Минас - Рал


====== Пролог. Сын офицера ======

Праймер-адмирал царского флота Тратос Дамитенрий был отправлен в пожизненную ссылку за несколько дней до официального зачисления его младшего сына в кадетский корпус на Энигме.

В минуты слабости Тратос считал это удачей: если бы мальчик уже находился в корпусе, скорее всего ему назначали бы опекуна и не позволили вернуться к опальному отцу. Поздний ребенок, последний цветок загрубевшего сердца, если бы Владыка отнял и его тоже….

Чаще Тратос считал это бедой: его парень мог бы расти в подобающей будущему офицеру компании, а не сидеть на аграрном мире, где даже базы флота никогда не было.

Но обычно адмирал просто запрещал себе подобные мысли, поскольку глупо рассуждать о том, чего не случилось.

В «Эдикте об изгнании» были подробно перечислены ограничения в правах как для самого бывшего адмирала, так и для членов его семьи. В одночасье лишились званий двое старших сыновей. Застрелился, получив уведомление о разжаловании, любимый младший брат. А для пятилетнего Минаса был составлен список запрещенных к поступлению учебных заведений — лучших Царских пансионов, разумеется.

Многие века, поколение за поколением, все мужчины семьи Дамитенриев отдавали себя военному флоту Царства Трогг. И вот теперь в небольшом имении на тихом сельскохозяйственном Илимане прозябали три боевых офицера, лишившиеся всего, что считали своей жизнью. И три сердца сжимались от мысли, что малышу Минасу перекрыта дорога, на которую он даже не успел ступить.

— Ему запрещено поступление только в кадетский корпус, — сказал Дамитенрий — отец. — Они ничего не указали насчет Академии.

В биографии боевого флотоводца Царства Трогг есть три незыблемые вехи: кадетский корпус на Энигме, Астроакадемия на Веге, Первый Учебный полк военного флота. Но нет закона, запрещающего поступать в Академию, минуя Кадетский корпус. Нет закона, есть лишь здравый смысл: отбор в Академию суровый, где еще мальчик должным образом подготовится к нему? И как отнесётся отборочная комиссия к сыну опального адмирала, к тому же не прошедшему Корпус?

— Просто ему надо быть вне конкуренции. Значимо превосходить любого другого абитуриента. Они не смогут ему отказать.

Трое боевых офицеров, лишившихся всего, что было их жизнью, обрели новую цель: вернуть семейное имя в корабельные списки лучших флагманов. Вернуть младшему в семье право служить во флоте.

Физические упражнения, закаливание, фехтование, рукопашный бой, гимнастика с элементами акробатики.

Техническая подготовка, знание устройства всех типов судов, основных систем и механизмов, базовая физика, основы химии.

Интеллектуальное развитие, история и литература, стратегия и тактика, астронавигация, картография.

Практические навыки выживания, прикладная механика, основы медицины, травматология. Ежедневный час работы по дому, потому что офицер, беспомощный в быту — посмешище для команды.

Кодексы и уставы, права, обязанности и моральный облик офицера флота. Впрочем, последний пункт не нуждался в упоминании.

Не нашивки, не форма, не корабли в подчинении, и не милость Владыки делают офицера — офицером. Только то, что внутри, только то, чего нельзя отнять никакой властью. Именно отсутствие у Тратоса разумной гибкости в вопросах чести и долга стало причиной затяжного конфликта межу праймер-адмиралом и Вторым Наследным Цесаревичем Трогг. А мелкий инцидент на учениях оказался лишь последней каплей и формальным поводом. Адмирал был непреклонен, а кому нужно оружие, недостаточно покорное руке владельца?

Те немногие представители илиманского высшего света, с кем бывший адмирал иногда общался, дружно считали всё семейство Дамитенриев слегка безумными. Рехнулись от свалившейся немилости, такое бывает. Рехнулись, и упорно цепляются за свою флотскую выправку, ведут себя так, словно одним своим присутствием гарантируют порядок и защиту окружающим. Гонору им поубавить бы, в ссылке-то. И мальчишку Минаса таким же зазнайкой воспитывают, куда только мать смотрит. Его же ни в одном сколаруме не будут терпеть с такими замашками.

