Повсюду бегали люди, продолжали лететь гранаты, а я один лежал на поле и только, пожалуй, со мной рядом, также сильно переживая, блеяла коза, привязанная недалеко и сейчас стоявшая возле меня. Не знаю, сколько времени я так пролежал, может час, а может и целый день, только, когда я поднялся, взрывов уже не было, а слух восстановился. Я посмотрел вокруг. Передо мной предстало ужасное зрелище: некоторых домов не было совсем, как моего, от некоторых остались кое-какие обгоревшие доски и бревна, в некоторых были провалены крыши. Но было одно, что их объединяло, все они были разрушены, и нигде не было видно людей, точнее, трупы были, но живых не было никого. Повсюду были разбросанные мертвые тела и отдельные фрагменты. Люди, оставшиеся в живых, скорее всего, убежали искать спасения в лес или уехали на машине, что специально была направлена для этих целей. Я отвязал козу, и она быстро скрылась в лесу. Теперь я остался один. Если раньше я еще сомневался, то теперь точно знал, что мне делать. Да, я пойду к Ереме! Теперь меня ничто не удерживало, мысли мои были ясны, не было противоречий, и я точно знал, что хочу быть в их партизанском отряде. Хорошо бы он принял меня и не отказал. Все вышло, как он и предрекал. С решительным и отчаянным видом я побрел по пыльной дороге. Странно, но я ничего не боялся, мне нечего было терять, и нечего было ценить. Наконец, я дошел до последнего дома деревни, что находился у края дороги. Он был давно заброшен, и находился на большом расстоянии от остальных, скрытый в тени густо заросшей растительности. Мощные кроны деревьев скрывали его от посторонних глаз, возможно поэтому, он стал единственным уцелевшим строением. Я спустился с пригорка, так как дом находился в легкой низине и, ускорив шаг, уже через несколько минут стоял перед его крыльцом. Дверей и окон там не было. Не знаю, как вообще он мог там скрываться, но все же это было именно так. Возможно, его не замечали и не пытались разыскивать там, видя, что дверей там нет, окон тоже. Где там спрячешься? Однако факт оставался фактом, в этом месте он уже долго скрывался, а так и не был никем обнаружен. По дороге к дому я вспомнил о моем друге детства Сеньке и подумал:
– Интересно, как он там? Уцелел ли он после взрывов?
Этот вопрос постоянно мучил меня и не выходил из головы. В этот момент я принял следующее решение: поклялся, что обязательно найду его, если, конечно, он остался жив.
Но вот я вошел внутрь и стал тихонько звать:
– Ерема. Эй, Ерема. Ты здесь?
После некоторого молчания (вероятно, он пытался узнать мой голос) послышался ответ.
– Да. Заходи.
И из соседней комнаты появился Ерема.
– Ты один? Хвост за собой не привел?
– Да вроде нет, – нерешительно произнес я.
– Ладно. Зачем пришел? – слегка развязно спросил он.
– Я готов, – решительно ответил я.
Он пристально посмотрел на меня, как бы спрашивая: «А не передумаешь?», но, увидев в моих глазах серьезность, ответил:
– Ха! А как же дом, хозяйство, тихая спокойная жизнь? – коротко сказал он, потирая шею ладонью со стороны затылка, подтрунивая, и с усмешкой произнес он.
– Нет у меня дома, – спокойно ответил я.
Мне казалось, что он сейчас, издеваясь, будет говорить что-то вроде: – «Да что ты! Да как же это так?» или в лучшем случае: « Ну, я же тебе говорил. Что? Коснулось?», однако, вопреки моим ожиданиям, ничего подобного к моему великому удивлению не было.
– Да, – со вздохом произнес он и впал в глубокую задумчивость.
– Ну, дык как? Возьмешь меня к себе в отряд? – все более нерешительно произносил я.
Он молчал. Я стал думать, что Ерема сейчас откажется, но через мгновение произнес:
– Хорошо. Уходим через два дня. Так как дома у тебя нет, можешь это время переждать здесь.
– Нет, спасибо Ерема. У меня ведь еще одно дело есть, мне надо друга найти, так что пойду я.
– Ну, как знаешь.
Я вышел и уже шагал по той же дороге в соседнюю деревню, а он еще долго стоял и смотрел мне вслед из дверного проема.
