Дойдя до остановки, я закурил и принялся ждать автобус. Он подошел минут через пятнадцать. Кроме меня, в салоне сидела молодая семейная пара и несколько солдат, возвращавшихся на базу. Их усталые обветренные лица напомнили мне бывших сослуживцев.
Я прошел в середину салона и сел у окна.
За стеклом проплывал охваченный огнями ночной город – некогда южная окраина владений колена Иегуды. В который раз меня захватила мысль о многовековой истории этого перекрестка торговых дорог из Египта в Ханаан. Я думал о том, что всего лишь каких-то пятьдесят лет назад здесь не было ничего, а сейчас – дома. В окнах горит свет. Там живут люди и строят планы, воспитывают детей, верят в то, что посреди выбеленных солнцем камней и раскаленного песка можно быть счастливыми.
Солдаты сошли на железнодорожном вокзале, а молодая пара – вскоре после них. Водитель довез меня до конечной. Здесь, в новом квартале, находилась дешевая гостиница, где я рассчитывал провести ночь. Отыскать ее было несложно. Навигатор быстро вывел меня к нужной улице.
Хозяин, молодой бедуин в современной одежде, посоветовал мне лучший, по его словам, номер (постояльцев все равно было немного) и предложил кофе. Я знал, что отказываться не принято, поэтому согласился. Кофе оказался неожиданно вкусным и очень крепким. Терпкий запах кардамона заставил меня ненадолго отвлечься от тяжелых мыслей.
Поблагодарив хозяина, я прошел в номер. Не знаю, был ли он действительно лучшим. Мне на тот момент подошло бы все, что угодно. Кондиционер работал исправно, а из комнаты имелся выход во двор. Прямо за ним начиналась пустыня.
Я бросил рюкзак на кровать и достал из него Леин рисунок. Теперь у меня появилось время более детально рассмотреть его. В первый раз из-за волнения я не смог этого сделать. Все совпадало. Каким-то образом Лея воспроизвела образ старухи, который отложился в моей памяти.
Курить в номерах запрещалось, поэтому пришлось выйти на улицу. Я присел на оставленный на веранде стул и достал сигарету. Молча покрутил ее в пальцах и чиркнул спичкой. Дым приятно обжег горло, и я пожалел, что так быстро допил кофе. Сейчас он бы пришелся кстати.
Стрекот цикад воскресил в моей памяти ту странную ночь на военной базе. Все прошедшие после этого годы я не переставал думать, почему старуха сказала тогда, что я звал ее? Кем она была и чего хотела?
Теперь к этим вопросам добавился еще один: как дочь добилась такого потрясающего сходства?
О том, что случилось много лет назад, она знать не могла. Даже Эстер была в неведении.
Я затянулся и стряхнул пепел. Впервые за многие годы мне захотелось взглянуть на оставленный старухой амулет. Я вытащил из внутреннего кармана куртки тряпичный сверток и развернул его. Браслет выглядел так, будто я нашел его только вчера, – время было не властно над ним.
В памяти сам собой всплыл текст сообщения, которое я писал Эстер той ночью. Повинуясь внезапному порыву, я затушил сигарету и набрал на телефоне слова, которые тогда так и не отправил.
Аппарат завибрировал. На дисплее высветился отчет, что сообщение доставлено.
Меня охватила уверенность, что, сделай я это десять лет назад, все могло бы сложиться иначе. Легкий порыв ветра растрепал мои волосы. Я глубоко вздохнул и надел браслет на руку.
Звуки стихли. Не было слышно ничего, кроме шума пересыпающегося песка.
Она появилась из ниоткуда. Но на сей раз я не испугался.
Одежда для пустоты
Орен проснулся от собственного крика.
Сел на кровати. Обвел комнату рассеянным взглядом. Вытер выступивший на лбу пот.
Сердце билось так часто, что, казалось, еще немного и взорвется. Свет фар от проехавшей под окнами машины скользнул по стенам и выхватил из темноты армейскую фотографию в простой деревянной рамке.
На лицах сослуживцев защитная краска. В руках укороченные винтовки для ведения боя в городских условиях. Сам Орен сосредоточен. Показывает пальцем куда-то в сторону покрытых зеленью гор и смотрит на солдата с рацией за плечами.
