– Да точно, – начал я доставать упаковку, чтобы убедиться сколько осталось. Я их на отдых взял определенное количество, и любимая знала, что их было тридцать шесть, осталось уже тридцать четыре.
– Не надо. Я тебе верю, – остановила она меня. – Я просто боюсь за тебя.
– Да, я сам себя проверяю. Не бойся, все хорошо. Я пью лекарства, и мне ничего не грозит.
– Я знаю, что они до конца не убирают эти сны.
– Все хорошо, сейчас отдохнем и все уберётся, – улыбнулся я.
– Угу, – она обхватила мою руку и уткнулась в мое плечо. – Я тебя люблю.
– И я тебя люблю, – поцеловал я её.
– А из-за книги не волнуйся. У тебя все получится.
– Очень на это надеюсь.
– Точно. Наверное, это не мое дело, но попробуй присмотреться к тому, что тебя окружает. У тебя отлично получаются описания. Толстого читаешь, так описания у него чуть ли не полкниги занимают.
– Я пытаюсь это делать. Ничего не идет в голову.
– Я, конечно, не писательница, и у меня нет такого таланта, как у тебя, но вот смотри, тот же самолет. Вот, например, видишь того мужчину, который сидит, а рядом пустует место. Значит, скорее всего, кто-то отменил поездку, так как весь самолет битком, свободно только это место. По его не слишком радостному виду, отменил поездку человек, с кем он собирался ехать. Но сам он все же поехал, значит печаль не критична. Если бы девушка не приехала, то…
– Такого не может быть, – перебил я.
– Почему это? Может она поняла, что не может быть с ним.
– Тогда она бы это поняла после отдыха.
– Не все девушки такие меркантильные, – нахмурилась Келли.
– Конечно, ты не такая, – улыбнулся я.
– Я бы еще подумала.
– Вот, это еще одно доказательство, что ты не такая.
Любимая хотела остаться серьезной, но я видел, что улыбка хочет засиять на ее лице.
– Подхалим, – не выдержала она и улыбнулась.
Стюардессы начали спрашивать, чем пассажиры будут набивать брюхо, предоставляя несколько вариантов еды.
– Я буду рис с курицей, – сказала Келли.
– Я тоже, – подхватил я.
Нам дали наборы, в них ещё были кетчуп и салатик в маленькой баночке, квадратик маслица и булочка, и даже коробочка с джемом. Стюардесса пошла дальше.
–Что ты вдруг на рис перешел? – спросила удивленно Келли.
– Просто захотелось рис. Ничего странного.
Келли закрыла разговор, но я чувствовал недосказанность.
– А, что в этом удивительного?
– Да нет, коть, ничего. Приятного аппетита.
– И тебе.
– Ты спать будешь? Я взяла на глаза повязки, – спросила Келли, после того как мы поели.
– Давай, может и подремлю, – хотя понимал, что это вряд ли….
10
Я понимал, что если заснуть, мне приснится какой-то сон. И он будет далеко не успокаивающий. После того, как я вышел из комы, мне врач сказал, что впервые видит такое, и я должен просто радоваться, что вышел из нее. Про сны он узнал от Келли, которая помнила, что я несколько раз, пусть в скользь, но упоминал об этом. Врач порекомендовал только и дальше пить таблетки и пожелал мне здоровья.
Я смотрел на людей на борту. Меня успокаивало то, что не я один бодрствую. Будто мы одна слаженная команда и следим, чтобы самолет не упал. А если он начнет падать, то мы оповестим всех, и они смогут понять, что сейчас разобьются.
– Мд-а. Перспективка так себе, – думал я. – Самое паршивое то, что я еще и с похмелья. Может, как говорит Келли, понаблюдать за людьми, присмотреться? – Тут храп, там храп. Вот тот храпит гораздо громче. Бред. Может включить ноут. Точно. Может небо приблизит меня к творчеству. – И я аккуратно достал свой инструмент.
