– Стелла, прости, я погорячился, – начал было я.
Но она не слушала меня:
– Я так и знала, что теперь ты будешь преследовать меня, ходить по пятам, мальчишка!
– Стелл, ну погорячился я, характер у меня такой. Давай не будем…
– Ну, хорошо! – вдруг примирительно сказала она, опять посмотрев на свои часики. – Дай слово, что ты не будешь меня преследовать и следить за мной. И не будешь вести себя как вспыльчивый глупый мальчишка.
– Стелл, ты меня обижаешь, я не мальчик, – неуверенно пытался я укорить её за такое обидное сравнение.
– Так ты даёшь слово? – она посмотрела на меня в упор.
– Ну, даю, – помедлив, сказал я, тоскливо глядя на её красивые загорелые лодыжки и чувствуя, что она становится всё недоступней мне.
– Смотри же, ты дал слово!
Она, заглянув мне в глаза, легко развернулась и пошла по тротуару, помахивая своей сумочкой, независимая очень красивая и ещё более непонятная.
Шагов через десять она остановилась и обернулась. И я подбежал к ней как паж по вызову.
– Андрей, – обратилась она ко мне с заметной мягкостью в голосе, – я догадываюсь о твоём состоянии. Иди домой и просто хорошо подумай, ты же умный мальчик и всё понимаешь…
– Хорошо, Стелл, я подумаю, но ты только скажи с кем у тебя сейчас встреча?
– Андрей! Из-за тебя я опоздаю в театр… на премьерный спектакль, куда с большим трудом моя подруга купила билеты, и которая уже, наверно, изнервничалась там, – Стелла, поглядывая на свои часики и сама начинала заметно нервничать.
– Ты идёшь в театр с подругой! Я тебе не верю! – заявил я ей, выразив сначала на своём лице сильное удивление.
– Ну, вот что, Андрей! С тобой невозможно говорить! Всё, до свидания!
На этот раз, ни разу не обернувшись, она торопливо ушла, а я через минуту вернулся в кафе.
На нашем столике сиротливо лежал словарик с тетрадкой. Пустые тарелки уже убрали. Я раскрыл словарь и внимательно просмотрел ещё четыре листа английских фраз – первые страницы я пролистал ещё в интернате. Начальные фразы не показались мне сложными и легко запоминались, но далее они удлинились и запомнить их целиком становилось всё труднее. Я закрыл словарь и вышел на улицу.
По улице медленно двигалась настоящая карета, запряжённая двумя ухоженными белыми лошадьми с красивыми белоснежными султанами между ушей. Ряженый в красную атласную ливрею возчик предлагал всем прокатиться в карете, и я из любопытства поинтересовался, сколько мне будет стоить такое экстравагантное удовольствие. Остановив лошадей и ответив мне, ряженый возница опять принялся зазывать желающих прокатиться до набережной. Вскоре нашлась влюблённая парочка, которая с восторгом залезла в карету, и та медленно покатила по булыжной мостовой, а лошади слажено зацокали копытами. Я тоже пошел вслед за каретой в сторону набережной. Жара уже спадала, и народ понемногу стал заполнять узкие улицы. Многие шли навстречу с пляжными сумками и разморёнными раскрасневшимися от свежего загара лицами.
Неожиданно на противоположной стороне улицы я увидел небольшой кинотеатр с огромным рекламным плакатом, на котором во всю его ширину в тёмных очках по-приятельски улыбался известный французский киноактёр Жан-Поль Бельмондо. Кинокомедии я всегда обожал, особенно французские, и поэтому, недолго думая, купил билет и спустя пятнадцать минут, отведав попутно местное сливочное мороженое, уже сидел в кинозале.
Фильм был из разряда тех, что мне нравятся сразу же с первой минуты до последнего кадра. Неподражаемый юмор Бельмондо изводил меня порой до слёз и я, забывшись, несколько раз до изнеможения хохотал над тем, что он вытворял на экране. Уморительные похождения горе-любовника, которому всегда и во всем в конечном счете везло, заряжало оптимизмом и поднимало настроение. Зал тоже похохатывал, а кто-то даже в экстазе притоптывал и свистел.
