В общем-то, ничего иного от него Северус и не ждал, но почему-то всё равно сердце мучительно сжалось. А Фрэнку явно стало гораздо легче. Он от души поблагодарил Люциуса и долго хлопал по плечу Северуса, прежде чем ушел.
— Знаешь, — тихо сказал Люциус, — так прощаться я готов.
И Северус был с ним совершенно согласен. Уж лучше пусть так, чем как Джеймс или Эван… Блэкберн с пониманием отнёсся к рапорту Фрэнка, пообещав отпустить его сразу же, как только прибудет пополнение, ожидавшееся в конце недели.
Появление новичков Северус и Люциус пропустили, пока прощались с Фрэнком. «Права первой ночи» они лишились ещё в Уике, поэтому им предстояло принять любой выбор Блэкберна, успокаивая себя тем, что новенький окажется в паре с Уизли, а тот неплохо учил курсантов, значит, всё будет хорошо. Ну, или не совсем провально. В штабе они долго ждали у кабинета уинг-командира, у которого была своя система знакомства будущих сослуживцев. Наконец из-за двери прозвучало зычное:
— Войдите!
Северус поправил ремень и вслед за Люциусом вошёл в просторный кабинет. По-зимнему низкое солнце светило прямо в глаза, и Северус видел лишь фигуру их будущего напарника.
— Знакомьтесь! — продолжил Блэкберн. — Скуадрон лидер Малфой Люциус, флэг-офицер Снейп Северус и пайлот-офицер Уизли Артур. А это новый член вашего звена — флайт-лейтенант Мальсибер Рейнард.
Сначала Северус подумал, что ослышался — слишком часто в последнее время он вспоминал Рея, но стоило вглядеться внимательнее, и сердце заполошно забилось. Он это! Рей! Живой! Блэкберн продолжал что-то говорить, но Северус больше ничего не слышал. Ему хотелось просто коснуться Рея, чтобы убедиться — не призрак! — и что это не начало сумасшествия. Потом они как-то оказались на улице, и Северус не выдержал:
— Рей!
Кто-то, кажется Уизли, похлопал его по плечу, и Северус понял, что их оставили наедине. Глупо получалось — он столько раз представлял себе эту встречу, мечтал о ней, думал о том, что скажет, но сейчас просто смотрел на Рея и качал головой, не в силах выдавить из себя ни звука.
— Привет.
— Привет… ты жив?
— Как видишь, — Рей виновато улыбнулся. — Не знал, что до тебя докатились те слухи.
— Я тебе написал, и получил ответ, что ты…
— У меня просто мотор заглох над пустыней — тогда ещё «тропические фильтры» только начинали ставить, ну, я и грохнулся. Думал, не выберусь, но я живучий… оказался. Вернулся в часть, а меня уже списали. Потом восстановили, конечно, медаль даже дали… «За храбрость».
Северус всё-таки не выдержал и коснулся Рея. Живой! Живой… вот все бы так!
— Рей…
— Угу… я не знал, что ты мне писал.
— Рей, а сейчас как ты сюда попал?
— В боях за Триполи наше авиакрыло здорово потрепали. Проще было полностью заменить лётный состав. Вот тех, кто выжил, и отправили в тыл.
— Только здесь не тыл.
— Я знаю, — Рей попытался улыбнуться. — Просто не хотел останавливаться. Похоже, уйти с войны будет не так легко.
— Наверное, — Северус всё ещё не мог поверить в реальность происходящего.
— А как ты? Женился?
— Нет, как-то не сложилось. С Лили переписываемся, у неё сын растёт… а она летает.
— А Поттер?
— Погиб.
— Понятно, — Рей протянул Северусу пачку сигарет: — Будешь?
— Да, спасибо.
Почему-то неловкость не прошла и после пары затяжек. Северус смотрел куда угодно, кроме Рея, и только уже вечером, лёжа в постели, он начал понимать, в чём дело. За эти годы Рей сильно изменился, и Северус его просто не узнавал. Словно это были два разных человека: тот — летний Рей, с которым было легко и свободно, и который гораздо лучше Северуса понимал, чего он хочет, и этот — Рейнард, зимний, потрёпанный жизнью, с тяжёлым взглядом и слегка сутулыми плечами. И дико даже было представить, что с этим человеком они когда-то делили не только постель, но и жизнь, легко и непринуждённо.