Я шагал несколько часов и, наконец, оказался у нужного дома. Пока я шел по деревни, заметил, что здесь ничего не тронуто и сердце наполнилось радостью и надеждой. С улыбкой на лице подходил я к его дому. Близился вечер, и солнце понемногу начинало садиться. Стояла такая тишина, что казалось, все замерло, только изредка жужжали пчелы и летали комары. Вдруг где-то далеко послышался знакомый шум и на небе появились немецкие самолеты. Мне на встречу, чуть не сбив меня с ног, выбежал Сенька. Он так спешил, что даже не заметил меня.
– Сеня, подожди! – кричал я вслед удаляющемуся товарищу.
– А? – обернувшись, спросил он.
– Это же я!
– Ой. Что ты стоишь? Побежали! – кричал он, и мы бросились в лес.
Добравшись, мы решили передохнуть.
– Ой, прости, Гришка. Я ведь даже с тобой не поздоровался, – опомнился он.
– Да ладно, что ж я не понимаю? Обстрел ведь.
– Все. Теперь от моего дома остались, что называется, рожки да ножки, – с легкой усмешкой произнес он.
Я всегда удивлялся его юмору и иронии. Вообще, надо сказать, он никогда не унывал и всегда мог всех развеселить остроумной фразой, однако ведь сейчас совсем не тот случай. Я про себя восхищался им, его спокойствием. Невольно сравнивал один и тот же случай с домом: со мной и с ним, и увидел очень яркий контраст между моим и поведением и его.
– Да, шутки шутками, но куда идти теперь я не знаю, – серьезно произнес он.
Я подумал про себя: «Шутки? Как это слово вообще уместно в этой ситуации?», но промолчал, зная, что это может обидеть его. Видно такой он человек, на все с юмором смотрит. Как это я раньше этого не замечал, ума не приложу?
Я принялся размышлять, куда идти дальше. Зная, что ни у меня, ни у него нет жилья, мысль пойти домой я сразу отбросил. И тут мне в голову пришла гениальная мысль.
– Знаю! Твердо сказал я – пошли.
И взяв его за рукав, потащил за собой.
– Куда? – в недоумении спросил он.
– Сейчас узнаешь.
Мы долго пробирались по лесным зарослям, пока наконец не вышли на равнину. За спиной у нас шумел лес, а перед нами открывался вид на деревню. Я вел его к дому Еремы. Вскоре мы добрались до нужного нам места. Войдя внутрь, я стал звать:
– Ерема! Слышишь? – шепотом звал я.
– Что? – отозвался он, выходя все из той же комнаты.
Услыхав наши голоса, он встревожено спросил:
– Ты что не один?
– Нет, со мной мой товарищ, – пытался успокоить я.
Но он, не унимаясь, твердил:
– Ну, и что ты сделал? Ты же меня раскрыл.
– Не волнуйся! Я же сказал тебе, это мой друг, мы с ним с детства дружим, так, что он не предаст, – повторил я.
– Ну, смотри, – настороженно произнес он.
Теперь Ерема осмелился подойти ближе. Было темно. К тому времени, как мы оказались здесь, уже совсем стемнело, и, таким образом, он не смог сразу разобрать сколько человек находится в комнате. Поэтому не удивительно, что он подумал, будто я один.
– Что решил переночевать? – с усмешкой спросил он.
– А как ты догадался? – изумился я.
– А тут и догадываться нечего. Ладно, сейчас пойду готовить место для вашего ночлега, – спокойно ответил он и вышел из комнаты.
Мы с Сенькой остались одни.
– Сень? – неуверенно обратился я.
– Что? – беззаботно отозвался он.
– Я хочу тебе сказать одну очень серьезную вещь. От твоего решения сейчас будет зависеть дальнейшая судьба.
– А что такое? – испугался Сеня.
– Слушай, я сейчас все тебе расскажу. Этот человек является партизаном. В своем отряде он выполняет роль шпиона и, как я понимаю, вербовщика. Знаешь, ведь нашей армии так нужны люди. В общем, я сегодня принял решение стать в ряды нашей армии и призываю тебя пойти со мной. Все. Сказал – выдохнув, произнес я и махнул головой в сторону комнаты, в которую вошел Ерема.
– Что ты на это скажешь? – встревожено посмотрев, спросил я.
А затем добавил:
– Я ведь тебя не тороплю, можешь подумать, знаю, что дело очень серьезное, но если ты откажешься, винить я тебя не стану. Подумай, хорошо подумай, – произнес я.
