И неспроста молотит по крышам.
Оттого на нас небо льётся,
Чтобы каждый себя услышал.
Ведь за гулом людского шторма,
В той воронке, где нам вертеться,
В чужих голосах чужого хора
Едва различим шёпот из сердца.
Мне понятен твой говор, друг!
Я то же твержу, покоя не зная!
Глухота– вот величайший недуг.
Ты слышишь меня, родная?»
Как?!В голове учинен погром!
Господи, что же со мной?!
Солнечный свет за моим окном.
И пустой диван за моей спиной.
“Сегодня День Всех Влюблённых…”
Сегодня День Всех Влюблённых.
Больно уж странный праздник.
Не оттого, что кругом все дразнят,
А оттого, что расписную зарю
Не угадать по календарю.
Кто знает, когда упадёт звезда
С душевного синего неба?
Ведь чувства не поезда.
Они– скорее, письмо до востребования.
Они – скорее, белесый конь,
Что несётся по полю ржи.
Ни одна людская ладонь
Не накинет за гриву вожжи.
А вы рвётесь загнать все в числа!
Но не первого снега, не осеннего свиста
Не видать вам, как солнцу грусти.
Вы ведь за цифрами ВСЕ пропустите!
Нам не надо отдельных дней
Для слов в груди потаённых.
Ведь если любить до костей,
Каждый день станет днём влюблённых!
“Отчего же ты так красива…”
Отчего же ты так красива?
Отчего так изящна и так проста?
Будто издавна в поле косила
Русский колосс твоя коса.
Отчего же ты так легка,
Но на сердце тяжёлый груз.
Милую руку не жмёт рукав,
Но в ней ,все же, червовый туз.
Отчего кривизна твоих губ так остра,
В ранимую плоть лезвием красным.
По чёрным рёбрам лишь треск костра.
Такой густой и такой опасный.
Нежный волнистый поток,
Как шоколад с молоком, волос.
Сквозь гранит горящий росток
Под этими водами снова взрос.
И дотла спокойствия мост.
А ты льёшь слова керосином.
Так ответь же на мой вопрос:
Отчего же ты так красива?
Да.Выходит опять с ума.
И старая печь вновь горяча.
Выходит любовь– моя тюрьма,
Где я люблю своего палача.
“Без тебя осыпаюсь пеплом…”
…Без тебя осыпаюсь пеплом
На поруку восточному ветру…
…Сквозь километры в душевной истоме.
Нашей любви место в дурдоме…
“-Ты помнишь, как…”
-Ты помнишь, как…
А помнишь ли…
-Я помню, милая. Я помню.
И как ,обнявшись, тонко шли,
Как мёрзли, тлели как в жаровне,
Как плакали и как кривили губы,
И как пьянели, нюхая цветы.
Сквозь прохудившиеся временные трубы
Я помню всё,
Чего не помнишь ты.
А сердце костный нож все точит,
И запредельно жутко хочет
Разрезать цепи, в прошлое слететь.
Но дряхлый мозг иной прогноз пророчит
Остаток дней, безумно, что есть мочи
Мне реквием по жизни петь.
Ты все забыла.
О сколько лет.
О сколько дней.
Сколько минут
И, господи, сколько мгновений.
Но непреклонен старости запрет
На легкость молодости дуновений.
А я своею серой бородой люблю тебя.
И пусть сожжённые обрушатся мосты,
И даже если ты забудешь, кто я,
Я буду помнить, что для меня ты.
Ты моя дряхлая любимая старушка.
Пустым туманом вековых очей,
Что задаёт, уткнувшися в подушку,
Один вопрос на тысячу ночей.
На тысячу опавших лепестков души.
На каждый белый волос и морщину.
Мы здесь состарились, ты помнишь, здесь скатилися с вершин
В столь непроглядную, дремучую лощину.
Лощину уставшей седой квартиры,
Где годы дождем затекли в мешок.
-А хорошо ли мы жизнь прожили?
-Жили.
Значит, уже хорошо.
Никудышный мим
Скажи мне, Нина,
Чем не действующая мина
Особенна в минном поле?
Она – пробоина грядки смерти?
Или она – в безжизненной тверди
Облегчение чей-то доли?
Послушай, Нина,
Если похитить картину,
А деньгами приют обеспечить,
Ты, верно, станешь преступником,
(Да, непременно, преступником!)