Флот Зо Сахаала обнаружил обитаемую систему. Легионеры более полугода не были в бою и теперь рычали от нетерпения. Сам Зо Сахаал разделял их страсть. Лем тревожно смотрел на кипящую жажду крови и использовал каждую возможность напомнить капитану о приземлённых нуждах флота.

Два из семи кораблей укомплектованы ровно настолько, чтобы не превратится в «космических скитальцев». Людей катастрофически не хватает, квалифицированных людей не хватает втройне. И информации об этом сегменте космоса у нас тоже нет, её могут дать только достаточно образованные и близкие к власти местные жители. Капитан, я умоляю тебя, запрети бесконтрольную охоту! Прикажи брать максимальное количество пленных. Капитан, нам ОЧЕНЬ нужны люди, живые и желательно здоровые!

Когда на дальней орбите появились полдесятка неопознанных кораблей, доброхоты проинформировали об этом опального адмирала. И с отставанием в час пришло официальное уведомление от губернатора, предписывающее семейству Дамитенриев не покидать границы родового поместья. «Вы думаете, это ваш шанс? Вы заблуждаетесь, ваша помощь не потребуется» — отчётливо сквозило сквозь гладкие формулировки. Илиман расположен в удалении от пиратских трасс, звёздные патрули ни о чем не предупреждали, это просто глупое недоразумение.

Зо Сахаал раздражённо озвучивал легионерам дополнительные указания. Если что-то выглядит как завод или высокотехнологичное производство — людей в этом здании брать живыми, это могут быть техники. Если что-то выглядит как хранилище когитаторов, датаслэйтов, свитков, книг — людей брать живыми. Если что-то выглядит как богатый дом — людей брать живыми, это могут быть ценные информаторы или заложники. И сами здания не разрушать, оставить для работы трофейных команд.

Лем был зануден, но своего добился. Зо Сахаал знал, что его советник прав. И коль уж всё равно славной охоты не получится, капитан добавил один пункт в список приоритетных целей от себя лично: подростки мужского пола, физически крепкие. Давно пора набирать кандидатов в обновлённый Легион.

А потом солнце погасло. Словно огромное облако пыли стремительно налетело со стороны столицы и мир погрузился во мглу. Каналы связи наполнил невразумительный вой и фразы на ломаном готэксе. Древний язык знаний был достоянием книжников, и если читать на нем умели довольно многие, то воспринимать на слух, тем более настолько исковерканную речь, было почти невозможно. И всё равно это вещание вместе с навалившейся темнотой оставляло слишком неприятное ощущение. Тратос приказал отключить связь, обеспечить освещение усадьбы и периметра и готовиться к обороне. Но даже живой огонь казался тусклым и почти не освещал пространство. Тратос сказал: «Эти идиоты нас просрали». Минас редко слышал от отца такие недостойные выражения.

Потом мимо поместья потянулись беженцы — люди с повозками, наполненными домашним скарбом. Они останавливались, чтобы рассказать, что столицу накрыла тьма, а здесь у вас только сумерки. Что от города доносится грохот, и тени мечутся над стенами. Беженцы шли из поселков, людей из самой столицы среди них не было. Но через пару часов их стали настигать и обгонять беглецы — оборванные, полубезумные, с искажёнными ужасом лицами. Они просто бежали — без вещей, без спутников. Если и удавалось остановить кого-то из этих несчастных, внятно объясняться они все равно не могли. «Огромные, убивают, кровь, они пришли».

Повелители Ночи обрушились на Илиман. И пусть истинных представителей Восьмого Легиона было среди них не слишком много, все же именно их боевой клич летел над улицами обречённого города. Могучие, неостановимые, неотвратимые легионеры-отступники начали утолять свою главную жажду. Начали убивать.

В усадьбе собрались старики, женщины и дети поместья Дамитенриев. Мужчины остались ждать у внешних стен. Минасу было тринадцать, Тратосу — шестьдесят восемь, они, с десятком таких же слишком молодых или слишком старых слуг были второй и последней линией обороны, охраняя входы в большой дом.

От города двигался нарастающий гул. Летели во тьме вопли людей — обезумевшие от ужаса беглецы теперь мчались мимо усадьбы почти сплошной вереницей. А за ними неумолимо приближался мерзкий вой, и другие крики — крики умирающих. «Вижу непонятных тварей, они больше человека, и они летят» — прокричал кто-то от стены.

