Управление огнем кораблей осуществлялось через береговые корректировочные посты. В районе наступления правофланговой 128-й стрелковой дивизии 8-й армии у маяка Бугры находилась наша радиостанция на автомашине, передававшая данные корректировщиков. Сюда часто выезжали флагманский артиллерист флотилии капитан 2 ранга Г. Н. Слизкой и инженер участка связи главной базы капитан Р. С. Ковалевский, чтобы обеспечить точность целеуказаний и надежную связь между сухопутными войсками и кораблями. Корректировщики и радисты работали под вражеским огнем. 31 августа возле радиостанции разорвался снаряд. В кузове машины насчитали 32 пробоины. Но из радистов никто не пострадал, уцелела и рация. Связь с кораблями не прерывалась ни на минуту.
У пехотинцев орудий было, конечно, намного больше, чем на наших кораблях. Но корабельная артиллерия била точнее и дальше, к тому же мы наносили удары с озера, по флангу и тылам вражеских войск, куда пехотинцы достать не могли. Основными объектами ударов корабельной артиллерии были огневые точки и скопления резервов противника.
Командующий артиллерией 8-й армии генерал-майор С. Ф. Безрук в разговоре со мной по телефону высоко оценил действия наших артиллеристов.
Ведя огонь по берегу, морякам приходилось одновременно отражать налеты вражеской авиации. «Юнкерсы» то и дело пикировали на корабли. Командиры кораблей маневрировали, уклоняясь от бомб. Огонь зенитчиков часто заставлял противника сходить с боевого курса и бросать бомбы где придется. Зенитная батарея «Селемджи», которой командовал старший лейтенант Григорий Иванович Саночкин, подбила в те дни два вражеских самолета.
Моряков самоотверженно прикрывали наши истребители. Над районами огневых позиций кораблей разгорались ожесточенные воздушные бои. Был момент, когда наш МиГ-3 вступил в схватку с несколькими «юнкерсами». Он сумел отогнать их от наших кораблей. Один из вражеских самолетов развалился в воздухе, и его крыло упало на полубак «Буреи». На выручку своим бомбардировщикам кинулись пять «мессершмиттов». Наш МиГ-3 геройски дрался с ними, но вот он задымил. Летчик выбросился с парашютом. Командир «Буреи» немедленно послал к месту его падения катер. Летчика подняли и доставили на канонерскую лодку. Это был наш хороший знакомый — капитан Крайнев, неоднократно прикрывавший корабли с воздуха и имевший на своем боевом счету уже несколько сбитых вражеских самолетов. Летчику дали сухую одежду, отогрели и отправили катером на берег.
Все же в ходе Синявинской операции мы понесли большую потерю. 1 сентября к сторожевому кораблю «Пурга», возвращавшемуся с огневой позиции, прорвались три «юнкерса». Несмотря на все старания командира уклониться от удара, несколько крупных бомб разорвались возле самого борта. Корабль получил тяжелые повреждения. Спасти его не удалось, и через 13 минут он перевернулся. К счастью, потери в людях были невелики. Убедившись, что корабль на плаву не удержать, раненый командир капитан-лейтенант И. Я. Горовой приказал личному составу покинуть боевые посты. Это спасло жизнь многим морякам, из последних сил боровшимся с поступавшей через пробоины водой.
В тот день я был в Осиновце и, как только мне доложили о случившемся, поспешил на катере в район гибели корабля. Прибыв на канонерскую лодку «Нора», которая до последнего момента пыталась помочь морякам «Пурги», а затем приняла их к себе на борт, переговорив с офицерами и матросами обоих кораблей, я пришел к выводу, что они сделали все, что было в их силах.
Горько было сознавать, что в нашем строю нет больше «Пурги», одного из основных боевых кораблей нашей флотилии. Это был новый корабль (постройки 1936 года) водоизмещением 540 тонн, хорошо вооруженный.
Потерю «Пурги» переживали все на флотилии. С еще большей отвагой стали сражаться балтийские летчики. Когда на большой трассе 28 фашистских самолетов пытались бомбить наш конвой, в их гущу врезались 10 наших истребителей под командованием капитана Василия Федоровича Голубева. Герои сбили 5 «юнкерсов», разогнали остальных и без потерь вернулись на аэродром. Голубев летал на именном самолете, который построили на собранные деньги его земляки, жители Волховского района Ленинградской области. «Мы уверены, что истребитель, построенный на наши средства, в Ваших руках будет беспощадно громить немецко-фашистских разбойников», — писали они летчику.