Но преступником человечным?
Больно или легко,
Не думая ни о ком,
Одиноко шагать в толпе?
Стыдно, глупо и аморально
Или, в действительности, нормально
Гвозди дергать в чужой судьбе?
Знаешь, Нина, ночами
Оттого на душе печально,
Что вопросами я томим.
Знаешь, Нина…
Если жизнь – пантомима,
То я никудышный мим.
Продрогший ёжик
Заходился в песне ветер,
Кожу покрывала рябь.
На земле красивых сплетен
Ёжик некрасиво зяб.
Ночью, что в лесу густа,
Спал в ногах сосны кудрявой,
Без подушки, с одеялом
В виде чахлого листа.
Грустно дрожа, шагал по тропинке.
Ведь в детстве ему объяснила мать:
Сотня игл на серой спинке
Мешает ежика обнимать.
Он мёрз и грезил о кусочке тепла.
Но вдруг увидал среди чащи зеленой,
Пушистые лапы у костерка
Под елочкой грел котёнок.
Лохматый, счастливый, глазам не веря,
Он дружелюбно повёл хвостом
И с продрогшим, колючим зверем
Поделился своим теплом.
«Знаешь, ёжик, в иголках ты весь.
А значит, как и в надежном крове,
Пуще всех, что на свете есть,
Нуждаешься в тёплом слове!»
Где-то по лесу рыскают волки,
Но взяли чувства широкий размах -
Ежика обняли на словах,
Не в помеху которым иголки.
Два друга смеялись в густых потёмках,
Один из них думал о светлом дне,
Когда удастся найти котёнка
Каждому ёжику на Земле.
“Молоток. Циферблат…”
Молоток.
Циферблат.
Часовая.
Минутная.
Искры.
Треск.
Мне секунда с тобой
Дорожи всей жизни без.
“Скрипнула, кряхтя отворившись, дверь…”
Скрипнула, кряхтя отворившись, дверь.
Грянула очередь грузных шагов.
Жизнь чередой бестолковых потерь
Смежные души лишает слов.
Я должен уйти. Ты должна остаться.
«Любовь без проблем» рухнула в вечность.
Но шепчут звезды, мол, может статься,
Чуждо любви источать беспечность.
Не хочу. Не могу. Ну летим же со мной!
Меня быстро уносит все дальше и выше,
И просит соседка, тряся сединой:
«Сделайте сердце своё потише.»
Небо точит крыльев тупая бритва.
Я за тем, костенея, слежу в упор.
«Люблю» звенит в голове как молитва.
«Полгода» – как приговор.
Но я вернусь, только жди и помни.
Помни и жди! Я вернусь к тебе!
Пока есть кому плакать во мраке комнат,
Любовь будет теплиться в каждой слезе.
“Если ты меня обманула…”
Если ты меня обманула…
И твои глаза – все-таки море,
То из всех,
Кто отдал концы,
Утопленники,
Плюя на горе -
Самые счастливые
Мертвецы.
“Какао в кружке. Дождь рычит…”
Какао в кружке. Дождь рычит.
И тишина по швам трещит,
Плюётся листьями берёз.
Дороги корчатся от слез.
За горизонтом ночь горит -
Пространство режут фонари
И чуждым тьме столбиком света
Подсвечивают пятки лету.
А кто-то хлюпает по лужам.
Кому-то этот кто-то нужен,
Но, он кривится потому,
Что снова нужен не тому.
Если горишь,
Не страшно взмокнуть.
В моей квартире настежь окна.
А шквал рыданий
Гулко пОлнит залы -
То плачут небеса,
Что ты от них
Сбежала.
И все бы ничего.
И жаловаться – грех.
Но у судьбы
Скрипуч и едок смех.
Зрачки густеют и коптят -
Окрест души костры горят.
И шепчут угольки в огне,
Что ты сбежала не ко мне.
Какао в кружке.
Дождь рычит.
Но сердце в этот раз молчит.
А губы, дрогнув,
Говорят:
«Беги, куда глаза глядят.»
Глухонемому и слепому поэту
Отложи же свои дурные стихи!
И ныряй за мной в синеву!
Я устала видеть тебя сухим,
Да всё с пером и на берегу!
Догони же меня, догони!