Потом все случилось очень быстро. Ужасающий вой достиг пика, раздался лязг оружия и вопли, через стену перелетела половина человеческого тела. А следом за ней стену перепрыгнуло нечто огромное, лишь отдалённо похожее на человека, обвешенное кровавыми ошмётками, кошмарно завывающее. Вторым прыжком тварь оказалась возле группы обороняющихся людей.

Минас не пытался атаковать, и не пытался бежать. Правда в том, что он просто не успел ничего понять, испугаться или превозмочь страх. Тварь ударила словно бы много раз одновременно, тупой удар вышиб воздух из лёгких и Минас проломил затылком резное ограждение террасы. Мир наполнился криками, закружился и погас. Единственное по настоящему страшное воспоминание от той ночи, которое намертво отпечаталось в меркнущем сознании мальчика — ощущение, как слабеют пальцы и из руки выпадает меч.

Второй волной, вплотную за ударной группой астартес, шли трофейные команды. Спешно разворачивались концентрационные лагеря, начали работу сортировочные пункты. Чтобы не вводить грозных бессмертных воинов в искушение, чтобы как можно быстрее превращать местных жителей из добычи в военнопленных. Бегущий человек — дичь, человек за оцеплением вооружённых охранников — новый раб Зо Сахаала. На рабов своего капитана досточтимые легионеры не охотятся.

====== Глава 1. Военнопленный ======

«Если победитель решает уничтожить часть пленных, первыми обычно погибают больные, раненые и не

трудоспособные, поскольку в большинстве случаев они бесполезны». Поэтому первые пару суток в плену Минас был очень занят: преодолевал тошноту, постоянное головокружение и оглушающую боль в затылке. Первая задача военнопленного — выжить. Вторая — внимательно наблюдать за окружающим миром и собирать информацию, но с этой задачей мальчик уже не справлялся. Все силы уходили на то, чтобы ровно стоять, уверенно идти и не падать от направляющих тычков. В какой-то момент его, вместе с толпой других людей, загнали в железную коробку, и можно было сесть на пол и больше не держать глаза открытыми. Своё отбытие с планеты Минас проспал.

Потом его подняли пинками, и Минас обнаружил, что головокружение почти прекратилось. Людей пригнали в длинную пустую комнату, приказ раздеться на ломаном готэксе поняли далеко не все, и охрана просто повытряхивала пленников из одежды. Несколько парней попытались сопротивляться, но их усмирили шоковыми дубинками. Потом человек, из которого торчали шевелящиеся железки, прошёл вдоль строя, а идущие следом за ним выталкивали к двери тех, кого он указывал: слишком юные, слишком взрослые, имеющие заметные физические недостатки, признаки болезни, травмы, сыпь или лишаи. На Минаса медик посмотрел с сомнением, но всё-же оставил в строю. В строю из примерно трёх сотен физически крепких подростков мужского пола.

Затем весь строй отправился в следующее, куда более тесное помещение, где с потолка на мальчишек обрушился водопад синеватой жижи с сильным химическим запахом. Через пару минут жижа сменилась относительно чистой технической водой, а затем иссякла. К двери душевой сервитор вывалил гору разномастного тряпья, воняющего дезинфекцией. Кое-как одевшихся подростков охрана погнала дальше, в тюремного вида коридор с многочисленными дверьми. За каждой из дверей находилась четырёхместная конура с койками в два яруса, приваренным к стене столом и дверью в крохотную «туалетную комнату» с дырой в полу и рукомойником. В каждый из туалетов выходили двери двух прилегающих к нему камер.

Так Зо Сахаал взял свою личную часть живых трофеев. Кандидаты в обновлённый Восьмой Легион ступили на путь испытаний, который не многим из них суждено одолеть до конца. Остальные несколько тысяч захваченных илиманцев оказались в ведении Лема, и десятки профессионалов начали кропотливое просеивание добычи, выбирая техников, врачей, аристократов, военных, учёных, мастеров в ремёслах. Стараясь извлечь из добычи максимальную пользу для флота.

