– Распахни шторы, – потребовал я, когда оказался готов.
Сурен повиновался. Он дернул за тонкую нить рядом с дверным проходом, и темно-красные шторы поползли в стороны.
– Хорошее утро, – сказал я, наблюдая за тем, как большое фиолетовое солнце медленно поднимается над горизонтом.
– Это вечер, хозяин.
Я перевёл взгляд с солнца на слугу, вспомнил кое-то важное – альтернативные законы своей собственной Вселенной, и прошептал:
– Верно. Ты абсолютно прав.
На пике этого внезапного осознания я произвёл щелчок пальцами правой руки.
– Мы с тобой слишком долго ничего не меняли. Триста лет все же долгий срок. Как думаешь?
Я отчаянно надеялся на дельный и искренний ответ дворецкого. Но он был лишь слугой, которому было наказано судьбой во всем со мной соглашаться. И поэтому он молчал. Он не делал предложений и предположений.
Мне снова пришлось разбираться самому.
– Что ж…
За окном помимо фиолетового солнца присутствовали светло-оранжевые горы и салатовая поросль у подножия этих каменных глыб. Фоном всего пейзажа было розовое небо. Сейчас мне сложно вспомнить, что именно нарисовало в моей голове эту кислотную картину. Определенно к этому имели отношение вещества, но какие?..
«Бог их знает!»
– Давай уже! – потребовал я от дворецкого, имея в виду поднос с письмами.
Сурен послушно уложил поднос на небесно-голубую поверхность стола. Я протянул руку и выхватил из стопки первое попавшееся.
– Сейчас посмотрим.
Сурен протянул мне короткий крючковидный нож. Я сделал нужное движение и рассек складку конверта.
– Итак…
Мои глаза неторопливо забегали по печатному тексту. Буквы стали последовательно объединяться в слова и предложения. Затем начал проступать смысл всего повествования.
– Хочешь послушать? – спросил я у дворецкого.
Тот опять закостенел, не зная, что ответить. И тогда мне пришлось самому принимать решение.
– Ладно, слушай…
– С радостью, хозяин.
«Но ты ведь не знаешь, что есть радость?»
Дальше я прочитал вслух письмо:
«Здравствуй, дорогой друг.
Ты просил, что бы «Я» пришло к тебе на твой праздник жизни, но мне оказалась категорически непонятна причина твоей радости. Что? Зачем? Почему? Поэтому «Я» предпочло остаться дома до тех пор, пока ты не найдёшь действительных причин для моих телодвижений.
Прошу меня простить за неудобную прямоту. С искренней любовью. Твоё «Я».
– Как тебе?
Да что я спрашиваю? И так все понятно. Ни слов, ни маломальской мимики. У моего дворецкого век и тех не было. Ими он мог бы хоть как-то прореагировать. Но не судьба.
Моя рука отложила в сторону вскрытое и только что прочитанное письмо, затем потянулась к остальным стопке.
– Дзын! Дзын!..
Рука очень хотела, но так и не достигла намеченной цели. Звонок в дверь спутал мои планы. Пришлось задуматься о другом.
– Думаю, это прибыла моя посылка.
– Надеюсь, хозяин.
– Реши вопрос, – приказал я.
Сурен сдвинулся с места согласно направлению к источнику звука.
– Дзын! Дзын!..
Я же положил обе руки себе на колени. Мое бытие сосредоточилось на внутренних ощущениях. Внутри клокотало лёгкое волнение.
«Наконец-то!» – с некоторым торжеством думал я.
Волнение плавно перетекало в ликование.
Я ждал слишком долго этого революционного момента. И потому мне очень не хотелось случайно спугнуть госпожу удачу. Так что я постарался осторожно сдвинуть фокус внимания на нечто нейтральное и безобидное. Я посмотрел в окно.
«Чего-то там не хватает…».
Удачный приём.
Когда-то я был очень увлечён созданием этого прекрасного вида из окна. Моя фантазия оттачивала каждую мелочь, каждую деталь. Но потом творческий пыл поутих, угас былой задор движения в непознанное, и я забросил неблагодарное дело самокопания творца. Как результат, возникло предположение, что части целого обязаны самостоятельно войти в трансперсональную гармонию и тем самым создать подлинное совершенство. Так вот я разрешил своему идейному продукту самостоятельное развитие.