Василий Федорович оправдал их наказ. Через несколько дней он на новом истребителе сбил «фокке-вульф», а вскоре еще несколько вражеских самолетов. Об этом рассказала наша флотильская газета «За Родину». Не раз писала она и о вологодском парне Игоре Каберове, который на своем истребителе также прикрывал наши корабли и сбил в воздушных боях немало вражеских самолетов.
Истребителям приходилось очень трудно. По расчетам, для воздушного прикрытия баз, портов, кораблей и береговых подъездных путей требовалось минимум 70–80 самолетов, а у нас их было вдвое меньше. Редкий воздушный бой проходил без значительного численного превосходства противника. И все же наши асы с честью выполняли свою задачу.
Немецкий летчик, сбитый над озером и взятый нами в плен, прямо заявил: «Мы боимся летать над Ладогой — здесь нас подстерегает смерть!»
Ладожцы гордились делами крылатых друзей. Гордились не только отважными истребителями. С благодарностью вспоминаю летчиков 58-й отдельной авиационной эскадрильи ВВС Краснознаменного Балтийского флота, которой командовал подполковник авиации Н. М. Каминский. Летали они на тихоходных самолетах МБР-2. Водили свои летающие лодки над хорошо защищенными объектами противника, бомбили вражеские базы и корабли, вели разведку. Передо мной донесение Н. М. Каминского: «С 13 августа по 12 ноября 1942 года эскадрилья совершила 244 боевых самолето-вылетов (это не считая полетов на разведку. — В. Ч.), сбросила на противника 78 542 килограмма бомб, уничтожила 13 складов с боеприпасами, 3 топливных склада, 34 строения, 17 автомашин, 21 железнодорожный вагон, разрушила 14 причалов, потопила катер».
Своими систематическими налетами эскадрилья затрудняла базирование вражеских кораблей и держала противника в постоянном напряжении. Разведку летчики осуществляли в любое время суток. В результате командование и штаб флотилии довольно точно знали обстановку на озере и своевременно получали уточненные данные об изменениях в базировании вражеских сил. Летчики предупредили нас, что в шхерах все чаще появляются немецкие быстроходные десантные баржи (уже не в одиночку, а группами): по-видимому, отрабатывают задачи совместного плавания. Это был серьезный сигнал. Для уточнения сил противника и его намерений я потребовал от командования охраны водного района и наших разведчиков раздобыть «языка».
В ночь на 25 августа катера МО старших лейтенантов И. П. Волошенко, И. И. Воронина и Н. П. Епихина направились к острову Верккосари. Остров скалистый, заросший лесом, местами спускающимся к самой воде. Катера ошвартовали у самых сосен, замаскировали сетями и ветками. Прочесали остров. Никого. Выставили наблюдателей. Ночь прошла спокойно, а утром неподалеку от острова показался разъездной катер. Наши корабли, быстро отдав швартовы, отрезали ему путь отхода.
Пулеметной очередью боцман «МО-213» главный старшина А. Т. Емельянов прошил, рубку катера. Из нее выскочили двое матросов и подняли руки. Старшина 2-й статьи П. С. Лизунов и краснофлотец Д. А. Шербина прыгнули на катер. Лизунов сорвал вражеский флаг. (Он теперь находится в Центральном военно-морском музее в Ленинграде.) Трофейный катер вместе с его командой был доставлен в Новую Ладогу. Допрашиваем пленных. Это финские матросы. Им уже порядком надоело воевать, фашистов они ненавидят и потому охотно отвечают нам. К сожалению, сведения их очень скудны. Да, они видели немецкие паромы и итальянские торпедные катера. Судя по всему, те готовятся к высадке десанта. С готовностью показывают места береговых батарей и постов наблюдения и связи в районе Лахденпохья.
— Нас послали за нашим командующим в бухту Сортанлахти, — сказал один из финнов. — Мы везли какие-то документы.
Раскрываем планшет. Карты западных районов озера со многими пометками. Вот это уже ценные данные. Наши разведчики и операторы ухватились за них обеими руками.