Парней распихивали по камерам пинками, не глядя. Стоять всем четверым в комнатушке было практически невозможно, так что, бегло оценив обстановку, Минас подтянулся и сел на одной из верхних коек, поджав под себя ноги. Сокамерники оценили манёвр, и вскоре стоять в проходе остался только самый рослый из четверых. Он не спеша обвёл взглядом рассевшуюся компанию, остановился на Минасе и лениво спросил:

— Шустрый, да? А если эта шконка МНЕ нравится?

Минас уставился на него непонимающе и даже гневно. Как может больше или меньше нравиться один из четырёх одинаковых лежаков? Ну ладно, из двух одинаковых верхних? И главное: правда что ли это самая важная из имеющихся проблем, чтобы именно её обсудить первой?

Неизвестно, как трактовал рослый это изумлённое молчание, но подождав несколько секунд, он перевёл взгляд ниже.

— Или вот эта, — и так же в упор посмотрел на парня, сидящего под Минасом.

Тот что-то невнятно пробурчал, и этот ответ рослый уже вполне понял.

— Хороший мальчик! Знаешь, что жадничать нехорошо, — и снова посмотрел на Минаса. И снова натолкнулся на раздражённое непонимание.

Рослый сделал жест ладонью, словно мусор стряхивал, и через секунду приземлился на освободившуюся нижнюю койку. Поводил «хорошего мальчика» насмешливым взглядом.

И тут дверь открылась и сервитор поставил за порог миску с невнятной, но, несомненно, съедобной субстанцией. Довольно большую миску, почти тазик, но ОДНУ.

Минаса все ещё мутило, поэтому вид жидкой баланды никакого энтузиазма в нем не вызвал. А вот остальные трое рванулись ещё до того, как миска коснулась пола. Через несколько секунд ожесточённой борьбы посудина закономерно оказалась опрокинутой. Рослый отвесил затрещину «хорошему мальчику», подхватил миску и отправился на своё место вымазывать пальцем остатки со стенок и дна.

Минас не мог больше молчать.

— Это было глупо! Даже тебе, — он свесил голову с кровати, чтобы видеть рослого, — досталось бы больше, если бы вы не устроили драку.

— Оно говорящее! — притворно изумился рослый.

— Меня зовут Минас.

— Не ебёт, — Рослый закончил с миской и швырнул ее к двери, где «хороший мальчик» пытался аккуратно собрать верхний слой с разлитой еды.

— Минас дело грит, — подал голос четвёртый парень, успевший вернуться на свою койку. Волосы на половине головы у него обгорели, кое-где через мелкую щетину проглядывала запёкшаяся кожа. — Жрать всем надо, пайку ща нормальную дали, если не крысить.

Рослый развернулся к нему и внимательно осмотрел. Обожжённый невольно подался назад, но взгляда не отвёл.

— Я тебе разрешал рот открывать? — поинтересовался рослый, нависнув над ним.

Очень быстрым, почти змеиным движением обожжённый вывернулся с койки и встал в проходе в полный рост. Он был на голову ниже и заметно легче противника, однако его, похоже это не смущало. Места на полу почти не осталось, и Хороший Мальчик, втянув голову в плечи, поспешил просочиться на свою койку, чтобы не оказаться под ногами дерущихся.

— Глиста, а глиста? Ты ж само напросилось, да? — Рослый начал медленно надвигаться, обожжённый пригнулся и стал окончательно похож на готовую к броску змею.

— Вы что, спятили? — вопль у Минаса получился настолько выразительным, что оба парня обернулись, на секунду забыв о драке. А Минас нервно глянул на дверь и заговорил яростным свистящим шёпотом:

— Вы рехнулись оба? Там, за дверью, неведомые ублюдки, которые даже не говорят толком на нашем языке. Вы илиманцы, у вас нет права драться друг с другом сейчас! У нас у всех один враг! У всех, кто не предатель, кто не хочет играть на руку этим… этим тварям!

На Минаса уставились так, будто он воспарил к потолку и чирикает канарейкой. Рослый неуверенно хмыкнул. Хороший Мальчик испуганно оглянулся на дверь. Обожжённый чуть расслабился, но садиться пока не спешил. И в возникшей паузе все четверо услышали приближающиеся шаги, грохот дверей и периодические однообразные выкрики в коридоре.

Дальше