После фильма, когда я, прихватив под мышку уже неразлучные словарик и тетрадь, снова оказался на улице, солнце наполовину скрылось за вершинами гор и сумерки, уже с избытком накопившиеся в удобных им местах, собирались через пяток минут без опаски выплеснуться на все улицы городка. И пока я под впечатлением игры любимого актёра (припоминал самые смешные сценки) неторопливо шёл до набережной, быстро стемнело и разгорающиеся фонари стали ярче освещать улицу и гуляющую по ней публику.
На пляже, как и вчера, ещё был народ, но купаться мне не захотелось, и я, посидев ещё немного на скамейке в сквере у фонаря и полистав ещё раз словарь, как и рекомендовала Даша перед сном, направился домой, бубня себе под нос английские фразы и словосочетания. Удивительно, но кое-что из того, что я запоминал ещё днём, находясь в интернате, легко всплывало в голове. Видимо, Дашина методика всё-таки была вполне рабочая. Я даже пожалел, что поленился тогда прочитать до конца её первое задание. «Ничего, – подбадривал я себя, подходя к переулку, где находился мой дом, – впереди у меня ещё уйма времени. Впереди ещё целая ночь и утро – что-нибудь ещё успеет благодаря передовым методам само отложиться в голове».
Недалеко от угла соседского дома у разросшихся кустов стояло двое парней. Ещё один, худощавый в белой рубашке, чуть в стороне от кустов, что-то, как мне показалось, искал в траве. А где-то в темноте, кажется у лавочки, негромко бренчала гитара, раздавались голоса, в том числе и девичий смех, и красными точками на мгновенье вспыхивали огоньки от сигарет. Там было оживлённо и очень весело.
Поравнявшись с парнями у кустов, я хотел уже свернуть в проход к дому, но один из них направился ко мне и, чему-то улыбаясь, спросил закурить. Скуластое лицо его с широко расставленными глазами было надменным и нагловатым. Что-то подсказывало мне, вовсе не сигарет ему хотелось. Я вежливо ответил, что не курю.
В это время подошёл небольшого роста конопатый его напарник и, смерив меня оценивающим взглядом, небрежно сквозь зубы бросил:
– Угостить сигареткой не хочет, зажал что ль?!
Третий (тот, что был в белой рубашке) тоже подошёл и стал позади меня, и мне стало предельно ясно, что сейчас в ближайшую минуту, если не предпринять что-нибудь неожиданное для них, я получу по своей интеллигентной физиономии вполне конкретно и по полной программе. Это стало ещё очевиднее, когда скуластый уже нагло пытался вытащить пальцами из нагрудного кармана моего батника авторучку, которую мне вручила Стелла перед первой лекцией.
И я стал действовать так, как был обучен и подготовлен в своём родном дворе именно к таким нештатным ситуациям. «Подожди!» – спокойно сказал я скуластому негодяю, мягко отстраняя его руку. Затем, обернувшись назад к самому слабому из них, попросил того подержать мой словарик и тетрадь. И, когда тот от неожиданности взял их, с удивлением таращась на эти, видать, не очень привычные для его рук предметы, почти не размахиваясь, я врезал скуластому внутренней стороной ладони между его широко расставленных глаз в область носа. Этот простой приём я в совершенстве отработал в спортивном школьном зале на тренировочной боксёрской груше. Жесткий удар ладонью в нос не причинял больших травм, но мог любого вывести из строя минуты на две, что было вполне достаточно, учитывая мои спринтерские качества.
Конопатому я следом хорошо заехал ногой в пах и добавил ребром ладони по его шее, от чего тот вскрикнул и ещё больше согнулся. Но я недооценил самого слабого из них – того, что стоял за спиной и держал в руках мои вещи. Он тут же бросил тетрадку со словарём в траву, видимо собираясь удирать. И когда я за ними наклонился, этот уже почти удравший слабак вдруг ошалело навалился на меня всем своим тщедушным телом и, испугавшись, наверно, своей храбрости, испустил в темноту, в сторону лавочки, где негромко бренчала гитара, классический душераздирающий вопль о помощи, переходящий в самом конце для пущей убедительности в протяжное истощённое подвывание: «На помощь, наших бью-ю-у-у-ют!..» И только я успел освободиться от него, стащив с себя за его же треснувшую где-то у шва белую рубашку, как подлетело ещё трое или четверо. Крепкий длинноволосый парень с разбегу ногой ударил меня в лицо. Я откинулся на траву и сначала искры, а потом расходящиеся оранжевые круги и яркие белые пятна, похожие больше на симпатичных дружков-колобков, закружились весёлым хороводом передо мной и почти одновременно я услышал девичий крик: «Остановитесь! Это же свой! Он с нашего двора! Я знаю его…»
Всё ещё находясь в лежачем положении на спине, но уже опершись на локоть и тряся головой, я быстро приходил в себя, как вдруг увидел перед собой склонившееся ко мне лицо рыжеволосой Юлии.