В ночь на 1 сентября к тому же острову Верккосари капитан 3 ранга П. А. Куриат снова повел три малых охотника. С вышки, расположенной на острове, наши моряки утром наблюдали маневрирование целого отряда вражеских кораблей — одиннадцати самоходных десантных барж (краснофлотцы окрестили их «крокодилами»), четырех торпедных и нескольких сторожевых катеров.
Скопление такого количества судов еще раз подтвердило наши данные о том, что противник создал на Ладоге внушительную флотилию. Куриат, учитывая многократное превосходство противника, принял решение в бой не вступать, а продолжать наблюдение за районом.
Днем показался торпедный катер. «МО-201» и «МО-215» сбросили свою маскировку и полным ходом стали сближаться с ним. Старший лейтенант П. С. Колесник, командовавший «МО-201», пошел наперерез противнику, а старший лейтенант Н. П. Епихин (командир «МО-215») зашел с кормы. Грохнул взрыв — фашистский катер выпустил торпеду, попавшую в скалу. После этого противник дал полный ход и направился к берегу под защиту своих батарей.
Малые охотники открыли артиллерийский огонь. Командовал носовым орудием секретарь партийной организации старшина 1-й статьи Н. А. Антонов. Он приобрел боевой опыт еще в годы гражданской войны. Участвовал в подавлении мятежа на «Красной Горке», плавая на линейных кораблях «Воля» и «Андрей Первозванный». Его снаряды попали в катер противника, тот задымил и сбавил ход.
В ответ открыли огонь вражеские батареи, в воздухе появилась авиация противника. Зенитчики подбили один самолет, и он врезался в воду. Но от разрывов бомб среди наших моряков оказалось несколько раненых. Огонь неприятельских батарей не дал приблизиться к подбитому катеру.
Хотя «языка» на этот раз не взяли, наши малые охотники задачу выполнили: они не только повредили катер, но и доставили координаты вражеских батарей в этом районе.
Немалую отвагу проявил краснофлотец Александр Андреевич Шевчук. Он оставался на острове, когда корабли вели бой, и продолжал наблюдать за озером. В это время с противоположной стороны к острову пытался подойти вражеский катер. Около пятнадцати гитлеровцев приготовились спрыгнуть на берег. Шевчук, укрывшись среди камней, дал очередь из автомата. Видимо, противник не ожидал отпора. Катер, не высадив десанта, отошел от острова. Но он вызвал огонь береговых батарей. Под градом снарядов «МО-213» снял смельчака с острова.
Малые охотники на Ладоге показали себя как универсальные корабли. Они выполняли различные боевые задачи: вели разведку, обстреливали вражеские корабли и береговые батареи, защищали свои коммуникации и нарушали коммуникации противника, уничтожали минные заграждения, несли дозорную службу, высаживали разведывательные и диверсионные группы во вражеский тыл. Чаще других на рискованные задания выходил «МО-201» старшего лейтенанта Павла Степановича Колесника. Только в августе и в сентябре он совершил 23 рейда к вражескому берегу.
Но, конечно, решающей силой флотилии оставались крупные корабли с их мощной артиллерией. Вот почему мы с такой надеждой ждали, когда вернется в строй сторожевой корабль «Конструктор». Я уже говорил, что его заново построенный нос был болтами прикреплен к корпусу.
7 августа «Конструктор» на буксире канонерской лодки «Шексна» направился в Новую Ладогу. Двигались со скоростью 4 узлов. Появись вражеские самолеты — была бы для них заманчивая цель. И лейтенант Пантелеев, остававшийся за командира корабля, не выдержал. Вызвав на мостик механика Можейко, он посоветовался с ним и приказал прогреть машины. Вскоре «Конструктор» развил ход до 16 узлов…
— Можете представить наши переживания! — рассказывал мне позднее Михаил Федорович Пантелеев. — Можейко не сходил с полубака, наблюдая за болтами. А больше всего мы опасались того, что вы скажете, когда узнаете о нашем самовольстве. «Снимет нам голову командующий», — вздыхал Можейко.
Я засмеялся:
— Опасались вы напрасно. За хорошую инициативу голову не снимают. А без разумного риска на войне не обойтись.