Но что в итоге?
«Все же чего-то не хватает…», – продолжал мысленно настаивать я.
– Хозяин, вас просят подписать уведомление о вручении.
Скрипучий голос дворецкого не дал мне домыслить. Я снова оставил оранжевые горы и салатовую долину на произвол судьбы и среагировал на зов банальности.
– Где? – спросил я.
Кисть правой руки в полной бессознанке дернулась вперёд, предлагая свои приземлённые услуги.
– Здесь, – палец курьера указал на галочку внизу клочка бумаги.
– Хорошо, – сказал я и без заминки черканул витиеватую закорючку.
– Спасибо.
– Это вам спасибо.
Секундой позже курьер поставил на небесно-голубую гладь стола картонную коробку средней величины.
– Она там? – спросил я.
Курьер был человеком и в отличие от моего дворецкого умел моргать и удивляться.
– Кто «она»?
– Вы не в курсе?
– О чем?
Я достаточно быстро понял, что репликами недоумения не стоит увлекаться. Не этого я ждал долгие триста лет.
– Сурен, расплатись с человеком.
– Как скажите, хозяин.
Навязанные лишние мысли немножко попридержали уход курьера. Он, также как и я, начал накручивать себя не к месту и не по делу. Но мой инопланетный дворецкий имел цепкую и болезненную хватку трёхпалой ладонью. И этот нюанс всегда работал как самый веский аргумент.
– Хозяин считает, что вам пора.
– Хорошо-хорошо…
Вскоре и дворецкий, и курьер исчезли из поля зрения. Я же остался наедине с картонной коробкой.
«Наконец-то!»
В пределах досягаемости находился крючковидный нож. Я встал со стула. Слюна предвкушения скопилась в углу рта.
– Спасибо и до свидания. Удачного пути. Не спотыкайтесь, пожалуйста…
Сурен как самый старательный слуга выучил все дежурные фразы. Но применял он их обычно не к месту и всем скопом.
Но мне было не до его окультуривания. В тот момент в особенности.
Крючковидный нож был хорошо заточен. Он рассек клейкую ленту одним резким движением.
– Ну, здравствуйте, Александр Дмитриевич!
Едва картонные створки были раздвинуты, мое удовольствие оказалось на пике.
– Как вам живётся?
Мне понравилась моя жестокая шутка. Отрубленной голове из коробки – нет. Она недовольно сморщила гримасу.
– Как же так, Александр Дмитриевич?..
Но слишком долго издеваться оказалось скучно.
– Вы слишком депрессивно выглядите… Пойду-ка я от вас…
На этой торжественной ноте я оставил нож, оставил картонную коробку вместе с одиозным содержимым и вышел из «комнаты для медитаций». Впрочем, чтобы не было чересчур скучно, я прихватил с собой несколько писем с серебряного подноса и сунул их в карман пиджака.
– Пока-пока. Держитесь позитива, Александр Дмитриевич.
Кажется, мой бывший лечащий врач попытался промычать что-то членораздельное. Не получилось. Ксандарианский палач действовал умело и рубил точно по голосовым связкам. Он не любил посмертную болтовню своих жертв. Его заказчики обычно его поддерживали.
– Ещё раз говорю: рад нашей встрече.
– Му-му…
В прихожей я надеялся застать своего верного дворецкого, но он, избавившись от курьера доставки, куда-то и сам запропастился.
– Сурен! – позвал я слугу.
Однако Сурен ни откуда не выскочил, как это обычно бывало. Это было на него не похоже.
Я подождал минутку и снова ничего не произошло. Было досадно.
– Сурен!
И снова никакого ответа.
«Разберусь потом. Сейчас нет для этого настроения», – таким стало мое решение, после которого я начал искать себе новое развлечение.
Я искал его минут десять-пятнадцать: ходил туда-сюда из комнаты в комнату. Цеплялся взглядом то за одно, то за другое. И все без толку. Все было предельно узнаваемым и постылым.
Наконец рука толкнула входную дверь.
– Вы уверены, что хотите покинуть пределы уютного комфортабельного дома?
– Уверен, – ответил я.
– Точно?
