Пухов не отрывал жадных глаз от драгоценной находки.
— Хорош, хорош крестик! Помню, на Южном прииске, когда мы с твоим батькой, Валя, еще там работали, тоже подняли самородок на Миллионном увале. Но этот много богаче. Фартовый ты, Валя, огромадная будет тебе премия! У молодца не без золотца, у красной девицы не без серебреца будет. — Пихтачев весело подмигнул.
Пухов и так и эдак ощупывал самородок, ковырял его ногтем, пока Валентин рассказывал о взрыве, о грязном шурфе, не умолчав и о кости, указавшей ему на сокровище.
Не выпуская из цепких рук тяжелого самородка, Пухов спросил:
— А ты, Валька, с ним с глазу на глаз повстречался?
— Конечно, — Валентин, сняв сапог, стал молотком прибивать подметку.
Пухов отошел к окошку, сел на табуретку, задумчиво покачал головой и отер рукой выступивший на лбу пот.
— За этот крестик наверняка не один золотоискатель богу душу отдал. И сейчас, смею вас заверить, такой на память прибрать не грех. Золото, оно, как известно, не ржавеет. — Он поднялся, подошел к Валентину. — Кретин ты, Валька, образцово-показательный кретин!
— Обратно ты туда гнешь, баламут! — оборвал его Пихтачев. — И другая присказка есть: рубище не дурак, а золото не мудрец. Я радуюсь, что души мы свои выправляем! Это ценней любого золота…
Он позвонил Степанову, рассказал о находке. Потом спрятал самородок в железный шкаф, положил в карман ключ и задумался.
— Вспомнил я, Валя, как твой батька объяснил мне про то, что Владимир Ильич сказывал, будто люди из золота отхожие места построят.
— Жди, построят! — бросил Пухов.
— А ты не прямо понимай: потеряет оно, значит, свою извечную власть над человеком. Так и будет!
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Яблоков снял трубку, крутанул пальцем телефонный диск.
— Георгиев не появлялся?
— Нет еще, — ответила трубка.
— Где Снегов?
— На аэродроме, встречает Георгиева.
Яблоков нажал трубкой на рычажок и избрал другой номер. Этот оказался занят… Нет, не может быть, чтобы у его Маши, которая всего лишь раз в жизни была в больнице — даже не в больнице, а в родильном доме, — ни с того ни с сего оказалась злокачественная опухоль!.. Яблоков походил по просторному своему кабинету и снова позвонил. Трубка ответила:
— Сидоров слушает.
— Профессор, вас опять беспокоит Яблоков. Что дала пункция?
— Пока, к сожалению, ничего сказать не могу. Завтра возьмем повторно. Придется еще подождать. До свидания.
Яблоков закрыл глаза. Неужели это все-таки возможно?.. Чтобы отвлечься от тяжелых дум, он взял со стола папку, раскрыл ее.
Переводная статья из английского горного журнала давала оценку запасам и добыче золота и алмазов в нашей стране. По некоторым месторождениям запасы назывались, как показалось Яблокову, почти правильно. Он подошел к массивному сейфу, достал толстый скоросшиватель и внимательно еще раз посмотрел перевод. Автор статьи утверждал, что поскольку на мировом рынке спрос на золото превышает сейчас его годовую добычу, международные валютные организации проявляют особый интерес к возможностям добычи и продажи золота Советским Союзом на «свободный рынок». В статье приводятся цифры по годам и по отдельным районам золотодачи и даже отдельно по наиболее крупным предприятиям. Яблоков нашел в их числе Кварцевый комбинат, сверил цифры — они настораживали.
В статье назывались виды и способы золотодобычи, проценты дражной, гидравлической и рудной разработок, разведанные геологами новые золотые месторождения, в их числе упоминалось уже и Рябиновое, раскрывались государственные тайны, которые Яблокову доверено охранять. В этой папке, что лежала сейчас перед ним, был материал, который беспокоил его больше других. Это сообщение из Зареченска. Там на днях арестовали перекупщика ворованного золота. На допросе тот показал, что один тип, по кличке «Студент», просил собирать сведения о добыче на восточных приисках, обещал хорошо заплатить «зелеными». Так на жаргоне называются доллары. «Неужели, — думал Яблоков, барабаня пальцами по голубому переплету папки, — это одна из щелок, пробитых иностранной разведкой? Кому поручить заняться всем этим? Сегодня вернется с учебы полковник Георгиев, это будет ему по плечу». Яблокову стоило большого труда добиться откомандирования из МИДа к себе Георгиева, и он с нетерпением ждал его.