– А что тут думать? Ведь сейчас сбылась моя самая заветная мечта! Спасибо тебе, Гришка, за это предложение, я ведь о таком уже и не мечтал! – весело ответил он.
Говоря это, глаза его сияли радостью.
– Правда? – спросил нерешительно я.
– Конечно правда. А что, разве может быть другое решение? Так я его не вижу, – серьезно ответил он.
– Спасибо, Сенька, спасибо. Выручил. Ну, когда друзья со мной, мне не страшен ни снег, ни зной, – произнес я.
В этот момент вернулся Ерема.
– Все готово.
– Ерема, я должен тебе кое-что сказать.
Он остановился и устремил на меня свой взгляд.
– Понимаешь, со мной хочет мой товарищ пойти, – продолжал я.
Ерема задумался и затем сказал:
– Что ж, нам люди нужны, чем больше, тем лучше, так что добро пожаловать. Завтра я вас отведу в лагерь, а сейчас пойдемте я вам место для ночлега покажу.
Он повел нас в комнату, из которой только что вышел. Домик был небольшой всего-то две комнатки и то без окон и без дверей, но разместиться было возможно.
– Эту комнату я в расчет не беру, потому как, здесь двери выходят на улицу и видно любого, кто бы здесь не находился, а эта закрытая со всех сторон деревьями, поэтому особенно не видна, – сказал он, остановившись в дверях, разделяющих две комнаты, и указал на ту, из которой мы только что вышли.
Когда мы оказались внутри, мы поняли, как ему столько времени удавалось пробыть в этом доме и оставаться незамеченным. В полу было вырыто нечто похожее на окоп, там был установлен стол, стул, а на столе лежала тетрадь с записями и ручка. Здесь он видимо вел отчет о своих результатах при выполнении поставленных задач. На поверхности лежали три старых матраса, разбросанных по углам, и подушки, набитые старыми вещами. Вот, пожалуй, и все, но мы были рады и этому. Легли спать, а я все думал о завтрашнем дне.
Едва взошло солнце, как Ерема принялся нас будить. Мы быстро поднялись и через несколько минут были готовы к предстоящему походу.
– Знаете, мы ведь вообще-то непроверенных людей в отряд не пускаем, а то мало ли что, вдруг переодетым фашистом окажется. Обычно мы долго присматриваемся. Подойдет ли нам этот человек, не придаст ли он нас? Так что вы не подумайте, что к нам просто так попасть можно. Вы исключение, потому, что друзья мои, и я за вас поручиться могу. Понятно? – обратился он к нам.
– Конечно, – отозвался я.
– Ну, что готовы?
И он вопросительно на нас взглянул. Мы кивнули и, не услышав с нашей стороны никаких возражений, он продолжил:
– Тогда в путь.
Мы поднялись и вышли из дома. Пробравшись под деревьями, выбрались на ровную местность, впрочем, по хорошо просматриваемой территории брели мы не долго, чтобы не быть замеченными и через некоторое время свернули в лес. Долго шли мы по болотам, цеплялись о колючий кустарник, пробирались в камышах и наконец, добрались до лагеря. Останавливаться на его описании я не буду, чтобы не отнимать время читателя и посвятить его более важным событиям. Напомню лишь, что он представлял собой ровную местность, закрытую со всех сторон высокими деревьями. Ерема шел впереди, а я и Сенька немного поодаль. Солдаты, увидев Ерему, радостно закричали:
– Ерема! Опять объявился!
А кто-то кричал:
– Как жизнь? Не одичал там без нас?
И, заметив нас, продолжил:
– А это кто с тобой?
– Потом узнаете, – ответил он.
Некоторые солдаты занимались делом, не замечая ничего вокруг, а некоторые внимательно рассматривали вновь прибывших. Немного поодаль, сидя на бревне заваленного дерева, сидела высокая девушка с короткой стрижкой. Волосы ее были острижены по подбородок. Она была полностью поглощена своим делом (в данный момент она чистила пистолет) и, казалось, не замечала нас.
– Мне нужно видеть командира, – обратился к одному из солдат Ерема.
– Пошли, – ответил он и повел в палатку.
Мы с Сенькой остались стоять на улице. Этим солдатом оказался ни кто иной, как Сева.
Войдя внутрь, он увидел Петра Харитоновича, он курил папиросу и о чем-то размышлял.
– Товарищ командир, вот, к Вам пришли, – обратился Сева.