Почувствовав его волнение, Майя тоже открыла глаза.
– Снова тот же сон? – спросила она.
Орен кивнул. Потянулся к тумбочке, где лежали таблетки, но случайно задел стакан с водой. Тот с шумом упал на пол и разбился. В детской тотчас заплакал ребенок.
Майя включила ночник. Поднялась с кровати.
– Ничего, – тихо сказала она. – Я укачаю.
– Хорошо, – согласился Орен.
Он откинул одеяло и начал собирать осколки.
Колыбельная Майи напомнила ему детство. Слова давно забылись, но мелодия, словно одинокая бабочка под холодным лучом осеннего солнца, все еще жила в голове.
Завернув осколки в газету, Орен вышел на балкон.
На старой, рассохшейся от жары полке лежала пачка дешевых сигарет. Он закурил. Дым поднялся в небо и, превратившись на миг в дракона, растаял в подсвеченной софитами вышине. Внизу пульсировали огнями улицы большого города.
Это была Майина идея – сразу после свадьбы переехать в Тель-Авив. Орен понимал: здесь больше возможностей, но душой был привязан к северу. Ему, выросшему среди галилейской тиши, так и не удалось привыкнуть к духоте, загазованному воздуху и вечному шуму. Он надеялся, что когда-нибудь они переберутся в горы. Может быть, в Маалот или Цфат. Туда, где зимой выпадает снег, а в синих сумерках слышны крики перелетных птиц.
Через несколько минут Майя вернулась. Принесла покрывало. Накинула Орену на плечи.
– Ночи стали холодными.
– Да, спасибо. Как там малыш? Уснул?
– Да. Я подогрела молока, но он не захотел. Наверное, зубы.
Громыхая на ямах, по улице проехал грузовик. Орен затянулся и подумал о том, как в таких условиях выживают жители нижних этажей.
– Ты ведь больше не поедешь туда? – Майя откинула длинные темные волосы и внимательно посмотрела на мужа.
Орен не ответил. Вздохнул и отвел взгляд в сторону.
Майя покачала головой.
– Ты даже не представляешь, – ее голос внезапно задрожал, – каково это – каждый раз снова выслушивать его родителей! Они опять будут звонить и просить, чтобы ты больше не приходил. Однажды я просто пошлю их к черту!
– Я не могу не поехать, – Орен затушил сигарету. – Ты ведь знаешь.
В поезде работал мощный кондиционер. Благодаря этому царящая снаружи жара казалась просто кадром из документального фильма.
Мальчишка, сидящий напротив Орена, вынул из рюкзака пакет чипсов и открыл бутылку колы. Его мама, аккуратная маленькая женщина, похожая на статуэтку из сандалового дерева, прислонилась к окну и дремала.
Поезд выехал на участок дороги, проложенной вдоль моря.
Орен подумал, что оправленные серебром опалы в кольцах его попутчицы светятся таким же сине-зеленым цветом, как набегающие на берег волны.
Через несколько минут машинист объявил остановку. Парящие над водой паруса виндсерферов скрылись из виду, а соседка Орена открыла глаза – цвета горчичного меда – и засобиралась. Она вытащила из-под сиденья сумку на колесиках и, подгоняя сына, направилась к раздвижным дверям. Мальчишка проворно запихнул в рот остатки чипсов, а недопитую колу взял с собой.
Орен проводил их взглядом. В этот момент в вагон зашел молодой раввин в загнутой к полу шляпе и выпущенной наружу рубашке. Огненно-рыжая борода и смеющиеся голубые глаза сразу выделяли его из толпы. Проходя между рядами, он предлагал мужчинам исполнить заповедь «тфилин» и прочитать отрывок из «Шма». На вид ему было лет двадцать пять, может, чуть больше.
Когда он подошел достаточно близко, Орен смог уловить легкий американский акцент.
– Ты возлагал сегодня тфилин? – спросил раввин.
– Нет, – признался Орен.
– Тогда у тебя есть возможность сделать это прямо сейчас.
– Как-нибудь в другой раз.
– Это важнейшая заповедь Торы.
– Да, но я не готов.
Раввин поправил шляпу и почесал затылок.
– Ладно, – он достал визитку и протянул ее Орену. – Вот мой номер. Позвони, если вдруг захочешь поговорить.