Яблоков опять снял трубку аппарата внутренней связи, крутнул диск. Ему ответили, что помощник полковника Снегов давно уехал на аэродром встречать шефа. Их ждут с минуты на минуту. Яблоков еще не закончил разговора, когда дверь распахнулась и в кабинет вошел сам Георгиев.
— Ну вот, а говорят, что телепатии не существует! — Яблоков, улыбаясь, показал на телефонную трубку, которую все еще держал в руке.
— Я рад, что не заставил вас долго ждать, — сказал Георгиев, здороваясь с генералом. — Теперь готов выполнять ваши задания, Петр Иванович.
— Садись, рассказывай, Василий Павлович, чему научился.
В это время раздалась приглушенная телефонная трель. Яблоков, сняв трубку, сказал:
— Яблоков слушает, — и жестом пригласил Георгиева садиться.
Разговор по телефону затянулся. Яблоков потянулся рукой к хрустальной пепельнице и машинально передвинул ее по полированному столу. От нее отразился солнечный лучик и веселым зайчиком пробежал по деревянной панели-стенке, забрался на портрет Дзержинского и замер бриллиантом на его френче.
— Согласен! — сказал Яблоков и поставил пепельницу на место. Продолжая слушать, он что-то записывал в блокнот.
Георгиев, оказавшись в кабинете Яблокова после такого долгого перерыва, задумался о том, почему, собственно говоря, выпала ему, Василию Павловичу Георгиеву, сыну простого резчика по кости, такая честь, как попал он в эти стены, в которых пестовал чекистов сам Феликс Эдмундович…
…Василий Павлович Георгиев вспомнил маленький северный городок, где он родился. Отец его и братья занимались художественным промыслом: вырезали из кости и дерева разных человечков и зверюшек, ими были заставлены все подоконники, лавки, даже полы. Никто из его родни до войны не видел паровоза, дальше районного центра никто никуда не выезжал… С малых лет Василий помогал отцу в его тонкой работе, но резчиком не стал: природу, людей он изображал не резцом, а кистью — писал картины, которые там никто не покупал… Пришло время подумать о выборе серьезной профессии, и Василий ушел на железную дорогу — учился, стал машинистом. Потом студенческие годы в Политехническом институте, диплом инженера-механика. Всего несколько месяцев проработал на Украине по новой специальности, как грянула война… Воевал все время в разведке. Войну закончил подполковником. Мирное время оказалось труднее, чем оно представлялось на фронте. Сменив офицерскую шинель на стеганую телогрейку, Василий Павлович вернулся на Украину и пошел рядовым инженером восстанавливать свой завод, почти стертый гитлеровцами с лица земли. Потом новостройки Сибири. Работа днем и ночью, ночью и днем, год за годом, без отдыха и отпусков.
Позже, когда жизнь наладилась и полегчала, когда стало возможным выкраивать время даже на увлечение молодости — писать для себя картины! — он был повторно мобилизован на дипломатический фронт.
Учеба в специальной школе, большой жизненный опыт помогут, как думал Георгиев, успешно освоить и новую специальность.
…Яблоков положил наконец трубку и, придвинув кресло к столу, сказал:
— Прошу извинения. Начальство! — Рассеянно поглядел в окно, на крупные капли осеннего дождя, барабанившего в стекло.
Яблоков рассказал, что происходило здесь в отсутствие Василия Павловича. О своих тревогах, сомнениях, предположениях об утечке информации… Взял со стола папку и вручил Георгиеву:
— Познакомься, пожалуйста! В условиях острого валютного кризиса на Западе — резкого удорожания там золота — этот материал представляет особый интерес. И — до свидания! На сегодня, пожалуй, хватит. Пора тебе и жену повидать!
Георгиев достал из кармана пиджака книжечку в кожаном переплете.
— Петр Иванович, это вам сувенир, как великому книголюбу, — одно из первых французских изданий «Онегина».
Яблоков взял книгу, посмотрел год издания и, возвращая ее, сказал:
— Ты с ума сошел? Дарить такую редкость… Ей цены нет! Понимаешь?
— Нет, не понимаю. Это не по моей части. И очень прошу вас: все-таки вез-то я ее вам, а не себе…
— Ну ладно, ладно. Спасибо большое! Но ты, брат, озадачил меня: придется теперь ломать голову над тем, чем же отдариваться… Тициана или Рафаэля у меня не найдется!..
Оба рассмеялись. И тут же Яблоков, насупив брови, предостерег:
— Держи в руках своего помощника. Больно шустер. Ему бы только хватать и не пущать. Недавно расконспирировался. Чуть не спугнул одного интересного типа. Торопится парень.
— Замечание учту. Но он квалифицированный работник, юрист, — заступился за Снегова Георгиев.
— Верно. Но чекисты двадцатых годов, простые рабочие, с классовых позиций решали дела вернее, чем кое-кто из наших дипломированных юристов, — сердито заметил Яблоков.