– Кто пришел? – спокойно спросил командир.
– Представился Еремой.
– А, Ерема, зови.
– Слушаюсь, товарищ командир.
Сева исчез и в палатку вошел Ерема.
– Товарищ командир, разрешите доложить о выполнении задания, – начал он.
– Докладывайте.
– Задание выполнено. Необходимое количество человек завербовано и готово вступить в наши ряды.
– Отлично, Ерема. Тебе какое задание не дай, всегда справишься.
– Смотрите не сглазьте, товарищ командир, – с улыбкой произнес Ерема.
– Не сглажу, – смеясь, говорил Половцев и, постучав по дереву, продолжал:
– Ты один из моих лучших солдат, что правда, то правда.
– Спасибо, товарищ командир.
– Одно меня, Еремушка, беспокоит: почему Андрей не возвращается, говорил, через два дня будет, а сейчас третьи сутки пошли.
– Значит, сейчас не может. Вы же знаете, в нашем деле не всегда все гладко бывает.
– Знаю, Ерема, знаю. Ну, ладно, веди их сюда, – сказал Петр Харитонович.
– Слушаюсь, товарищ командир.
Через несколько секунд я и Сенька находились в палатке. Командир долго смотрел на нас, а потом произнес:
– Значит, хотите партизанами стать? – медленно спрашивал командир.
– Да, – ответил Сенька.
– Не «да», а «так точно» надо говорить, – тихо поправил я.
– Это очень серьезный шаг. Вы понимаете, что теперь у вас нет ни дома, ни спокойной жизни, если конечно до вашей деревни еще немцы не дошли, ничего нет. Вы хорошо подумали?
– Так точно! – ответил я.
– Вот и отлично, но помните: назад дороги нет!
На мгновение он замолчал и через некоторое время добавил:
– Теперь назовите ваши имена.
– Меня зовут Григорий Крапивин, а это Семен Кулаков.
– Ну, а меня вам, наверное, уже представили, но если нет, то я Половцев Петр Харитонович – командир отряда.
– Только у нас правило есть, – через некоторое время произнес командир.
– Какое? – спросил я.
– Чтобы стать партизаном нужно пройти посвящение. Вы не пугайтесь. Ничего страшного не будет, нужно в присутствии отряда произнести торжественную клятву советских партизан. Вы готовы? – произнес Половцев, взглянув на наши испуганные лица.
– Да, – ответили мы.
– Тогда сегодня вечером наш отряд пополнится еще двумя добровольцами. Что ж, до вечера, а сейчас можете осмотреться и познакомиться с лагерем.
Мы вышли из палатки. Я и Сенька долго представлялись. Солдаты встретили нас по-дружески и очень скоро мы стали их товарищами. Они также называли нам свои имена и показывали работу, которой они занимаются. Мы долго бродили по отряду, пока не заметили, как к нам на встречу идет девушка с короткой стрижкой, которую мы мельком заметили утром. Она была одета в военную форму, точно подогнанную под нее, на ногах были солдатские сапоги. Форма состояла из рубахи, подвязанной широким ремнем и брюк галифе. Казалось, мы знали ее, но не могли понять откуда. Какое странное ощущение? Когда она подошла ближе, я и Сенька не могли поверить своим глазам, перед нами стояла Сашка, с которой мы играли в детстве, но странное дело, как она изменилась. Это была она, и в то же время нет. Вот, что с людьми делает война. Мы знали ее веселой, жизнерадостной девчонкой, которая всем интересовалась и смеялась по поводу и без, и одновременно с этим могла расплакаться из-за какой-нибудь ерунды. Так, все ее чувства были напоказ, а сейчас перед нами стояла равнодушная ко всему и холодная особа с непроницаемым лицом и слегка прищуренными хитрыми глазами, усмешкой на губах и потухшим взглядом. Она стала не юношей, не девушкой, нечто средним. Женским в ней было лишь обличие, все остальное: душа, разум, мысли были мужскими. Она была солдатом, и я даже сказал бы, холодным и расчетливым убийцей, вот кого мы увидели перед собой. Больше всего нас поразили ее глаза, в них горел бесовский сумасшедший огонек. Мы долго смотрели на нее, не в силах произнести ни единого слова и пораженные, как молнией стояли, уставив на нее свои изумленные взгляды. Заметив наше смятение, на губах ее заиграла все та же усмешка. Первым из оцепенения вышел я и неуверенным голосом произнес: