Давид только потом осознал, какую утрату понес, когда деда не стало, и очень сильно мучился, даже когда повзрослел, что перестал ценить встречи с дедом Анатолием в подростковом возрасте так, как это делал младший брат Гриша. Он сильнее попал под воспитание деда, что сделало его добрее и человечнее, и Давид был рад этому.
Так Георгий свое детство в большей степени провел не с детьми, а со стариками. У Гриши было очень важное, качество, он не просто умел, но и любил слушать людей, а старикам всегда было что рассказать. Тем более старики ушедшего поколения рассказывали исключительно назидательные и приличные истории, с нотками приключений и с перчинкой фантазий. «А чего теперь стоит ожидать от будущих стариков»? – размышлял Давид.
Георгий с дедом стали неразлучными друзьями. Не зря говорят, что старики с возрастом все больше походят на детей, поэтому находят больше общий язык с внуками. А еще говорят, что правильная идеальная семья, это когда есть родители, дети и дедушки с бабушками. Тогда воспитание происходит по следующей схеме: дед воспитывает внука, у него есть для этого жизненный опыт, а отец больше работает, он молод, он тоже воспитывает сына или дочь, но не так усердно или просто по-другому. А потом отец становиться дедом, и воспитывает внука, пока его сын созревает как мужчина. Не буду утверждать правильно это или нет, но у ребят получилось именно так, пока родители добывали в 90-е насущный хлеб, ребятами занимался дед. Для них после смерти отца, смерть деда была большой утратой.
Григорий был одновременно настолько безобиден и добр, что его практически никто никогда не обижал. Но в то же время, характер у него проявлялся бойкий, когда нужно было постоять за слабых в школе или во дворе, в этом деле его натаскал Давид, который к тому времени увлекся боксом, и уже показывал неплохие результаты. Тем более что отец умер у ребят рано, и они, не окрепшие, вынуждены были работать с детских лет, ну и стоять за себя тоже учились сами. Давиду было тогда девятнадцать, а Григорию одиннадцать. Давид учился в университете в городе, а младший был в шестом классе. Тогда Давиду пришлось перейти на заочное отделение, нужно было работать, на учебу денег не хватало, а семью тянуть было некому.
Благо тогда на помощь пришел дядя Николай Иосифович. Он начал поддерживать родню, тем более мать ребят уже тогда болела и помощь была кстати. Время от времени он заезжал из столицы, привозил немного денег, иногда одежду и обувь своего старшего сына. Давиду же приказал доучиться, перейти обратно на очное обучение, и по возможности подрабатывать, что бы хватало только ему на жизнь, а о матери и брате обещал позаботиться сам, а дальше мол, посмотрим. Здоровье дяди было тоже подкошенное, но о болезнях дяди ребята ничего не знали. Давид чувствовал, что взрослеть придется быстрее сверстников, потому что растягивать беззаботную студенческую жизнь не получиться. Поэтому за ум приходилось браться рано.
С годами дядя слово сдержал, все также помогал Грише и маме, но Давиду не помогал финансово, хотя и пристально следил за его учебой, интересовался успеваемостью, и вообще личной жизнью парня. Поэтому Давиду приходилось разрываться между учебой и подработками.
Когда Георгий учился уже в одиннадцатом классе, сильно заболела мама, поэтому он не стал никуда поступать, и остался на подработках в строительной бригаде при сахарном заводе, следил и ухаживал за слабой матерью. Давид навещал их по мере возможности, чем разгружал Георгия, и подкидывал по возможности какие-то деньги.
