальто стремительно исчезло в темноте, но и я припустила изо всех сил. В какие-то минуты мы оказались у наших ворот.
Ко мне бросилась причитающая бабуля, но я вывернулась из её рук и ринулась за тётей Таней в избу Коршуновых. Соседи ошеломлённо вытаращили глаза на небывалое зрелище. Мгновение спустя Машка оказалась среди груды одеял на лавке возле печки - любимом месте отдыха отца.
- Чё тако с ей? - спросила Анна Ивановна.
- Та не привыкать, отлежится, - отмахнулся Семён Семёнович.
В доме загрохотало - это Татьяна начала беседовать с родителями подруги. Бабушка силком вытащила меня из комнаты.
Стихли бабулины обличительные речи.
Тёплая пижама прилипает к телу, а толстенные шерстяные носки нещадно колют ноги. Перед глазами - запрокинутое лицо маленькой подружки. Холод по капельке вымораживает жизнь из тощего тела. Вот Машкина душа лёгонькой невесомой струйкой отрывается от посинелых губ и тает, поднимаясь к ледяным звёздам...
Нет!
Я сбросила тяжелющее ватное одеяло и подошла к бабушкиным иконам.
Отче наш! Пусть Машка не заболеет и не умрёт.
Она очень слабая, Отче наш. Ей не хватает витаминов. Нет, Отче наш, Машке и хлеба ... хлеба насущного не хватает. У неё нет своих игрушек. А ещё её ненавидят ребятишки в школе. Она никому не нужна...
Из глаз и носа потекло. Я бухнулась на колени: может, так мои слова быстрее донесутся туда, где решается Машкина судьба?
Отче наш! Земля очень большая, так неужели на ней не найдётся места для маленького воробушка Машки?