23 апр.
13-го – концерт Леонида Когана в Доме офицеров. Узнал совершенно случайно: пошли с Вольдмером пообедать в «тамошнюю» столовую – афиша и… билеты все проданы. В институте Рита очень огорчалась по поводу последнего. Пообещал что-нибудь сделать. После занятий сходил на Китаевку к Макосику (у Женьки Дъякова и Ко не было абонементов – заняты) и взял его абонемент. На концерте были вместе… Обещанную «поэму» дописал, но отдавать пока «воздерживаюсь» – в какой-то мере – это вексель, а меня интересует просто реакция: та она будет или другая! Кстати, на концерте Р. обстоятельно рассказала о «внезапной любви». В основном – дело, очевидно, обстояло так: молодой, интересный, но нередко появляющийся в нетрезвом виде – где надо и не надо, молодой человек, по собственному выражению полюбил Р., во всяком случае, он неоднократно говорил ей об этом, иногда, в особо интересных местах плакал и обещал бросить пить (вот это уже действительно «трудность» в 18 лет). Как и всякой даме, Р. было приятно слышать, что её любят, но когда общественное мнение выразило сомнение в высокой котировке подруги плебея, она быстро, как могла, избавилась от него – что ей надо было сделать значительно раньше по любой причине… «Но дико светская вражда боится ложного стыда». Итак, «Первая (и последняя) поэма на лирическую тему» – Рите Пол-ой.
Знаешь ты, что лучше выражаюсь в прозе -
И надёжней, и прочнее мысли нить.
Но коль принято – стихами:
В виде розе дани…
То, изволь! Уж не знаю, как удастся форму заменить.
Не сосчитать стихов и до меня… и Данте, и Гомер…
Не выдержу, наверное, классиков соседства.
Но надо написать. Иезуиты, например,
Рекли, что «цель оправдывает средства».
Не понятно то, чего не знаешь…
Исключенье может быть такой колосс.
Потому хотел (да и хочу!) узнать тебя я
До завитков (пусть и искусственных) волос.
Не сделать этого за вечер – яркий самый.
Почему – быть может хочешь ты спросить -
Любознательность к тебе – не для другой из многих?
Не отвечу. Пусть то в прозе или песне буду возносить.
Проще было бы, наверное, дружить с тобой.
Вспомнить можно «Витю», «Галю» или «Раю»,
Но не сделал этого, во-первых, потому,
Что сам себя как следует не знаю.
А себя-то, ясно. лучше знать.
К месту потому с собой эксперименты.
А иначе в дружбе с девушкой любой
Обеспечены и ссор, и недоверия плебейские моменты.
Вопрос: не могу навязчивость терпеть,
Даже думать: «я навязчив» было бы ужасно.
Кстати, повода для «розовых» надежд
Не давала ты. Не знаю: лучше это или напрасно?
И хотя бы заподозрю я, в конце концов,
Что вниманием моим ты можешь тяготиться
(Как в романе: «Поклянёмся памятью отцов!»),
Позабочусь – дабы «скверне» не пришлось свершиться.
Необходимости познанья Риты отпадут
(Для созвучия: «начнутся муки ада…»).
Искупленье, я уверен, скоро мне дадут.
Не уверен только: будешь сожалеть иль рада?
Любезно было бы на Риты выгоднейшем месте
(На протяжении веков считалось – легче отвечать,
Чем спрашивать) хотя бы в форме мести,
В таком же свете свои мысли рассказать.
Финал. Мне рифмы завершить «творенье» не дают.
Избави бог! Чтоб постороннему хоть толику узнать!
Французы говорят: «Нас близкие обычно предают».
И не грешно за разглашенье тайны наказать.
2.
«На фронтах личного усовершенствования».
Без особого напряжения уже освоены принципы: «ничему не удивляться» ибо «пути господни неисповедимы» и «познай самого себя» (в основном). Главное: я убедился, что «ядро» во мне вполне приемлемо для окружающих, независимо – «враг мой» это или «брат мой». Так что, дело – за мелочами, вернее – за деталями. Совсем недавно я обнаружил, что во мне выработалась страсть к порядку и последовательности, систематичности и чистоте (иногда – это даже слишком, до педантизма: так например, в ящике тумбочки до того привык видеть всё параллельным и перпендикулярным друг другу, что кто, паче чаяния, вторгается без моего ведения туда. становится мне известно по одному только внешнему виду расположения предметов). Интересно будет вспомнить план верхнего ящика тумбочки Саши в комнате № 6 общежития на Октябрьской, 65 (далее следуют рисунки «предметов» и их названия). После того, как Лев из-за болезни отдал мне свои гантели (по 2 кг.), моя утренняя гимнастика преобразовалась в гимнастику с гантелями, что, разумеется, интенсифицировало физическую нагрузку. После зарядки – с начала марта обливаюсь холодной водой из-под кранов в туалете и обтираюсь мохнатым полотенцем. Идиллия провинциального «физиомана»! Но, во всяком случае, это лучше, чем ничего. И значительно больше внимания уделяется теперь культуре в поведении, быту usw. это радует меня, как ощущение потребности работы и движения для мышц тела. Меня бы только больше устроила несколько иная одежда на Саше, но отсутствие оной не особо меня огорчает потому как: «построим дом из качества, а покрасить можно позже – он от этого хуже не станет».
3.
Наши «личные дела». Как я уже говорил в предыдущих томах моей летописи, окружающая меня дамская половина ещё не имела чести слишком сильно захватить моё воображение. Иногда эта деталь меня интересует. Всё же – 22 года, и ни разу(!) не полюбить девушку – даже пусть «первой», «неудачной» или любой другой любовью. Да, это мне неведомо. Хотя уже есть довольно серьёзные основания считать, что чувство, именуемое любовью, существует. Сомневаться, казалось бы, в прописной истине? Но уже очень скоро в своей небольшой жизни я решил верить только В.И.Ленину или самой жизни. Первому – потому, что к этому человеку неприменимо понятие «ложь», и это русский создатель и открыватель законов общественного развития, философии. Второй – потому, что сама собой являет истину и в общественных законах, и в отношениях, и в индивидуальностях. Пока я ограничиваюсь рядом (Фурье) знакомых дев. Одних из них я иногда целую, других – только намереваюсь, через определённый срок (это немного: 6-7). Интересно, наверное, и то, почему мне кажется невозможным большее.
Валя
Студентка пединститута (глаза с волокитой), всё хорошо, но как увижу грязь под ногтями или почёсывание ноги во время аудиенции, все мои идеалистические, вернее: идеализирующие железы отказываются давать соки для дальнейшей идеализации.
Рита.
Думая иногда о ней, мне кажется несправедливым возможность какого-то равноправия между нами – и исключительно потому, что она. По моему мнению, не испытала того, что можно было испытать. Здесь я сравниваю её с собой. Она изнежена и избалована достатком и отсутствием забот о куске хлеба или тревог о заштопанной одежде, хотя у неё достаточно ума для того, чтобы не рекламировать всё это, а наоборот: стараться приобрести то, чего недостаёт. В противовес этому мне всегда назойливо лезет в память Урал, Верхняя Губаха и долина между горами, затуманенная пылью коксохимзавода, двух шахт и бесхозяйственностью сильных града сего.
Конец ознакомительного фрагмента.