Домашнее время провождение, из-за больной матери, а также скорбь из-за её положения, и беспомощности, углубили Георгия в книги, и более всего в книги духовного и религиозного содержания. Времени на футбол и прогулки по ночным клубам и барам у него не было, да и желания, честно говоря, тоже. Он был белой вороной в обществе сверстников, но все относились к нему хорошо и уважительно, видя его нелегкое положение. Что-что, а к сиротам в нашем народе относятся по-доброму. Может быть, поэтому Грише прощали его религиозность, походы на службу в церковь, и на воскресную школу, и в какой-то мере считали странным, и немного сдвинувшимся. Его попытки поговорить на философские темы многие воспринимали как психологическую травму, нежели как достоинство, а обсуждать со сверстниками футбол, девочек фильмы и музыкальные группы ему было не интересно в том ключе, в котором это обычно происходило. Да оно и не странно, ведь парень к своему совершеннолетию размышлял во-многих вопросах, как взрослый. Именно поэтому он чувствовал себя одиноким долгое время, особенно после смерти отца, смерти любимого деда, отъезда брата из поселка и практически всех друзей знакомых и ровесников, которые после выпускного поступили в различные учебные заведения и разъехались по большим городам страны.
Нынче такая тенденция. Села вымирают, молодежь выезжает в города. Гриша видел, как меняется в городах молодежь, он часто говорил на эту тему с братом, и ему казалось, что в большинстве своем молодежь не меняется к лучшему. Он часто ностальгировал по тем вечерам, которые проводили у деда. Скучал по людям, которые приходили к деду в гости, и к которым они ходили в гости. Все эти исчезнувшие люди были целой эпохой, связующим звеном двух и более поколений, которые по своим нравам и традициям уходит вглубь дореволюционной эпохи. Гриша иногда горевал о том, чего по мнению Давида и сам не понимал, и не мог понять, но видать то общение с людьми, которых так быстро не стало, тот весь колорит человеческой доброты, обычаев и культуры, которую не смогли вытравить атеистической пропагандой в советское время, поселилась в нем и горела теплым огоньком благодарности ко всему хорошему, что смогла взрастить и передать ему родина. Они, люди прошлого, сумевшие передать доброе, тоже были для парня частью его огромной Родины.
Давид ждал брата на перроне вокзала, а поезд тем времени медленно подъезжал к месту остановки. Потом из вагонов начали выходить люди. Появился и Георгий, как всегда скромно одет, улыбчивый, с дорожной спортивной сумкой через плечо. Браться обнялись, поприветствовали друг друга, обговорили дорогу, свежие новости, и уже через какое-то время, беседуя, вышли с вокзала и пошли вдоль трассы. Давид подошел к таксисту, желая договориться о поездке, но Григорий его остановил:
– Зачем такие траты? Можно на метро или на общественном транспорте доехать.
Парень он был с детства экономный.
– Ты не часто ко мне приезжаешь.
– Я совсем не устал, давай лучше по городу прогуляемся. Надеюсь, в тебе еще не умер спортсмен?
– Нет, конечно. Но ты уверен в пешей прогулке, ведь ты только с дороги?
– Ничего страшного, я же ехал сидя, дома еще насидимся, пошли, хочу тебя видеть и слышать, город хочу посмотреть.
И Давид хлопнул брата по плечу. В знак согласия отправился с ним вдоль дороги, уже прикинув план их маршрута, что бы брату было интересно. Вместе с тем спланировал, где его можно будет вкусно накормить. Братья шли бодро, и расспрашивали друг у друга о свежих новостях, Давид лишний раз убеждался в том, что телефонный разговор это не то, нужно видится.
– Лучше расскажи, какие планы у тебя, и надолго ли ты ко мне?
– Ой, я совсем ненадолго. На пару деньков от силы.
– Чего так мало? Останься подольше. Оставайся вообще жить здесь со мной. Помогу тебе устроиться на работу. У меня сейчас работы много. Тем более нужна твоя помощь. Как раз хотел с тобой это обсудить.
– Нет, спасибо Давид. Мне нужно ехать. Я уже решил. На несколько деньков останусь, а потом все-таки поеду. Ты же знаешь. Мы говорили с тобой на эту тему.
– Надеялся, что ты передумаешь.
– Нет, не передумал. – ответил Георгий брату, а потом немного помолчав добавил. – Я это точно решил.
– А как твоя работа, Гриш?
– Я рассчитался. Доделал все, что должен был доделать, естественно заранее предупредил начальство, что буду уходить, попрощался с ребятами и ушел.