Орен взял карточку. На ней было написано «Рахмиэль Глуховски», а внизу шрифтом поменьше указаны адрес и телефон.
– Ты американец? – зачем-то спросил Орен.
– Нет, я из Аргентины.
Рахмиэль улыбнулся и двинулся дальше. Через минуту он уже объяснял что-то группе тель-авивских студентов и наматывал тфилин самому громкому из них.
За высоким каменным забором виднелась крыша большого двухэтажного дома. Орен подошел к кованым воротам и прислушался.
На лужайке царила тишина. Расставленные на террасе кресла и шезлонги пустовали. Лишь нагревшаяся на солнце ящерица лениво поглядывала на незваного гостя.
Сквозь закрытые окна не доносилось ни звука. Казалось, хозяева уехали и не показывались несколько дней. Какая-то часть Орена даже обрадовалась.
Тонкий голосок внутри зашептал: раз так, можешь спокойно уходить. Никто тебя не обвинит.
Усилием воли Орен заставил себя нажать на звонок.
Где-то внутри дома раздалась электрическая трель. Вслед за ней – заливистый собачий лай. Орен удивленно повел бровями. В последний визит собаки не было.
Щелкнул электрический замок. Ворота медленно распахнулись, пропуская Орена на участок.
На пороге дома показалась средних лет женщина с распущенными каштановыми волосами. Длинный, весь в катышках шерстяной кардиган укутывал ее словно кокон.
Увидев Орена, она сузила желтые кошачьи глаза и изменилась в лице. Не удостоив гостя ни единым словом, женщина вернулась в дом.
В открытую дверь тут же проскочил золотистый ретривер. Завилял хвостом. Подбежал к воротам.
– Привет, – сказал Орен. – Дуду дома?
Пес гавкнул и склонил голову набок, будто хотел получше расслышать вопрос.
Вслед за женщиной к дверям подошел ее муж, похожий на высушенную ветку. Такой же серый и безжизненный.
Мужчина взглянул на Орена и глубоко вздохнул:
– Только недолго.
Орен прошел внутрь. Ретривер последовал за ним.
– Спасибо. Сегодня…
– Я помню, – прервал его хозяин. – Тебе не обязательно постоянно говорить об этом. Раз уж ты здесь, значит, так и есть.
Орен поравнялся с мужчиной и протянул ему руку. Тот крепко пожал ее в ответ.
– Он за домом.
В тени кипарисов, растущих на заднем дворе, стоял маленький деревянный стол. На его потрескавшейся поверхности выстроились ровные ряды белых фигурок-оригами. Кого среди них только не было: люди, животные, птицы, летающие и ползающие насекомые, даже грифоны и единороги.
За столом сидел мужчина с тронутыми серебром висками. Он был настолько увлечен складыванием новой фигурки, что не заметил, как Орен подошел. Только когда ретривер подбежал к столу и громко гавкнул, тот отвлекся и поднял на гостя удивленный взгляд.
– Привет, Дуду! – сказал Орен.
– Привет, – ответил мужчина и поставил на стол фигурку богомола.
– Смотрю, ты стал настоящим мастером.
– Да?! Ты думаешь?
– И думать нечего. Говорю тебе!
– Хм, спасибо.
Дуду улыбнулся и изучающе посмотрел на Орена.
– Ты из службы социальной защиты?
– Нет. Я твой армейский друг.
– Ты, должно быть, ошибся, – Дуду развел руками. – Я никогда не был в армии.
Орен вытащил из рюкзака шуршащий бумажный пакет и поставил его перед собеседником.
– Я принес тебе «миринду» и бурекасы с грибами.
– О, это мои любимые.
– Я знаю, – сказал Орен и присел на свободный стул.
– Откуда?
– Несложно запомнить за несколько лет службы.
– Не хочу тебя обижать, – ответил Дуду, – но ты точно меня с кем-то путаешь.
– Каждый год одно и то же, – вздохнул Орен.
– Каждый год?
– Твоим родителям не нравится, что прихожу сюда, – сказал Орен. – Они считают, это плохо отражается на твоем состоянии. Поэтому мы видимся только раз в году. В день памяти наших друзей.
Дуду пожал плечами.
– Послушай, я сочувствую. Но я даже не знаю, как держать оружие.
– Да уж, стрелок из тебя тот еще.