Люциус, похоже, тоже бодрствовал. Он лежал слишком тихо и совсем не шевелился, а его дыханье было слишком поверхностным для спящего. В окно светила полная луна, и белые квадраты на полу казались снежными полями — холодными и безжизненными.
— Северус, спи, — тихо сказал Люциус, — завтра вылет.
— А ты сам чего не спишь?
— Бессонница.
— У меня тоже, — Северус перевернулся на бок, чтобы видеть Люциуса. — Ты знал, что это будет Рей?
— В смысле?
— Ну, когда мы шли в штаб, ты уже знал?
Люциус вздохнул, как показалось Северусу, с облегчением.
— Нет, конечно. Узнал тогда же, когда и ты. А почему ты спрашиваешь?
— Просто ты вроде бы даже не удивился, что Рей жив.
— Зато ты удивился за двоих.
Неужели, это так было заметно? Хотя, наверное, это просто Люциус наблюдательный, а остальным на такие вещи плевать.
— Ага… даже представить сложно, какова была вероятность, что он попадёт именно к нам. А ведь попал…
Люциус пробурчал что-то невразумительное и, отвернувшись к стене, притворился спящим. Навязчивым Северус не был, а потому просто замолчал, разглядывая белые квадраты на полу. Так и заснул.
В сопровождении конвоев «Спитфайры» играли второстепенную роль и использовались лишь для прикрытия «Бофайтеров», ведущих основную войну с подводными лодками. Эти самолеты были вооружены реактивными снарядами нового типа, губительными для субмарин. Кроме того, объединённые в крыло группы эффективно атаковали конвои противника.
Обычно крыло действовало так: ударная группа из двенадцати самолетов, вооруженных торпедами, наносила удар по транспортам противника, а прикрывающая группа, в состав которой входили до шестнадцати «Бофайтеров» с реактивными снарядами, и восьми — с пушечным вооружением, атаковала эскортные суда конвоя.
Заставить немцев отказаться от использования порта Роттердам, служившего воротами в Рур и бывшего большим погрузочно-разгрузочным пунктом в Северном море, было основной задачей северной авиагруппы. Поэтому количество «Бофайтеров» росло, а «Спитфайры» всё чаще стали использоваться для ведения аэрофотосъемки.
Аэрофотоаппарат нового типа, установленный на «Спитфайре», позволял производить довольно точную оценку разрушений и ущерба, причиненного противнику воздушной бомбардировкой, и вдвое сократил количество маршрутов при производстве площадного воздушного фотографирования.
По заданию военно-морского флота для наблюдения за движением кораблей регулярно велась аэрофотосъемка всех портов противника от Бордо в Южной Франции до Гдыни в Балтийском море, а также всех норвежских портов, включая Нарвик. Кроме того, велось воздушное фотографирование аэродромов противника и снимались все крупные немецкие заводы, особенно те, где производились самолёты, и судостроительные верфи. А ещё самолеты их авиакрыла производили фотосъемку радиолокационных установок, огневых позиций зенитной артиллерии, баржестроительных верфей, военных лагерей, танкодромов, каналов, железных дорог и сортировочных станций.
Разумеется, при этом предпочтительнее было избегать боя, хотя это и не всегда удавалось. Северус прекрасно понимал ценность добываемой ими информации, но уклоняться от встречи с противником не стремился — не трус же он! — и в этом их четвёрка была солидарна. Рей прекрасно вписался в их звено, и уже через неделю казалось, что они всегда летали этим составом. Правда, поначалу Северуса немного задевало, что Рей обогнал его по званию, но вскоре он перестал обращать внимание на такие мелочи.
И вообще понять этого старого-нового Рея не получалось — то он вёл себя так, будто между ними никогда и ничего не было, а то бросал такие взгляды, от которых сладко замирало сердце и хотелось чего-то странного. Давно забытого. Того, что, оказывается, ещё не умерло. Это-то и пугало больше всего. Гораздо проще и приятнее было мечтать о Люциусе, зная, что эти фантазии невыполнимы, чем вот так оказаться в шаге от… Северус и сам не понимал, в шаге от чего он оказался, как не мог и сказать, что при этом чувствует. Кроме растерянности, конечно.
— Северус, спи, — едва слышно пробормотал Люциус, — завтра вылет.
— А ты сам чего не спишь?
— Бессонница.
— У меня тоже…
Кажется, такое состояние называлось «дежа вю» или ещё каким-нибудь красивым словом, но суть от этого не менялась.
