— В чём дело?
— Дело в том, что у нас сейчас гостит моя свояченица, и если вы по какой-то причине не хотели бы с ней встречаться…
— Дело в том, дорогой мистер Малфой, — перебил его Риддл, — что я пришёл исключительно ради этой встречи. У меня есть разговор к леди. Вы позволите?
Разумеется, Люциус позволил. Но это вовсе не означало, что он, умывая руки, поспешил остаться в стороне. Нет! Он поспешил в комнату, смежную с гостиной, где было всё отлично слышно, и откуда не составило бы труда вмешаться в разговор, чтобы повлиять на его ход. Конечно же, если на то будет необходимость. Он был готов ко всему и очень надеялся, что Нарцисса, находясь в запертой спальне на втором этаже, просто не услышала, что у них появился гость. Чтобы ничего не упустить, Люциус подошёл вплотную к двери и прислушался.
— Зачем ты пришёл?
— Хотел поздравить тебя с Рождеством.
— Спасибо. Я тронута, — в голосе Бель прозвучал невесёлый смех. — Я тебя тоже поздравляю и желаю счастья, ну и всего остального, что принято. Всё?
— Бель, а ты ничего не хочешь мне сказать?
— О чём?
— Допустим, о своём состоянии.
— Это только моё состояние, Том. Не понимаю, зачем о нём говорить.
— Бель, мне казалось, что я имею некоторое отношение к твоему состоянию.
Вкрадчивый голос Риддла заставил вспомнить об опасности, которую таил этот человек, но вмешиваться было рано.
— Объясняются? — Нарцисса появилась совершенно беззвучно, и от неожиданности Люциус вздрогнул, едва себя не выдав, но она быстро зажала ему рот: — Тш-ш!
Нарцисса прижалась к Люциусу, и почему-то этот простой жест мгновенно успокоил, давая возможность продолжить наблюдение.
— Нет, Том. В моём состоянии виновна лишь я сама, и мне не нужны от тебя подачки.
— Ребёнку нужен отец.
— Я не хочу тебя ни к чему принуждать.
Казалось, они говорили на разных языках, об одном и том же, но не понимая друг друга.
— Идиоты!
Нарцисса было дернулась, но Люциус удержал ее от поспешных и необдуманных действий:
— Тише! Они или разберутся в этом сами, или нет — ты им не поможешь.
— Люци, но это глупо… они же…
— Да. Но они должны сами это понять. Только сами.
Нарцисса зажмурилась и закусила губу, пытаясь обуздать эмоции, и наблюдая за ней, Люциус не сразу понял, что атмосфера в гостиной изменилась. Голос Риддла был так же тих и спокоен, но теперь в нём появились новые нотки.
— Я незаконнорожденный. Бастард. Моя мать влюбилась в хозяина богатого поместья и согрешила с ним, после чего бежала от позора. Она родила меня едва ли не на ступенях приюта и умерла, наверное, даже не подержав в руках. Мне рассказали об этом монахини, которые приходили в наш приют, чтобы спасти «заблудшие души». Они находили эту историю «романтичной» и «трогательной».
Риддл перевёл дух, а Люциус вдруг понял, когда и где слышал эти интонации в его голосе — память услужливо подбросила сцену прощания с Мальсибером. Бель молчала, и можно было лишь гадать, какой эффект оказывают такие признания на неё… что-то подсказывало, что такого Риддла не знал никто.
— Они же надоумили меня попытаться отыскать отца. Это были годы той мировой войны, когда никому не до кого не было дела, — голос Риддла дрогнул. — Мне было пятнадцать, когда я бежал из приюта, и я тогда ещё во что-то верил.
— Том… — тихо прошептала Бель.
— Всё было не так ужасно, как можно подумать. Мой отец погиб где-то в Силезии, а его родители были слишком убиты горем, чтобы им пришло в голову, что я могу нуждаться в помощи. Да я и не просил её!
— Но как ты… всё вот это…
— Мне повезло. Бель, сейчас разговор о другом. Неужели ты думаешь, что я позволю моему сыну пройти через такое?
— А почему ты решил, что будет сын?
— Не важно, кто это будет, но мой ребёнок родится в законном браке.
— Но… Том… а что будет, когда он вернётся?
Люциус понял, что перестал дышать в ожидании ответа.