11
Не надо думать, что, если написал первую книгу трилогии, то остальные пойдут по накатанной. Это ошибочное заявление. Наоборот, мы наблюдаем, что и книги – трилогии, и фильмы, к концу становятся хуже. Пусть ненамного, но хуже. Можно пересчитать по пальцам, те объекты творчества, которые имеют несколько частей и до последней держат свой хороший уровень. Тут имеет место быть целая череда факторов. Во-первых, деньги. Если у тебя заключен контракт на три части, а ты выдохся после второй, что делать? Ты через силу, без особого удовольствия мучаешь эту книгу для галочки и для отработки контракта. А может ты и хочешь написать, сам горишь желанием сделать финал трилогии достойным, но тебя захватил творческий кризис. Или еще один вариант. Он редко встречается, но бывает. Кто-то заключил контракт на трилогию, но автору выплачивают полный гонорар после второй, или даже после первой части. И автор, который получил деньги, не видит смысла дальше заморачиваться, и пишет остальные части очень посредственные, чтобы от него отвязались.
У писателя всегда есть выбор, писать хорошо и долго, или писать за короткое время, но как получится. Но этот выбор неполноценен, так как у тебя есть сроки и если ты их нарушишь, то твою книгу могут просто не опубликовать.
Я сидел в кресле самолета и пытался что-нибудь выжать из себя. Я уже знал героев, уже знал все их черты и характеры, полюбил их и привык к ним. И это одна из главных причин, почему писатели пишут трилогии. Мы, писатели, просто свыкаемся с ними, и иногда не хотим ничего писать другого. Или просто не можем придумать новый сюжет, так как голова и душа забита жизнью именно этих героев, о которых ты писал. И вот, тебе дают карты в руки, пиши про них, и ты берешь ручку, но дальше ничего не происходит.
12
Войдя в свою комнату, он вдруг потерялся. Он был здесь всю свою жизнь, а именно в этот день почувствовал себя чужим.
Почему? Потому что не было её. Она умерла. Ее убила та улыбка, которую я видел в темном подвале в центре досуга в двух кварталах отсюда.
Теперь он боялся улыбок, он им не доверял и каждый раз в них видел самое ужасное, даже в своей. Но однажды ему пришлось улыбнуться…
– А может сделать главного героя– злодеем, а потом оправдать его, – думал я. – Читатели не будут понимать, и им, наверное, такое не понравится, что он совершит что-то ужасное, но потом я выверну так, что это было не зло. А читатели уж точно не бросят книгу на середине, так как это третья часть, и им придется читать до конца. И это не оправдание, а маленькая хитрость, на какую может пойти писатель, когда работает над финальной книгой трилогии.
Он пытался заставить себя пойти на этот шаг, так как другого выбора у него не было. Добро не умеет убивать.
Убить может только зло. Убивая зло, ты встаешь на его место. Он это знал, но все же взял нож и засунул себе в сумку.
– Теперь самое главное написать сцену убийства, чтобы вывести читателя на эмоции, – понимал я и стал придумывать эффектную сцену убийства.
Он постучал к нему в дом, но когда Девид открыл дверь, удара ножом не последовало. Он хотел, чтобы его бывший друг внимательно разглядел весь наряд смерти-её внешний вид, внутренние черты и её глаза -её бешеные глаза…
Вопли и крики раздались по комнате, хотя в плоть предателя нож пока не постучал, но Майкл был уверен, что это только пока…
– Так идея и скелет вроде бы прорисовываются, – поднялось у меня настроение, – пока не потерял эту нить, напишу сцену убийства.
– Майкл, ты что творишь?
– А, что я творю? Просто убью человека, который отобрал у меня девушку и друга.
– Я же твой друг! Очнись! – прокричал Девид.
– И ты убил мою девушку, затем Кира.
– Кир просто вынудил меня это сделать. Он отобрал мое место на этой грёбанной работе. Или ты думаешь, что все так легко забывается. Нет, друг мой. Такое не прощается. От меня ушла невеста, с которой мы пять лет были вместе. И я не могу её винить, потому что я стал бомжом. Бомжом, который живет здесь, вдали от города. А-а, ну да, тебе же не понять. У самого-то престижная работа, девушка красавица и в будущем детки. А мне, а мне что остается делать? Меня признают виновным и посадят, либо очень надолго, либо пожизненно.