– Привет, – сказал я ей, – благодарю, ты оказалась здесь очень вовремя. Кажется, теперь я твой большой должник.
– Ты как? – спросила она, вытирая платком у меня тонкую струйку крови, выступившую было из носа.
– Да нормально, звездопад уже закончился, вот только нога что-то слегка побаливает, – ответил я ей, садясь на корточки.
Близ меня сидел скуластый и, задрав голову, тоже старался остановить кровь из своего носа. Он был сильно недоволен и искоса поглядывал на меня.
– Кто это? – всматриваясь в меня, спросил у Юлии крепкий длинноволосый парень – тот, что наградил меня сильным ударом ноги.
А я в этот момент подумал, как повезло мне, что он обут в мягкие резиновые кеды, а не в какие-нибудь жёсткие кожаные туфли, что были на ногах его друзей…
Рядом столпились подбежавшие чуть позже ещё трое парней и две девушки, которые с искренним любопытством смотрели на последствия всей этой заварушки, всматриваясь в первую очередь в меня. У одного из парней в руках была гитара, другой зачем-то примчался с трёхлитровой банкой красного вина в руках, основательно взболтав его по пути, а третий тоже зачем-то прихватил с собой обычный граненый стакан и теперь держал его двумя пальцами правой руки, словно официант-стажёр в дешёвом ресторане, забывший по рассеянности в подсобке свой никелированный поднос.
Глядя на них, при желании можно было бы подумать, что они примчались угостить меня продукцией местных виноделов и заодно очаровать душевными песнями под гитару. Но на самом деле, как я уже догадался, неожиданная заварушка просто-напросто застала их врасплох, и они впопыхах и, видимо, с уже приобретённым уличным инстинктом никогда не оставлять ценные вещи без присмотра притащили это добро сюда. Был среди них и откуда-то взявшийся невысокий юморной толстячок, заявивший, что он, как всегда, прибыл в самый решающий момент, когда без него нельзя обойтись.
– Это Андрей, мой сосед! – заявила всем Юлия. – Чего вы на него накинулись? – обратилась она затем к моим непосредственным противникам.
– Действительно, зачем! – поинтересовался и толстячок, доброжелательно разглядывая меня своими небольшими подвижными глазками.
Конопатый уже очухался от моего удара ногой и, подойдя, пискляво сказал:
– А мы ему ничего не делали. Это он первый на нас набросился… За это ему надо ввалить как следует… его надо…
Но он не успел закончить свой кровожадный призыв к действию, – Юлия, отняв платок от моего носа, уже повернулась к нему и прикрикнула:
– Алик, если ты подойдёшь к нему, то сам как следует получишь от меня, понял!
Она даже погрозила ему своим совсем невпечатляющим девичьим кулаком.
«Вот это да, молодец! – подумал я о Юлии. – Ведёт себя на удивление уверенно как настоящая королева двора. Может, она и в самом деле повелевает всей этой дворовой компанией». Я припомнил, что такое было и у нас, когда красивая и энергичная девчонка из дома напротив некоторое время командовала как хотела всеми нашими дворовыми пацанами – и почему-то все охотно и беспрекословно подчинялись ей.
Видимо, моя догадка была очень близка к истине, потому что конопатый Алик оказался весьма восприимчив к словам Юлии, – он всё очень быстро понял и во всём с ней согласился, да и все те, кто подбежал, стали расходиться к своей лавочке. Первыми ушли две подошедшие из любопытства девчонки, а за ними потянулись и их кавалеры с гитарой и вином, которым, кстати, они до краёв наполнили стакан, что притащили сюда, предоставив распоряжаться им говорливому и весёлому толстячку.
Между тем с рыжеволосой королевой Юлией согласился и длинноволосый. Он, повернувшись к Алику, бросил тому, что хорошо знает, как тот цепляется к любому, кто случайно окажется в их дворе. Говоря это, он попробовал положить руку на плечо Юлии, но та одёрнула его, посоветовав ему внимательнее следить за своими руками… «Очень милая парочка!» – тут же непроизвольно отметил я про себя этот их быстротечный междусобойчик и стал подниматься с травы.