— Он навсегда останется для меня близким человеком, и я буду счастлив знать, что счастлив он, — Риддл выдохнул через зубы. — Даже больше, я никогда не откажу ему в поддержке и помощи, но при этом… Бель, в жизни у меня было только два близких человека. Он и ты. И если его для себя я потерял, то тебя удержу. Чего бы это ни стоило. Бель, ты чего? Ты же никогда…
— Только со своими, — голос Бель звенел от слёз. — Я думала, этого никогда…
За дверью целовались. Нарцисса тихо всхлипнула и, расплакавшись, уткнулась в грудь Люциуса, а потом запрокинула мокрое от слёз лицо и прошептала:
— Ты ведь не отпустишь меня? Когда…
Люциус не дал ей договорить. Он принялся целовать её глаза, губы, шею, шепча одно только слово: «Никогда».
В чувство его привела хлопнувшая входная дверь. Ни Риддла, ни Бель в доме не оказалось, и когда Люциус уже хотел броситься на поиски, Нарцисса указала ему на записку, придавленную к столу канделябром.
«Мы — венчаться. Том обо всём договорился. За вещами заедем завтра. Ваша Бель».
Всё-таки её сумасбродство было заразительным.
На следующий день, встретив в штабе Риддла, Люциус не знал, как себя вести, но тот разрешил все сомнения, кивком пригласив в свой кабинет. Там он разлил по бокалам коньяк и, пристально глядя Люциусу в глаза, сообщил:
— Поздравьте меня, мистер Малфой, с законным браком. Моя супруга почему-то решила, что вас это известие непременно обрадует.
— Она была права, — улыбнулся Люциус. — Я рад.
— За неё?
— За вас тоже. Скука вам с ней точно не грозит.
— Надо же, а я так хотел поскучать в старости.
Риддл, очевидно, лукавил и совершенно точно испытывал к Бель нежные чувства — это ощущалось сразу. И дело даже не в публичных проявлениях этих чувств — которых, кстати, и не было! — а в том, какой умиротворённой стала мятежная Бель. И пусть Люциус так и не понял, что она нашла в Риддле, но определённо это было не его дело. Нашла — и хорошо.
Утром первого января Беллатрикс родила дочь, но как следует отметить это событие не получилось. В этот же день в рамках операции «Боденплятте» около тысячи немецких самолётов нанесли внезапный удар по авиастанциям во Франции, Бельгии и Голландии. Союзники потеряли почти пятисот самолётов, а кроме того, были значительно повреждены взлетно-посадочные полосы и хозяйственные сооружения авиабаз. Но и для люфтваффе итог операции был крайне тяжёлым: авиация и зенитные установки союзников уничтожили около трёхсот самолётов противника, при этом половина пилотов погибла, а около семидесяти попали в плен. Кроме того, первого января немецкие войска вновь перешли в наступление — на этот раз в Эльзасе в районе Страсбурга с целью отвлечения сил союзников, но это были уже лишь отвлекающие удары локального характера, проводимые небольшими силами. Стратегическую инициативу вермахт потерял безвозвратно.
Люциусу приходилось ночевать на службе, но зато он без промедления узнавал последние новости с фронта и продолжал следить за «своими». Он успел порадоваться лёгкому ранению Лонгботтома, которого на время восстановления направили инструктором в авиашколу. Потом он навестил в лондонском госпитале контуженого Артура и тоже смог выдохнуть. Жив! А если учесть, как стремительно приближалась победа, то и Фрэнка, и Артура можно было считать выжившими в этой бойне. Теперь оставалось только дождаться освобождения пленных.
***
К концу марта на Западноевропейском театре военных действий сложилась крайне благоприятная обстановка для союзников. После поражения в Арденнской операции, отходе с левого берега Рейна и провала Маас-Рейнской операции германские войска были очень ослаблены. Недостаток сил и средств не позволял немецкому командованию создать сколько-нибудь прочную оборону на западном фронте, даже на таком стратегически важном направлении, как рурское. Малочисленные резервы не могли оказать эффективное влияние на успешную оборону. Разгром немецкой группы армий «Б» в Руре вызвал крушение всего немецкого Западного фронта, организованное сопротивление прекратилось, и союзные армии стали быстро продвигаться на восток, встречая лишь небольшое сопротивление немцев в отдельных местах.