– Все могло бы быть иначе… – успел сказать Майкл.
– …Не потеряй я работу, – перебил Девид и закончил фразу на свой манер.
– Да что ты заладил, – не выдержал Майкл. – Что ты все время ноешь, как будто это оправдывает то, что ты совершил. Тебя уже ничего не оправдывает. Дело в том, если ты.. – ком привалил к горлу мужчины и он схватился за горло, но продолжал говорить уже хриплым голосом. – Если бы ты достойно принял это все, я бы сделал все, чтобы тебе помочь. Да я и делал. Я поговорил с людьми, рассказал о тебе.
– И что они сказали? – на миг забыв обо всем, что совершил, спросил Девид.
– Это уже неважно, – спокойно сказал Майкл, смотря на нож.
– И что же, ты меня убьешь? Человека с кем ты дружил много лет?
– Тебя это не остановило, и меня тоже. Я, оказывается, такое же зло, как и ты, но ни капли не стыдно, – посмотрел Майкл в глаза Девида.
– Да, ты не лучше меня, – улыбнулся надменно Девид.
– Может и не лучше, – незваный гость кинулся к Девиду, и словно на турнире по фехтованию вонзил нож ему в грудь.
Теперь он преступник, но ни капли не стыдно…
Отложив ноут, словно вымыв руки от крови, я посмотрел в иллюминатор. Из него было видно… Облака. Ничего больше. До Шарджа, где должна быть пересадка, оставалось несколько часов. Очень хотелось спать.
– За несколько часов все равно ничего не произойдет, – подумал я и надел маску для сна. – Засыпал я с мыслью, что эту сцену надо обязательно переписать, уж слишком она нелепая…
13
Меня разбудил голос Келли.
– Зай, просыпайся, сейчас будем садиться.
Я проснулся и потер спросонья глаза.
–Ты давно не спишь? – поинтересовался я.
– Да нет, только час назад проснулась, – улыбнулась девушка. – Сейчас разомнемся.
– Угу. Постараюсь написать сейчас парням.
– А, я Нике.
– Да зачем, я же Стену напишу.
– Она просила. Напишу.
– Ладно, ладно. У тебя бируши есть?
– Ага. На, бери.
Мы заткнули уши, чтобы они не болели при посадке. Пилот уже проинформировал нас о том, что сейчас будем снижаться.
14
Прохладный климат города отпустил нас, а сам остался мерзнуть. Его холодное сердце не давало согреться людям. И давно уже нет катаклизмов с жарой, и давно климат не заставлял долго ждать мороза. Но по его телу еще бурлила кровь, прямо там, где прекращали вены стыть в жилах, где его казнили резким и изнурительным контрастом. Он менял свою температуру, он изменял ландшафт природы, он пугал и радовал природными явлениями. И каждый раз, когда гильотина опускалась на его изнуренную шею, он падал кровавым закатом, давая осознать момент его очередной смерти. Он знал все изгибы и границы, где на его коже образовывалась корка льда, а где она резко исчезала. Его жизнь постоянно находится на грани смерти. На себе он ощущает боль сброшенных бомб во время войн, боль вырванного мяса для создания окопов, боль мертвых людей, которые врываются в его дом, в его почву. Он чувствует этот противный запах от выстрелов, от дымовых шашек, задыхается ядовитым газом, и только ветер, который ночью ласкает луну, днем прилетает и пускает по себе запах и память этих моментов.
15
Мы с Келли сидели в кафе аэропорта за столиком и разговаривали. Заказали по бургеру, картошке фри, по десерту и напитку.
– Прикольное у них новое меню, – сказал я, кусая бургер.
– Ну да, необычный вкус. Самое интересное, что не такой и дорогой.
– Бюджетный вариант, а то именные бургеры, точнее те, кто их создаёт, борзеют. Такую цену загибают, что ай-яй. Нет, мы, конечно, можем себе позволить питаться одними этими бургерами, но они того не стоят.
– Согласна.
– Притом, что ты намного вкуснее готовишь, – сделал я комплимент Келли.
– Спасибо. Тебе, правда, нравится, как я готовлю? – спросила девушка.