— Северус, если хочешь, то мы можем поменять пары.
— В смысле «поменять пары»?
Люциус вздохнул и терпеливо принялся разъяснять, что пара «ведущий-ведомый» создаётся с тактической целью, и её постоянство — необязательное условие для удачного боя. Северусу стало не по себе:
— Люци, ты с ума сошёл? Ты не можешь это говорить серьёзно.
— Отчего же? — Люциус невесело усмехнулся. — Или ты думаешь, что я не вижу твоих метаний?
— А что ты ещё видишь? А то, что я тебя…
Договорить Люциус не дал. Он тут же оказался рядом с Северусом и, до боли стиснув его руку, прошептал:
— Молчи! Ты слишком запутался, чтобы делать выводы. Поэтому просто молчи.
Северус накрыл руку Люциуса ладонью и едва слышно выдохнул:
— Спасибо!
Даже такой тени сочувствия хватило для того, чтобы на душе стало легче. Люциус был прекрасным другом, и Северус поспешил ему об этом сказать:
— Я никогда не перестану прикрывать твою спину.
Удивительно, но Люциус всё понял правильно.
***
Перед вылетом, по давным-давно сложившейся традиции, Северус подошёл к Люциусу. Обычно они просто молча курили, настраиваясь на задание, и лишь изредка нарушали тишину ничего не значащими фразами. Слова им не требовались — всё было ясно и без них. По-зимнему низкое солнце, отражаясь во взрыхлённом снеге взлётного поля, слепило глаза, и Северус не сразу заметил подошедшего к ним Рея.
— А я вот к трубке пристрастился, — он любовно огладил костяной мундштук и улыбнулся, пожав плечами. — При Уэйвелле нам, бывало, месяцами сигареты не завозили — он был любителем турецкого табака и настоятельно рекомендовал именно его.
Люциус неодобрительно взглянул на Рея:
— А мы по-плебейски, без изысков.
Рей обезоруживающе улыбнулся:
— Вам хорошо, — и вздохнул: — А ещё я здесь всё время мёрзну.
Люциус смахнул пылинку со своего свитера и фыркнул:
— Нет плохой погоды, есть не подходящая случаю одежда.
Рей пожал плечами и до конца застегнул лётную куртку, едва не прищемив «собачкой» её замка подбородок. Люциус одарил его ещё одним неприветливым взглядом и, отбросив сигарету, скомандовал:
— По машинам.
Северусу нравились такие вылеты, когда можно было менять направление движения, выслеживая возможного противника. В такие минуты к нему возвращалось почти забытое удовольствие от полёта, когда хотелось испытать предел собственных возможностей и насладиться послушностью машины.
— Впереди по курсу конвой. Под флагом Дании.
Тихий голос Люциуса вырвал из размышлений, и, вглядевшись в серо-стальную гладь моря, Северус уловил движение. Конвой был средним тихоходным, и кроме шести танкеров в его составе было четыре транспортных судна, скорее всего, гружёных рудой. Эскортные эсминцы прикрытия и эскадренные миноносцы представляли серьёзную угрозу для авиации, поэтому Северус не удивился, получив приказ на удалённую съёмку. Достаточно было данных о составе конвоя, его курсе и скорости — остальное уже дело моряков. Тем более что формально Дания не участвовала в войне, хоть об этом и велись разговоры. Координаты конвоя, время встречи с ним и данные наблюдений Люциус передал сразу же, и можно было считать вылет удачным, но он повёл их группу дальше к берегам Норвегии.
Вечером, уже укладываясь спать, Северус как бы невзначай поинтересовался.
— Люциус, тебе не нравится Рей?
— Почему ты так решил? Он прекрасно летает, и в бою, я уверен, не струсит.
— Я не об этом.
— А о чём? — улыбнулся Люциус. — Ты хочешь о нём поговорить?
— Нет!
Северус прикусил язык, настолько по-детски это прозвучало. Но Люциус, словно не заметил, продолжив:
— Мне трудно понять, что вы в нём нашли.
— «Вы»?
— Да. Я знаю ещё одного человека, не оставшегося равнодушным.
— «Ещё одного»?
— Северус, я ведь ничего не забыл…
Ну да… Есть ли что-то такое, чего Люциус о нём не знает?
— Он сильно изменился.
— Ты тоже, — невозмутимо парировал Люциус. — Людям это свойственно.
— Я его не узнаю.