И тем сложнее было Люциусу справиться с тревогой. Он не мог перестать думать о Северусе и о том, как непросто выжить в этой агонии. Поэтому, когда адъютант Риддла пригласил Люциуса, намекнув, что его ждёт освобождённый из плена лётчик, Люциус почти бежал. Однако, к его огромному разочарованию, в кресле посетителя сидел Мальсибер.
— Доброго дня.
— Доброго, — Люциус попытался унять сбившееся дыханье и не выдать своих эмоций. — Вы один?
Мальсибер виновато улыбнулся:
— Да.
— Он жив?
— Не знаю.
Риддл проявил себя гостеприимным хозяином, предложив выпить, и, очевидно, оценив смятение Люциуса, сам принялся расспрашивать Мальсибера. С его слов выходило, что в январе, когда над лагерем нависла угроза захвата русскими частями, наступавшими на Бреслау, узников посадили в автофургоны для перевозки скота и разделили. Американцев отправили в Люкенвальде, около Берлина, а остальных — в старый лагерь для интернированных моряков около Бремена. Фатальных потерь не было, но многие были обморожены. Этот пеший марш был гораздо неспешнее, да и погода стала значительно теплее. Немцы собирались переместить их в Данию, где хотели попытаться договориться с союзниками. К тому времени большинство нацистов из охраны исчезли — кто скрылся, а кто отправился сражаться до конца. Оставшиеся же хотели быстрее увидеть конец этой неравной борьбы. Так что пленные сами устанавливали темп марша, который никогда не превышал пяти километров в день. В конце концов, около Любека колонна пленных оказалась в полосе продвижения британской бронетанковой дивизии, после чего и начала обратный путь к свободе.
С Северусом Мальсибера разделили по разным секторам лагеря ещё после того побега, поэтому они оказались в разных колоннах. И всё-таки его появление вселило надежду. Когда Риддл оставил их одних, Мальсибер явно почувствовал себя не в своей тарелке, и Люциус понял, что бедолаге некуда пойти. Конечно же, Риддл примет в его судьбе живое участие, но это могло задеть Бель, да и сам Мальсибер из-за всех этих переживаний перестал быть чужим. Решение пришло на ум сразу и поразило своей простотой.
— Рейнард, где ты остановился?
— Пока на вокзале. У меня как-то не заладилось с домом — я всегда жил или в общежитии, или в казарме, а когда везло — в гостинице.
— Поэтому ты пойдёшь со мной. Прежде, чем думать о дальнейшей судьбе, тебе надо отмыться и сменить вещи. Эти — сжечь.
Похоже, Мальсиберу было всё равно, и он безропотно пошёл за Люциусом. В доме он был предельно вежлив и обходителен. Ему даже удалось понравиться Нарциссе и завести дружеский разговор с Драко. Конечно, после того как принял ванну, побрился и избавился от вещей, отвратительно пахнущих бедой и болью. Люциус исподтишка приглядывался к нему, пытаясь понять, что в нём нашёл Северус.
А ночью Мальсибер кричал от мучивших его кошмаров. Люциус несколько раз стукнул в дверь гостевой спальни и вошёл, обнаружив его на разворошённой постели. Во взгляде Мальсибера плескалось безумие, и почему-то именно оно помогло сделать последний шаг. Люциус уселся на кровать рядом с гостем и протянул ему сигареты:
— Будешь?
— Да.
Они сидели рядом, едва касаясь плечами друг друга, и курили, а потом Мальсибер прошептал:
— Мне снился он. Мёртвый.
— Что он для тебя?
На ответ Люциус не надеялся, но ночь стирала все границы разумного и рушила барьеры.
— Я сам не заметил, как в него влюбился… поначалу он был для меня лекарством… ну, ты знаешь, от чего… а потом… потом мне захотелось стать лекарством для него. Он тяжело переживал разрыв с Лили, и я подумал, что у нас может получиться… оно и получилось. Но очень не сразу.
— Ты его любишь?
— Да. Я ведь за него…
— Я видел, — Люциус вспомнил его последний таран. — Я доложил о твоём героизме.
Мальсибер поморщился:
— Будто это чему-то помогло.
— Вы там были вместе.
Мальсибер кивнул и, затушив окурок, спрятал лицо в ладонях, бормоча о своём страхе. И что с таким делать?
— Рейнард, а чем ты планируешь заняться?