И сердцу отдай на поруку.
Мы вместе зажжем огни
Удвоенным рёберным стуком.
А ты все пишешь, дурак несчастный,
Что люди несведущи и глухи!
Но губ по тебе тоскующе-красных
Не видишь сам, извергая стихи!
Прокляни меня, милый.
Если хочешь, ругайся, бей.
Ведь мне в безмолвной могиле
Молчание твоё больней.
Но не ты ли хотел любви?
Не ты обливался мглой?
Так я здесь! Ты меня догони!
Хочешь жить? Так побудь со мной!
Догони же меня! Ну! Догони!
Ты видишь, гаснет твоя звезда!
Знай, однажды в холодный миг
Я в слезах убегу навсегда…
У меня появился страх
Помню, в самом далёком детстве
Нырял в подподушечные глубины,
Едва скрипнет в квартире дверца
Гласом чудовищ и нелюдимов.
Жуть внеземная жила в шкафу,
В неосвещенных кривых коридорах,
За нелепо задернутой шторой
И в колючем седом шарфу.
Ветер времени бушует в человеке.
Только взрослые бояться не умеют:
От долгов и круглой суммы в чеке
Задыхаются и костенеют.
Лунный свет клубится в моих глазах.
К боли в груди, я давно не ребёнок.
Но, как в вороньем гнезде куковёнок,
У меня появился страх.
Я взрослый. Мысли в мозгу шныряют.
Может быть, глупо. Может быть, зря.
Но я боюсь, под подушку ныряя,
Однажды лишиться тебя.
“Сшибать косяки да крушить пороги…”
Сшибать косяки
Да крушить пороги.
Топтаться по лесу.
Тоскливо выть.
Знай, к любви ведут все дороги,
Но километрам ее не убить.
Знай, из любви только два пути.
Веди по ним смело знающих роли.
А если не любят, то…
Отпусти.
Ни к чему на цепи
Пёс, глядящий на волю.
Ни к чему держать тех,
Кого манит в высь.
Ни к чему старикам
Изменять угодья.
Если уходят, поплачь…
И простись.
А если забыли…
То ты свободен.
Любовь – это цепи.
Любовь – это клетка.
Любовь – это море от ада до рая.
Но если ты выбираешь метко,
И если тебя выбирают метко,
То эта клетка – навек грудная.
Мир чуть странен и чуть жесток…
Ближе места нет
И думается мне с трудом.
И пишется не налегке.
Взрастивший меня отчий дом
Слабо трепещет вдалеке.
Родных дрожащий тёплый свет
Впитать б взволнованною кожей.
А ближе сердца места нет.
Как нет вещей любви дороже.
Вы – мои звёзды в небе синем.
Запах асфальта в жгучий ливень.
Я, уезжая, битым волком выл,
О том, что, милые, сказать забыл.
Как далеко бы ни отчалил
И где бы ни встречал рассвет,
Держитесь дальше от печали,
В жизни конец есть пункт начальный,
И сердца ближе места нет.
Звезды бывают разные
Звезды бывают разные:
Прекрасные и несуразные,
Желтые, белые, красные,
Бессовестно разнообразные.
Но видим мы со своей планеты
На ночном столе только крошки света.
Все друг на друга похожие…
И пальцем в небо ночные прохожие
Тычут и шепчут на ухо одно:
«Та или эта звезда? Все равно!»
Когда «подсудимый» так далеко,
Судить до дрожи в коленях легко.
Но молоток с париком оставьте
И на секунду просто представьте:
Где-то в толще вселенских гущ
Сидит на своей звезде Вездесущий
И с особым всезнайским фарсом
Путает Землю с Марсом.
Так услышьте меня сквозь туманы грёз!
То, что мы в тусклой россыпи звёзд
Не видим отличительных знаков,
Ещё не делает их одинаковыми!
Каждую гложут свои огни.
Ты только пристальнее взгляни…
Но небо сегодня в дождливой кофте…
А этот стих не о звёздах вовсе…
“Шел мягкий снег…”
Шёл мягкий снег.
И тут же таял,
Коснувшись мокрой мостовой.
Пришла зима. Зима без правил
Пришла за мной.
Сидит и вяжет.
Мирскую пряжу.
Холодный ветер нитью на железных спицах
Веет кругом снежиночные братии,