– Точно-точно.
– Это опасно.
– Да и черт с ним.
Сегодня меня не могла переубедить даже самая дотошная дверь. Впрочем, она не оставляла попыток.
– Ради вашей безопасности наша охранная компания рекомендует соблюсти протоколы семь и девять. При невыполнении этих условий наша компания снимает с себя ответственность. Вы осознаете это?
– Осознаю.
– Мы выслали вам на почту официальное уведомление о снятии ответственности. От вас требуется письменное подтверждение.
Я никогда прежде не выходил за порог и потому только сейчас узнал, что входная дверь моего дома способна выдавать не в меру много слов и предложений. Возможно, она даже хотела свести меня с ума.
Пришлось с этим разбираться в срочном порядке. Для этого я вынул изо рта изрядно потисканную жвачку и наглухо заклеил ею миниатюрный дверной динамик, расположенный на уровне лица.
– Бу-бу…, – несмотря на затычку из двери продолжали вырываться звуки, но это было уже не столь звонко и агрессивно.
После этого мне сразу стало спокойней жить. Больше никто не перечил и не запрещал ходить туда, куда не нужно.
– Слава богу, – сказал я, наконец-то шагнув за порог.
Там, за порогом, в лицо ударил яркий солнечный свет. Мягкий порыв ветра погладил шершавые щеки.
Я огляделся по сторонам.
Вид из моего любимого окна в «комнате для медитаций» был иллюзорно прекрасен. Но настоящее живое присутствие – это совсем другое дело.
Я сделал шаг вперёд.
– Здравствуй, мой прекрасный мир!
Эти слова вырвались из меня сами собой. А потом я внезапно заплакал.
«Что со мной?»
Слезы текли и текли, капали на деревянный настил крыльца.
«Почему я плачу? Зачем? Какова странная причина такого неожиданного пробуждения эмоций?»
Вокруг не было никого из людей. Да и инопланетяне куда-то задевались. Оставалась лишь вычурная природа. А значит, никто не мог ответить на мои слезливые вопросы. Трава, горы, небо, песок – все они представляли собой одно сплошное молчание.
«Почему?»
Я задрал голову высоко вверх. Я продолжал лить слезы.
Мне было больно.
И в голове свербел один и тот же закадычный вопрос:
«А если бы здесь был некто с даром речи? Что тогда?»
Интересный вопрос.
Целых триста лет я жил в идеальном жилище с идеальным видом из окна и идеальным слугой. И сегодня это закончилось.
«Я знал, что так будет?»
Конечно же, знал. Более того, надеялся и верил.
Деревянное крыльцо было невысоким. Оно имело всего три ступеньки, выкрашенные в лиловый цвет.
«Кто-то его красил. Наверное, каждый год, обновляя поверхность, нивелируя последствия солнечных вспышек и проливных дождей. И кто же он? Где он?»
Я сделал шаг прочь от дома. Деревянный настил под ногами приятно заскрипел. Это было что-то новое, не обрамлённое в трехсотлетние привычки. От этого наслаждения даже слезы отступили.
– Ура! – вырвалось из груди.
И словно окрылённый новизной лёгочных вибраций, я резво спустился по ступенькам, затем пошёл дальше, не стал останавливаться.
Когда кончился деревянный настил, начался шуршащий под подошвами песок. Ему на смену пришла мягкая сочная трава. Я шагал вперёд, почти бежал, не желая останавливаться.
И вдруг…
– Ай!..
Так мне пришлось убедиться, что зачастую от наших желаний мало что зависит. Я не стал исключением. Инерция движения сделала мне очень больно. Я со всего маху угодил носком правой туфли во что-то очень твёрдое и в результате едва не переломил большой палец.
«Что ж так больно?» – спрашивал я, хватаясь рукой за раненую ступню.
Но правильнее было бы спросить:
«А во что я собственно врезался?»
Я действительно задал этот вопрос, но только позже, когда боль в большом пальце пошла на убыль. И тогда я смотрел во все глаза, пытаясь разобраться и увидеть причину. Но я видел все те же горы и все прочие природные достопримечательности.
– Тук-тук!
Голос из-за спины заставил меня вздрогнуть и испугаться.
Я повернулся.
– А ты здесь что делаешь?
