КОМАНДИР НА ПРИЁМЕ.
Автор – Виктор Краснов
Высоко в знойном южном мареве парила птица, широко расправив крылья. Степан не мог сказать наверняка, что это была за птица и что она искала в кипевших жаром, покрытых многочисленными трещинами казавшихся безжизненными скалах. Четвёртый день взвод не мог выбраться к базе – запасы воды подходили к концу, всю тушёнку съели ещё неделю назад. Сейчас питались приправленными крошками от сухарей, травами и кореньями, такими же редкими как и волосы на голове у старшины.
Степан ещё раз выглянул из-за остроконечного камня и тяжело вздохнул. Две звезды на его плече накалились так, что теперь пытались раствориться в жгучем воздухе.
Внизу, на равнине, виднелись разрушенные стены аула – пять дней назад здесь работали две вертушки, наведённые по сводке взвода, оказавшегося отрезанным от остального мира стянувшимися сюда вражескими отрядами. Три батальона и батарея были спешно отозваны, а вот над взводом связи судьба сыграла злую шутку.
Лейтенант ещё раз обвёл взглядом местность и, развернувшись, устало опустился на выжженную солнцем солому. Само солнце сейчас обходило скалы с востока, и спасительная тень позволяла уберечься от его палящих лучей.
Внизу вповалку спали семеро связистов – одним из них был Тимка Мамбетов, весёлый малый, умевший играть на гитаре и изредка бубнивший сейчас во сне о чём-то добром – улыбка на лице и слетавшее с губ «эне» и «апа» красноречиво свидетельствовали о том, что Тимур видел во сне свою семью.
Когда же в последний раз сам Степан видел своих родителей? Три года учебки, переброска в Ведено, потом – в самое пекло Наурского района… Грозный, Аргунское ущелье, Шали – так, или в обратном порядке, но почти всю республику повидал за короткое время молодой командир взвода.
Одного он не мог понять – почему в Москве упорно не хотели считать эти земли частью России; почему здесь до сих пор шли кровопролитные бои. Не мог он понять и настроений местных аборигенов, упорно не желавших вливаться в цивилизацию.
Лёшка Мартынов перевернулся с одного бока на другой, задев ногой Саньку-ефрейтора. Оба парня вечно устраивали друг другу мелкие пакости – однако, когда однажды Саньку прижали на краю обрыва, именно Лёшка помог ему оттуда выбраться живым.
Степан улыбнулся, вспомнив этот момент, и невольно вздрогнул – где–то недалеко три раза свистнула птица. На всякий случай перехватив автомат за цевьё, он повернулся, собираясь приподняться, но мимо него незаметной тенью уже мелькнуло жилистое тело сержанта. Йорик – так почему-то его прозвали во взводе, отряхнулся, смачно сплюнул на скалы и, обернувшись, подмигнул лейтенанту, прикладывая руку к кепке.
– Товарищ лейтенант, докладываю!
– Да тише ты, Ольметин, ребята спят. Что там? Сможем пройти?
– В принципе, дорожка уютная, только вот есть проблемка: по краям столбики заприметил – думаю, небезопасно там будет.
– Ты сам там прошёл?!
– Да я то, вы ж знаете, товарищ лейтенант!
– Ну вот и остальные смогут!
– Эх, я вот всё время думаю – мне бы вашу уверенность в некоторых делах…
– Так, отставить! Опять начинается? Дай лучше прикурить, а то совсем тошно.
Сержант потянулся в карман за сигаретой и замер, словно увидев что–то за спиной лейтенанта.
– Ты чего?
– Да нет, ничего, показалось! – сержант вздохнул и, натянуто улыбнувшись, достал из кармана мятую пачку красных L&M. Последние несколько часов он провёл в постоянном напряжении – выискивал вражеские следы, старался сам увернуться от преследования. Теперь любая тень казалась ему мишенью.
– Засады проверил? – командир отвлёк его от размышлений.
– Да они вчера ещё плюнули, ушли уже… – сержант достал сигарету, посмотрел на неё внимательно, покрутил меж пальцами и положил на место.
– Думаешь, там ничего нет? – Степан с сомнением на него взглянул.
– А смысл им нас выкуривать? Они понимают, что сейчас главный удар нужно наносить по нашим – в ущелье, готовятся.
Лейтенант задумался – в последний раз, когда он слушал рацию, в эфире была тишина, какая–то грозная и страшная… Потом в наушниках щёлкнуло, и спокойный голос на исковерканном русском языке произнёс заветный позывной:
– Лезвие-21, ты меня слышишь?
Лейтенант тогда боролся с двумя чувствами: первое – что нельзя послать электроимпульс через тангетку и второе – он ужасно хотел как-то передать своим, что радейка здесь, что они ещё живы.
На приёме должны были сейчас быть Верёвка-18 или хотя бы Стрела-19, но в эфире вдруг послышался бодрый мужской голос.
– В эфире Сезон-24, кто вызывает Лезвие? Приём.
И начался странный, как показалось бы вначале, диалог:
– Э, малой, ты мне тут не нужен! Сезон… Какой сезон, малой, меня этот сезон со своей жарой уже так бесит! Ты мне Лезвие давай!
– Повторяю, я Сезон-24, переговоры беру на себя. Приём.
– А где Лезвие, э, приёмщик?
В эфире повисла пауза. Лейтенант изо всех сил сдерживался, чтобы не заорать в микрофон: «Я станция Лезвия-21, выкуси, твою так и разтак!»
– Слышь, Сезон, ты здесь ещё?
– На приёме.
– Ну вот, принимай – ты ж понимаешь, что остался без головного, да? Молчишь, значит понимаешь… Так вот – предупреждаю, через два с половиной часа ты останешься без собственной головы, слышишь?
– Я Сезон-24, ваше предупреждение понял, готовлюсь! Приём.
– Это сейчас ты такой смелый, а вот через минуту ты на коленях ползать будешь, понял! Как твоё имя? И по какому праву ты за командира базлаешь?
– Я Сезон-24, – не выдавал себя ни словом связист, – временно принял переговоры на себя из–за поломки станции.
– Чо ты балаболишь, Сезон, у нас ваш штабной взвод, значит вы обезглавлены! Вот и не может твоё Лезвие ответить! Поломка у него…
– Я Сезон-24, информацию не подтверждаю! – в голосе послышалась нервозность, радист явно хотел, чтобы все свои не знали, что головной не выходит на связь уже несколько дней.
Конец ознакомительного фрагмента.