– Расчет дали полностью?
– Ну, почти.
– Что, кинули?! – гневался Давид.
– Ну, я не хочу сейчас об этом.
– Хочешь, я разберусь, когда домой приеду, и тебе все вернут. Дай мне телефон бригадира.
– Нет, не надо. Такие смешные деньги, чтобы за них ещё разбираться. Пускай останется им на совести. Давай не будем об этом. Такой прекрасный день. Давай позже об этом.
После минутной паузы Давид начал задавать вопросы:
– Как там с родственниками все решилось?
– Ну, после смерти мамы, ты же знаешь, пошли разборки за землю покойной бабушки, за её участок. Вроде все шло без скандалов и сор, но каждый спешил урвать, свое. Завещание куда-то пропало. И дядя Коля с теть Машей начали вести переговоры насчет всего этого. Мне сосед дядя Степа рассказывал.
– А нас проигнорировали?
– Получается, что так.
– Гриш, ну и как ты все это прокомментируешь?
– «Имейте нрав не сребролюбивый, довольствуясь тем, что есть. Ибо Сам сказал: не оставлю Тебя и не покину тебя, так что мы смело говорим: Господь мне помощник, и не убоюсь: что сделает мне человек?».
– Эх, Гриша, все у тебя так просто объясняется. И на все ты знаешь ответ. Порой смотрю на тебя и завидую. Вот бы и мне эта беспристрастность.
– Ну, Давид, дело здесь не в беспристрастности. Сам рассуди. Да, мама умерла, да, мы следили за этим участком бабушки, родственники нет. Нашли или не нашли дарственную от бабушки, это уже не так важно. Мы с тобой ведь не строили этот дом. Его строил наш прадед своим детям. Нашему деду и его жене, нашей бабушке, он остался в наследство. Они там жили и содержали его в порядке, там выросла наша мама, и её брат с сестрой. Время шло, дети разъехались, тетя Маша уехала в районный центр в дом мужа, дядя Коля уехал в столицу. Потом дед умер, хозяйкой осталась бабушка, а потом и она тоже умерла, и мы, живя по соседству, начали поддерживать этот дом, что бы он окончательно не развалился, также мы пользовались огородом. Но, по существу, дом то не наш. Понимаешь?
– Но ведь и не их, исходя из твоей логики. Вот почему стоило с ними, по крайней мере, поговорить, попытаться разобраться.
– Ты то, все говоришь правильно, но согласись, что прав у них на дом больше, чем у нас. Ведь они дети, а это их родительский дом. И…
Дальше Давид прервал брата:
– И что, а мы внуки. Мне, честно говоря, по барабану, что бы мы получили от продажи этого участка, честно, мне эти копейки не нужны, тут дело принципа, понимаешь? Ведь пока мама и бабушка жили, родственники молчали, и не ставили вопрос ребром, а когда мамы и бабушки не стало, они даже не спросили у нас совета, сами все решили. Понимаешь? В дарственной было четко сказано, что от продажи участка деньги поделить на троих. А они забрали дарственную, потом потеряли. А теперь все оформляют на себя, подкупив юристов. Вот это меня злит. Что они на этой смешной сумме продали наши семейные взаимоотношения. За маленькой материальной выгодой побежали, а на нас наплевали. И знаешь, Гриша, что самое забавное в этой истории. При встрече они будут все так же улыбаться и любезничать, будто ничего и не произошло.
– Давид, не горячись. Бог им судья.
– Это точно. Но, ничего, я ещё до них доберусь, вот только здесь разрешу все вопросы.
– Не надо. Тебе здесь дел хватает. Не стоят они того.
– Да дело не в деньгах. Понимаешь? Тут дело принципа.
– Я понимаю. Не сердись. Ведь написано «кто захочет судиться
с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду».
– Эх, Гришка, опять ты за свое. Но, может ты и прав. Не будем пока об этом, тем более ты ко мне в гости приехал, а я даже не накормил тебя ещё. Пойдем в кафешку, перекусим. Я с утра ничего не ел.