Мой взгляд непреднамеренно упёрся в римского легионера, от которого я прежде чудом избавился.
– Слежу за тобой.
– Зачем?
– Я твоя мать.
– Кажется, мы уже решили этот вопрос.
– Вовсе нет.
Понимая, что бессмысленно спорить, я вернулся к поиску причины. Правая нога болела, левой ногой рисковать не хотелось, так что я вытянул левую руку вперёд и попытался нащупать невидимую преграду.
– Что там? – спросил римский легионер.
– Кажись, стена. По ощущениям – стекло, но не хрупкое.
Высоко над головой раздался птичий возглас:
– Кар-р-р!
Я посмотрел вверх, чтобы убедиться.
– У нас здесь есть вороны?
– Ты меня спрашиваешь?
Римский легионер внезапно проявил чудеса сарказма. Впрочем, для моей матери это было не в новинку.
– Мне казалось, ты создал этот мир. А значит, лишь тебе доступно знать его содержимое, – заявила она.
– Точно…
Крайнее утверждение я недовольно пробурчал себе под нос. Легионер (он же моя мать) был прав. Я как Творец был обязан знать все. Однако я не знал. Ни в моей голове, ни в моем сердце не было никаких упоминаний ни о каркающих воронах, ни о невидимых стенах-препятствиях.
– Почему?
– Ты снова спрашиваешь меня и снова твой вопрос неуместен.
– Почему?
– Я не та часть тебя, которая знает. Я та часть тебя, которая берет на себя вину.
– Не понимаю…
– И правильно. Для понимания у тебя есть я.
– Ты же моя мать… Или нет?
– Да. Я твоя мать. Но я не настоящая.
– То есть?
– Всё здесь не настоящее. Цветы, деревья, горы, слуги… Реальна лишь стена.
– Почему?
– Здесь мертвые живы, здесь немые говорят.
– Не понимаю…
– Мы живем и существуем исключительно в твоей фантазии. Ты называешь ее мастерской.
#второй
Я проснулся от громких звуков. Открыв глаза, я увидел несколько мигающих лампочек.
– Пристегнитесь, пожалуйста. Мы входим в зону турбулентности.
Девушка в темно-фиолетовой пилотке стояла на проходе и сверлила меня выжидающим взглядом.
– Вы уж ее послушайте, – посоветовал пожилой мужчина, сидящий со мной в одном ряду, – Иначе она вам выдаст подзатыльник.
– Ладно.
Я сделал правильный выбор.
– Спасибо, – сказала строгая стюардесса, когда ремень безопасности оказался затянут на моей талии.
Потом она ушла.
– Думаю, она видит в вас своего отца, – сказал пожилой мужчина, едва девушка удалилась на безопасное для откровений расстояние.
Я посмотрел на него.
Между нами было свободное место. Но все равно казалось, что он дышит мне в лицо. А еще в пальцах его правой руки была зажата огромная дымящая сигара.
– Разве в самолете не запрещено курить? – спросил я.
Старик усмехнулся и погладил левой ладонью свою седую бороду средних размеров.
– Мне можно.
Такой ответ меня выбесил.
– Что это значит?
– То и значит.
Старик сделал очередную затяжку и смачно выпустил облачко дыма в потолок. Затем он иронично посмотрел на меня и добавил:
– Вы мне напоминаете одного из моих учеников.
Пауза.
– Он такой же строптивый и вечно недовольный.
Я сдержался, промолчал.
Старик злил меня и мне очень хотелось надавать ему по мордасам. Но у меня было правило не бить стариков. Плюс ещё были общественные правила. Так что пришлось мне старательно смириться, впиться ногтями в ладони и сидеть еле дыша.
– Расслабьтесь, молодой человек…
Старик продолжал курить и продолжал говорить.
– Может, вам все-таки стоит заняться в туалете сексом с этой милой девушкой в пилотке. Вам только нужно подойти к ней и стать тем, кем она вас видит. Это легко.
– Вы совсем сдурели?!
Опомнившись, я понял что все же не сдержался. Чувство вины стало неприятно зудеть в глубине солнечного сплетения. А взгляд мой испуганно забегал по салону: глаза настойчиво искали неприятные гримасы полные безмолвного укора.