— Допустим. Мне кажется, что он тебя тоже.
— Но ведь всё кончено?
— Ты меня об этом спрашиваешь?
— Да! — Северус решил пойти до конца.
— Я не знаю.
— Как? — опешил Северус. — Говорят же, что со стороны виднее… и все дела…
— Я бы не был в этом так уверен. Когда я собирался жениться на Нарциссе, нашлись доброжелатели, знающие Бель, и на этом основании сделавшие выводы. Более того, меня пытались предостеречь.
— Идиоты!
— Вот и я о чём.
— А как ты понял, что это всё не так, как кажется?
— Я просто решил принять решение самостоятельно. Винить в случае неудачи я мог бы только себя.
— Зато сейчас можешь себя только похвалить, — перебил Северус. — И всё всегда было хорошо?
— Не всё и не всегда. Хоть Нарцисса и не похожа на Бель, но сила духа у неё ничуть не меньше. И она умеет заставить с собой считаться, не повышая голоса и мило улыбаясь. Поэтому, Северус, если тебе нужен совет, я могу сказать только одно — никого не слушай.
— Даже тебя?
— Особенно меня.
— Почему?
Вместо ответа Люциус приоткрыл окно и уселся на подоконник, закуривая. Северус встал рядом с ним и тоже достал сигарету.
— Почему, Люци?
— Я не самый хороший человек, Сев. Всё дело в этом.
— Зачем ты так?
— Зачем? А зачем я хочу удержать тебя рядом с собой, прекрасно понимая, что мы никогда не переступим ту зыбкую грань, которая удерживает от сумасшествия? Не понимаешь?
— Нет, — Северусу стало очень холодно, и он обхватил себя руками.
— Я сам не очень понимаю, как это случилось, но вынужден признать, что виноват перед тобой.
— Ты? Но как?!
— Я видел твой интерес, но вместо того, чтобы честно поговорить об этом, позволил себе просто плыть по течению, невольно поощряя тебя. И то, что ты пробудил во мне ответные чувства, не служит мне оправданием.
Северус почувствовал себя оглушённым. Ему казалось, что он ничего не понимает, потому что такого просто не могло быть. Люциус не мог… он бы не стал… хотя он и не стал.
— Я был с тобой нечестным, — прервал молчание Люциус, закуривая следующую сигарету. — Жаль, ты не умеешь читать мысли, они бы тебя сильно удивили.
— Ты… хотел?
— Да. Я хотел. Но мне хватало разума понять, что наша дружба не стоит ночи удовольствия, после которой нам придётся расстаться. Потому что есть честь, долг… потому что есть Драко и Нарцисса… и потому что есть ты. Я не мог так поступить с тобой тоже. Я отдаю себе отчёт, как сильно я был неправ. И я не имею права тебя ревновать к прошлому, но…
— Ты ревновал? — Северус просто не мог в такое поверить.
— Да, Сев. Именно так. Надеюсь, что ты меня простишь. Я тебя прошу об этом.
— Разве за такое можно просить прощение?
— Я знаю, за что именно прошу.
Северус не знал, как сказать о том, что прощает Люциусу абсолютно всё. Потому что позволил ощутить себя особенным и достойным… и, конечно же, Нарцисса и Драко, как, впрочем, долг и честь, не могли конкурировать с Северусом, хоть Люциус и поставил их в один ряд, что было совершенно невероятно.
— Люци, я… ты… я всегда…
Слова кончились, и Северус, качнувшись, неловко оступился и почти упал на Люциуса. И тот, пусть и вздрогнул от неожиданности, но не отшатнулся, а просто обнял Северуса за плечи, прижимая к себе.
— Спасибо, Сев. Я знаю.
Северус хотел бы сказать что-то красивое про дружбу и про то, что он чувствует к Люциусу, но, очевидно, это было совсем не надо. На душе стало легко и спокойно, и почему-то появилась уверенность, что всё будет хорошо. Люциус, наверное, всё-таки умел читать мысли, потому что усадил Северуса рядом с собой на подоконник и вручил зажжённую сигарету. Теперь они сидели очень близко, прижавшись друг к другу, и эта близость отчего-то вмиг перестала быть запретной и постыдной. Как по волшебству… но близостью от этого она быть не перестала. И чувство, которое Северус испытывал к Люциусу, стало более понятным. И не менее тёплым. Наверное, всё-таки дружба — это одна из граней любви. И уж связывает она ничуть не меньше.