В устье Волхова «Конструктор» ввели в деревянный док и в нем перетащили через бар. В осушенном доке кораблю надежно приварили нос. 25 августа «Конструктор» уже был выведен на чистую воду. После соответствующих испытаний на нем снова взвился Военно-морской флаг. Корабль вернулся в строй действующих.
Перевозки по озеру набирали темп. Успешно курсировали паромы, перебрасывавшие в оба конца по десятку груженых вагонов. Буксиры тащили на восточный берег вереницы сцепленных железнодорожных цистерн. Сновали с грузом и пассажирами неутомимые тендеры. По большой трассе в охранении боевых кораблей тянулись за буксирами нагруженные баржи.
Но чувствовалось, что обстановка накаляется. Данные разведки свидетельствовали: противник замышляет новый удар. По ночам вражеские корабли все чаще стали появляться в районе большой трассы, причем не в одиночку, как раньше, а целыми группами. В ночь на 1 октября моряки канлодки «Нора», следовавшей в составе конвоя, в районе банки Северная Головешка услышали шум моторов. Сыграли боевую тревогу. Вскоре показалось 17 силуэтов каких-то судов. Дали запрос, ответа не последовало. Канонерская лодка открыла огонь. Противник ответил залпами пушек и очередями автоматов. Над «Норой» появился самолет и сбросил светящиеся бомбы.
Вражеские корабли были замечены и катером «МО-262» под командой старшего лейтенанта М. А. Кудрявцева к северу от большой трассы. Охотник лег параллельным курсом, и командир донес; «Обнаружил четыре десантные баржи и тринадцать торпедных катеров противника». В течение пяти минут «МО-262» вел огонь по врагу, но потом вернулся в район дозора.
Для перехвата врага я приказал выслать самолеты МБР-2 и катера, но вражеские корабли скрылись в темноте. Сказались недостаточно решительные действия лейтенанта Кудрявцева, который остался в районе дозора, плохо организованный поиск противника малыми охотниками и торпедными катерами, медлительность летчиков, взлетевших с большим опозданием. Все эти ошибки были тщательно разобраны с командным составом; штаб флотилии сделал соответствующие выводы.
На следующий день итальянские торпедные катера снова пытались напасть в этом же районе на наш конвой. И опять при первых же залпах советских кораблей поспешно ретировались.
На рассвете 9 октября звено катеров («МО-175» и «МО-214») под командованием старшего лейтенанта А. С. Миклашевского восточнее острова Коневец встретило отряд вражеских кораблей — 16 тяжелых и легких десантных барж и 7 катеров. Все они имели камуфляжную окраску: на бортах пятна желто-зеленого цвета (видимо, для маскировки при стоянке у берега). Несмотря на многократное превосходство врага, два наших катера вступили в бой. Они решительно сблизились и с дистанции 14 кабельтовых открыли огонь из своих 45-миллиметровых пушек и крупнокалиберных пулеметов, сосредоточив удар по, ближайшим десантным баржам. С первых же залпов наши моряки добились прямых попаданий, на некоторых баржах вспыхнули пожары.
Противник ввел в действие всю свою артиллерию — более трех десятков стволов. Вода вокруг охотников кипела от разрывов. Скоро «МО-175» старшего лейтенанта Н. Ю. Пустынникова загорелся, резко сбавил ход, а затем взорвался. На воде вырос огромный костер пылающего бензина и масла.
(Много позже мне стало известно, что из моряков с «МО-175» в живых осталось четверо: командир звена Миклашевский и краснофлотцы Громов, Лященко и Савельев. Тяжело раненных, их подобрали вражеские катера. После освобождения из плена Александр Степанович Миклашевский воевал на сухопутном фронте, а потом еще долго служил в рядах Военно-Морского Флота.)
Вражеские катера замкнули кольцо. Убедившись, что спасти товарищей не сможет, к тому же и боезапас подходил к концу, командир «МО-214» старший лейтенант И. Т. Богданов направил свой катер на прорыв. Вовремя поставленная дымзавеса и преимущество в скорости помогли ему. А на выручку уже спешили канонерские лодки «Бира» и «Нора», малые охотники, торпедные катера, авиация. Враг не стал дожидаться их, повернул назад. На курсе отхода в результате ударов нашей авиации противник потерял десантную баржу, а некоторые другие его суда были повреждены.