— Вернусь в авиацию. Я больше ничего не умею.
— Когда и куда?
— Не знаю…
— Значит так! — Люциус сцепил пальцы в замок, энергично разминая. — Ты поедешь в Уик. Я напишу Маккензи, он примет тебя, как родного. Жить будешь в моём доме, а заодно присматривать за ним, чтобы не развалился. А когда появится Северус, он тебя там найдёт.
Мальсибер ошарашено уставился на него, и Люциус ещё раз порадовался, что упавшие цены на недвижимость не позволили ему продать дом. В качестве особого условия он назвал кормление собаки, на что Рейнард тут же согласился. В конце концов, Люциус планировал просить приглядеть за домом Северуса. Кто ж знал, что тот будет не один?
Нарцисса и Беллатрикс горячо поддержали такое решение, а Риддл благодарно пожал Люциусу руку и к его рекомендации добавил направление от штаба. Мальсибер уехал через неделю, за которую успел подружиться с Драко и, кажется, даже договориться с ним о встрече на параде победы.
А победа уже просто витала в воздухе, опьяняя лучше любого коньяка. Второго мая был взят Берлин и закончена Итальянская кампания. А в ночь на седьмое мая в ставке Эйзенхауэра в Реймсе генерал Йодль от имени германского командования подписал акт о капитуляции. Впрочем, восьмого мая в предместье Берлина Карлхорсте акт о безоговорочной капитуляции вооружённых сил Германии был подписан уже официально и в присутствии представителей СССР, США, Великобритании и Франции. Всё было кончено. Всё!
Люциуса разбудил телефонный звонок. Звонить могли только из штаба, что всегда означало какие-то неприятные известия.
— Приезжай, — тихо сказал в трубку Риддл. — Он вернулся.
Люциус собрался за считанные мгновения и, понимая, что ждать, пока за ним приедет Крэбб, долго, выскочил на улицу, где, пользуясь служебным положением, остановил военный грузовик и велел гнать в штаб.
Северус сидел в кабинете Риддла и, заметив Люциуса, поднялся, неловко разводя руки.
***
— Жив! Ты жив! Ты вернулся!
Люциус стиснул его в объятьях, бормоча о том, как счастлив, как скучал, и что теперь всё будет хорошо. Северус сильно похудел, а его лицо, шею и кисти рук покрывал коричнево-бурый загар, граница которого проходила явно по закрытой одежде. Он уже успел переодеться в армейскую форму с чужого плеча и казался ужасно смущённым.
— Люци, — наконец сумел заговорить он. — Живой…
Риддл поручил своему водителю отвезти Люциуса с Северусом домой, где Нарцисса уже успела накрыть на стол. Сначала они сидели за столом втроём, потом приехала Бель с ребёнком, потом с ними незаметно оказались Риддл и Драко… и только утром они остались в столовой одни. Все новости были рассказаны, павшие помянуты и оплаканы, и Люциус протянул Северусу сигареты:
— Будешь?
— Как в старые добрые времена.
Курить они вышли в сад, и Люциус, не удержавшись, сначала обнял Северуса за плечи, а потом просто встал рядом, чувствуя его тепло. Теперь уже точно всё будет хорошо. Война закончилась.
========== Эпилог. Северус. 1945 г. ==========
Северус проснулся на рассвете и долго не открывал глаза, наслаждаясь чистотой постели и тишиной. Он уже успел забыть, как это может быть здорово, и до сих пор его не покидало чувство нереальности происходящего. Будто это просто сон, а в реальности ничего не изменилось — тот же барак, те же вышки с автоматчиками, те же цепные псы и лающая речь бесконечных приказов: «Стоять!», «Руки вверх!», «Не двигаться!» Как же, оказалось, быстро можно привыкнуть к плохому, а отвыкать…
В ушах всё ещё шумели двигатели «Бьюфатера» — впервые Северус летел пассажиром и чувствовал себя от этого отвратительно. Остальные его товарищи по плену остались в Бресте, чтобы вернуться домой морем, и лишь на Северуса был «специальный запрос» из штаба. Когда стало понятно, что за этим запросом стоит Люциус, на душе стало тепло и спокойно — его ждали, несмотря ни на что. Северус отбросил одеяло и уселся на кровати, глядя в окно. Ему требовалось решить, что делать дальше.