Только скуластый Толик всё ещё сидел, косился на меня и никак не мог остановить кровь из носа, которую худощавый Вова (я уже узнал, как всех их зовут из их же общения) пытался остановить лоскутом белой ткани. Кажется, он оторвал этот лоскут от своей распоротой белой рубашки и умело скомкав его, приложил получившийся тампон к носу пострадавшего.
– Так-то будет лучше, а рубашку уже не зашьёшь, – сказал он, перехватив мой взгляд, и улыбнулся невинной улыбкой ребёнка, увидевшего вдруг после сладкого сна на голубом потолке скачущего весёлого солнечного зайчика.
– Голову ему приподними выше, что б кровь не притекала к переносице, –посоветовал я в ответ, и тоже слегка улыбнулся краем губ.
И между нами, кажется, установился почти дружеский контакт, к которому присоединился и Толик, спросивший меня, что за технику удара я применил и как она называется. «Вроде и не сильный удар, а в глазах сразу на минуту потемнело, и кровь вдруг хлынула, не остановишь», – произнёс он, глядя на меня уже без какой-либо злости и обиды.
Очень уж он хотел знать название этого неизвестного ему приёма. Пришлось уважить его, ведь не зазря же он так жестоко пострадал.
– Синекдоха называется, – сказал я первое, что пришло в голову (Видимо, лекция Стеллы с отдельными словами хорошо усвоилась у меня на подсознательном уровне).
– «Синекдоха», – почти по слогам повторил он это певучее диковинное для него слово и уважительно посмотрел на меня.
В это время Юлия, мягко отстранив пристававшего к ней длинноволосого ухажёра, которого звали Сергеем, помогла мне подняться окончательно, а толстячок, всё ещё державший в руке стакан с вином (видимо, ждал подходящего момента угоститься), неожиданно поднёс его мне с шутливой просьбой хотя бы пригубить сей божественный напиток в честь знакомства и боевого крещения. И я, чтобы не обижать новых знакомых, сделал небольшой глоток этого чудо-напитка, оказавшимся на деле какой-то терпкой кислятиной. Вернув тут же стакан, который, кажется, пошёл далее по кругу, я, ощущая во рту не очень приятную тягучесть, попробовал поуверенней ступить на правую ногу. Нога побаливала в связке у ступни и лодыжки. Что-то там было не так. «Наверно сильное растяжение», – озабочено подумал я, опять нагибаясь и осторожно поглаживая рукой появившуюся припухлость у лодыжки. На ногу всё ж ступить я смог, но полностью опираться на неё было очень проблематично из-за резкой боли что отдавалась в голеностопном суставе.
«Вот только этого мне не хватало!» – потирая ногу и снова опираясь на плечо Юлии, подумал я об этой возникшей проблеме.
– Отведи потихоньку его домой, – видя мои страдания, великодушно посоветовал Юлии длинноволосый Сергей, а сам подошёл ко мне и протянул словарь с тетрадкой, а также свою руку. – Здесь тебя никто не тронет, будем знакомы, меня зовут Сергей! – авторитетно произнёс он.
– Премного вами благодарен, – ответил я ему таким некогда расхожим старинизмом, пожав его крепкую руку и назвав в свою очередь своё имя – в моём ответе был и намёк, который он, кажется, не уловил, на сильный удар его ноги, буквально сваливший меня.
Стоявший рядом толстячок улыбнулся и тоже подал мне пухлую ладошку с короткими пальцами, пошутив затем, что он тут самый главный, но его почему-то никто не хочет слушать. Он добродушно от души посмеялся своей шутке и следом изрёк, подняв кверху свой смешной коротенький указательный палец:
– А ведь я всегда говорю, в ядерный век размахивать кулаками – себе дороже. И вот – результат! – он указал на скуластого Толика, который, остановив кровь, уже поднялся и тоже крепко жал мне руку; его губы, кажется, всё ещё шепотом повторяли то диковинное слово, что я даровал ему, можно сказать, с плеча.
Толстяка звали Эрик. «Видать, он самый рассудительный из них», – подумал я и, сказав своим новым знакомым лаконичное «пока», тронулся с места кровавого побоища, опираясь правой рукой на Юлино хрупкое плечо. Плечо это на удивление оказалось очень выносливым и гибким.