Орен замолчал и подумал: а что если его собеседник прав? И это не Дуду сошел с ума и потерял память, а он сам? Что, если сидящий перед ним человек – это лишь оболочка, а настоящий Дуду навсегда остался там? С теми, кто не вернулся. А после того, как его душа отлетела, в этой оболочке поселился кто-то другой. Тот, кто действительно никогда не был на войне.
Эта мысль настолько испугала Орена, что, несмотря на жаркий день, он побледнел. По коже пробежались мурашки.
– Ты был связистом. Шифровальщиком.
– Шифровальщиком? – по лицу Дуду скользнула тень.
С гор налетел легкий ветер и смел со стола несколько бумажных фигурок. Ретривер проводил их взглядом и положил голову на колени Дуду.
– Откуда у тебя пес? – спросил Орен.
– Он просто появился здесь несколько дней назад. Наверное, потерял хозяев и решил остаться у нас. А может, его бросили. Кто знает? – Дуду запрокинул голову и посмотрел на летящий по небу самолет. – Мы расклеили объявления, но никто так и не позвонил.
Орен помолчал и окинул взглядом поверхность стола.
– Почему оригами? Что ты в этом нашел?
Дуду не ответил. Молча взял со стола богомола и с помощью нескольких ловких движений за пару минут сделал из него журавля.
– Держи!
Орен улыбнулся и принял подарок.
– Спасибо.
– Мне нравится, что из любой фигурки можно сделать что-то новое. Абсолютно не похожее на то, что было до. Неизменным остается только лист бумаги, а формы меняют друг друга, как одежды.
– Одежды для кого? – удивился Орен.
– Не знаю, – Дуду пожал плечами. – Может, для пустоты?
На старый Яффо тихо опустился вечер. Огненно-красное солнце закатилось за горизонт и утонуло в темных водах Средиземного моря. В ультрамариновом небе взошли первые звезды. На набережной зажглись фонари.
В маленьком прибрежном ресторанчике стоял шум и гам. Свободных мест почти не осталось. Жители города, уставшие от рабочего дня, оккупировали все, даже самые неудобные столики. В открытые окна дул легкий бриз, принося с собой ощущение чистоты и чуть слышный запах водорослей.
На праздничном столе, за которым собрались родственники и друзья Майи, стояли свежие цветы. Горели свечи.
– Мазл тов, дорогая, – сказал отец именинницы и поднял пузатый стакан с виски. – Будь счастлива и радуйся каждому новому дню! Желаю, чтобы в твоем доме всегда звучал детский смех, а тучи обходили его стороной. Но если какая-нибудь все же набежит, пусть она принесет с собой лишь приятную прохладу и никогда не закрывает солнце!
– Лехаим, лехаим! – хором ответили гости.
– Спасибо, папа, – Майя сделала большой глоток вина. – Это замечательный тост! Надеюсь, все так и будет.
Она повернулась к Орену и шепнула ему на ухо:
– Вот что значит двадцать лет в журналистике.
– Цви, когда ты, наконец, напишешь роман? – Орен обвел гостей рукой. – Все уже устали ждать!
– Это точно, – подтвердила теща. – Дорогой, пора тебе всерьез браться за перо.
– Ну-у, – тесть повел плечом и отправил в рот кусок запеченной рыбы, – есть у меня пара задумок, но пока только на уровне идей. Не уверен, что кому-то они будут интересны.
– Ты недооцениваешь себя, – сказал Майин старший брат Идо, высокий крепкий парень с глазами цвета черного янтаря. – Я помню тот рассказ про Хагану. Он ничего.
– Ничего? – вскинулась Нурит, яркая шатенка, сидящая рядом с ним. – По-моему, очень сильная вещь!
Майя благодарно посмотрела на девушку.
– Ну а я что сказал?! – Идо растерянно пожал плечами.
– Ты сказал «ничего».
– Эта определенно нравится мне больше, чем та, что была до, – шепнула Майя.
Орен хмыкнул и согласно кивнул.
– Милая, я хочу сказать тост за твою семью, – Шира, школьная подруга Майи, постучала вилкой по бокалу, призывая всех к вниманию. – Вы с Ореном прекрасная пара. Держитесь друг друга. Пусть чувства, которые вас связывают, крепнут день ото дня!