– Давид, у меня есть яблоки. Может, потерпим до дома, а там что-то приготовим?
– Яблоки – это хорошо. Но я хочу нормально поесть, да и ты с дороги явно голодный.
Георгий знал упрямство Давида, и поэтому уступал.
И вот через какое-то время они уже сидели, в кафе сделав заказ. Опять разговорились. На этот раз Давид начал расспрашивать Григория о духовном выборе брата, почему тот начал так мыслить, почему не стал жить как обычные люди:
– Брат, я знаю, что тебе было нелегко. Я здесь весь в работе, а ты там все эти годы, больная мать, работа на стройке, ночи без сна, потом безработица, и опять рутинная тяжелая работа. Ты же знаешь, я тут повязан с дядей пока.
– Но ведь и ты помогал нам деньгами, и трудился не меньше.
– Деньги не то. Ты дарил матери внимание, заботу и любовь. Ты хороший сын.
– Ты тоже. Она очень гордилась тобой. А то, что касается моей религиозности, я, наверное, пока не смогу тебе объяснить словами те открытия, и изменения, произошедшие за последние несколько лет. Но обязательно попытаюсь, чуть позже, после моей поездки в город N. Хотя, есть большая вероятность, что я останусь там.
Долго общались братья, успели попить дважды чай, обсудили несколько тем, и даже по пути домой, продолжили дискуссию. Давид прощал брату его религиозные наклонности, и старался не перечить в этом, потому что мало разбирался в религии. Он доверял брату, и верил исходя из того что видел, а видел он веру которая помогла брату в трудные минуты. И это было хорошо.
Единственное, что тревожило его сейчас, это то, как сложится жизнь Георгия дальше.
Исаия 41:10 «не бойся, ибо Я с тобою; не смущайся, ибо Я Бог твой; Я укреплю тебя, и помогу тебе, и поддержу тебя десницею правды Моей».
Глава 3
Инна работала менеджером в крупной фирме оптовой перепродажи аграрной продукции, а также удобрений, и техники связанной с агробизнесом. Офис фирмы находился в центре города, поэтому добираться до рабочего места приходилось долго, так как Инна жила практически на окраине. Девушка любила поспать, но высыпаться предпочитала в выходные, это знание и предвкушение субботы помогало вскочить на ноги рано. Тем более что ранние подъемы были выгодны тем, что общественный транспорт не был перегружен. «Почему большинство людей выбирают давку в автобусах и метро? Она начинается, всегда в одно и то же время, не проще выйти на 20 минут раньше»? – думала девушка, сидя в полупустом автобусе слева у окна, на предпоследнем сдвоенном сиденье глядя на постсоветскую архитектуру. За окном виднелись советской постройки панельные дома и неработающие заводы, которые по неведомым Инне экономическим или другим причинам остановили свою работу. Девушке казалось, что это не правильно, и что кто-то допустил большую ошибку, либо кто-то другой допустил правильный циничный расчет, раз мы из страны производителя превратились в бедную страну менеджеров. Инна ловила себя на мысли, что не любит свою работу, не потому, что нужно трудиться, а потому что в ней не чувствовалось созидательности. Да, агробизнес по ее мнению, был неотъемлемой частью жизни человечества. Но если копнуть глубже, а Инна любила копать глубже, и посмотреть какими вредными для почвы удобрениями засыпают землю, что бы получить больший урожай, то сразу становилось понятно, что это больше вредит нынешнему и грядущему поколениям, природе, и планете в целом. «Весь этот бизнес – думала девушка – построен целенаправленно на заработок денег, и люди которые за ним стоят, судя по всему, думают о краткосрочной выгоде. Потому, что не верят ни во что большее, кроме доллара. Потому что бояться за короткую свою жизнь упустить шанс подразнить рецепторы желудка хорошей едой, зрения, хорошими путешествиями и видами, самолюбия и тщеславия своей властью могуществом и влиянием, да всем чем угодным, но только себе, и своим отпрыскам».