– И ты это задаешь после стольких лет совместной жизни?
Мы посмеялись.
– Скажу так, – продолжил я, – если бы мне предложила бесплатно есть фаст фуд какая-нибудь очень известная фирма, то я бы не согласился.
– Ну, если бы эта фирма была «Гуччи», то я тоже бы посомневалась.
– Ты поняла, о чем я говор,. – улыбнулся я.
– Послушай, у меня есть вечность, чтобы научиться готовить лучше всех.
– Да, нехилая фора имеется.
– Ты парням то написал? – поинтересовалась Келли.
– Конечно, и уже ответ получил, почти сразу же. Будто ждали. А ты написала?
– Естественно и тоже получила ответ. Надеюсь они не переживают так сильно, а то пугает их быстрая реакция на смс.
– Это да. – издал я смешок. – Ну, ничего, мы еще напишем, когда обустроимся.
– Ага. – подтвердила Келли.
Пообедав, мы пошли прогуляться по аэропорту с обязательным заходом в дьюти-фри, а затем к самолету….
16
Мы снова были на огромном расстоянии над землей, но уже спать не хотелось. В дьюти-фри мы закупились определенным количеством сладостей и алкоголя, так как обратно мы летим прямым рейсом. Конечно, мы, когда будем улетать, тоже зайдем у них в дьюти-фри, но решили, раз побывали и в Шардже, то нужно и тут что-то выбрать.
– Запаслись мы, конечно, благо, – перед взлетом, уже пристегнувшись, сказал я.
– Это да, но зато хорошо отметим, как встретимся, и плюс задарим подарками, – весело сказала Келли.
Она очень любила выбирать, искать и дарить подарки больше, чем получать. Может часов десять бегать по разным магазинам и выбирать подарки близким. А если ничего не находит, прорыскивает интернет и заказывает любым способом, даже почтой, самым ненадежным способом.
– Я так рада, что побуду с тобой наедине, – сказала любимая, прижавшись к моему плечу. -Нет, конечно, и в городе мы проводим время вместе, но тут как-то интимно.
– В самолете? – прикольнулся я.
– Ну, нет же, – пихнула она меня в плечо. – Я имею ввиду в другой стране. Представь, я и ты и больше никаких знакомых лиц. Никто не будет обсуждать что-то, что мне уже не интересно, никто не будет звонить по делам. Просто в городе я готова быть открыта нашим друзьям и все. Остальные меня не очень интересуют и надоедают. Но я же не могу сказать «Извините, но идите куда подальше».
– Согласен. Мне тоже так надоело это все. Все это сборище богемных писак. «Ой, как вам последняя книга того-то, а как вам творчество этого…» Все эти доскональные разборы, разговоры, где тот или иной писатель мог написать лучше, кто с какой книгой произвел фурор или провалился. Помнишь, мы были с тобой на банкете писателей?
– Помню, конечно, – улыбнулась Келли. – Мне понравилось.
– Так вот, не помню, рассказывал или нет, когда меня один писатель оттащил к другим.
Любимая кивнула.
– Значит, оттащил он к писакам, а там шло вечное обсуждение всей этой лабуды про количество экземпляров и денег у того и иного писателя. Потом пошел разговор, как кто относится к новой книге автора, которого с нами не было, но он очень известен, особенно в таких кругах. И меня спросили, что я думаю о его новой книге. Если бы не спросили, я бы не сказал про него и про эту книгу, но вопрос был задан. Я просто сказал, что это, по моему мнению, хрень.
Тут Келли засмеялась.
– Ну блин, если это и правда, по – моему, хрень. Я никого не обманул, а то, что я должен, может как –то помягче сказать, но не хотел. И я не испытываю к книге неприязни, меня в ней ничего не задело. И также нет неприязни к автору. Просто– напросто, ответ на вопрос. И я понимаю, что надо подстраивать свою речь под общество. Понимаю, но не хочу. Я могу говорить красиво, я могу говорить изысканно. Но я лучше своим красивым изысканным языком и речью напишу тебе стих, напишу очередную книгу, чем буду подстраивать язык, чтобы в богемном обществе обсуждать провалы и взлеты в писательском мире.