…Георгиев предполагал, не задерживаясь нигде, уехать домой. Но у двери своего кабинета увидел Снегова.
— Товарищ полковник, я жду. Может, буду нужен вам? — как-то виновато спросил тот.
Георгиев пригласил его зайти.
В кабинете с трудом помещались стол и стоявшие вдоль стен несколько стульев. Василий Павлович подумал, не уйти ли все-таки сейчас?.. Решил остаться и поговорить со своим помощником.
— Ну, раз сам напросился, входи, рассказывай, чем прогневал начальство!
Снегов носил очки в золотой оправе, был тонок в талии, белолиц и совсем не похож на мастера спорта по боксу. Спортом он занимался с детства, неоднократно побеждал на соревнованиях. Этим он особенно импонировал Георгиеву, который любил людей, чем-то увлеченных. Хотя полковник и видел, что Снегов излишне самоуверен и конечно же еще очень неопытен.
Снегов говорил о своем промахе как о деле, которому не стоит придавать никакого значения, оправдывая поспешность своих действий тем, что ему надоело возиться с явным негодяем.
— Если не хватает терпения и выдержки, если работа надоедает, то ее лучше оставить, — говорил Георгиев строго. — Но я надеюсь, Юрий Яковлевич, нам с вами предстоит много и хорошо потрудиться вместе.
Перелистав папку, Георгиев протянул ее Снегову.
— Здесь, — сказал он, — материалы по делу, которое мы назовем условно операция, ну, скажем, «Фирмач». Речь идет об известной вам «Майнинг корпорэйшн». Она завязала деловые контакты с одним нашим объединением. Сдается мне, Юрий Яковлевич, что одна разведывательная служба использует эту фирму в качестве прикрытия. Познакомьтесь с документами, с фотографиями действующих лиц. Завтра, если у вас появятся кое-какие соображения, поговорим подробнее. До свидания.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Северцев поминутно поглядывал на часы, которые показывали уже пять минут третьего. Сегодня четверг, и в два он должен был присутствовать на заседании бюро райкома партии; ему час назад звонили, просили не опаздывать: внезапно заболел один член бюро, может не быть кворума. И, как на грех, заседание научно-технического совета института, которое Михаил Васильевич рассчитывал закончить в половине второго, все еще продолжалось, так как никто из выступавших не придерживался регламента…
На заседание совета были приглашены самые квалифицированные ученые и специалисты из смежных институтов, поэтому прервать заседание и перенести продолжение на другой день было невозможно. Еще раз собрать всех этих людей — дело весьма трудное. Вопрос обсуждался серьезный. Речь шла об основных технико-экономических положениях проекта крупнейшего алмазного комбината на заполярном месторождении.
Это месторождение был открыто геологом Малининой. Местная газета, жирным шрифтом оповещавшая об этом открытии, лежала сейчас на столе перед Северцевым.
Спорным был вопрос о достоверности запасов. Эксперты из ГКЗ — Государственной комиссии по запасам, ссылаясь на действующие инструкции, требовали доразведки месторождения. А это означало, что строительство предприятия будет отложено. Притом на неопределенный срок.
Михаил Васильевич еще раз взглянул на лист бумаги, где он записал фамилии желающих выступить: осталось еще двое, они займут не менее тридцати пяти минут. Вздохнув, он смирился с мыслью, что опаздывает безнадежно.
Вдоль длинного полированного стола сидели сотрудники института и рассеянно слушали консультанта из какого-то научного центра. Люди устали от многочасового неподвижного сидения и с грустью поглядывали на высокие окна, неторопливо бегущие куда-то облака.
Не разделял, казалось, общего настроения лишь консультант, хмурый, неопределенного возраста человек, который говорил уже пятнадцать минут и заканчивать даже не думал, все дальше и больше уходил от обсуждаемого вопроса.
— Я позволю себе напомнить, что гений человека развеял чудеса уральских сказов, скандинавских саг, мифов древней Греции, превратив шествие гномов за сокровищами в шествие науки и труда! Не всесильный божественный кузнец Гефест, герой греческих мифов, а ученые и инженеры в лабораториях и шахтах создают новые чудесные металлы. Не бажовская Хозяйка Медной горы, а человеческий ум распоряжается недрами, где прилежность гномов давно вытеснена упорством геологов, нашедших запрятанные природой сокровища…
— Ваше время истекло… — осторожно прервал оратора Северцев и кивнул в сторону стенных часов.
— Разве у нас профсоюзное собрание? Не регламентируйте, пожалуйста, меня так строго, я сам скоро закончу… Итак, я хотел сказать, что профессия горняка — одна из самых древних и почетных на свете, и человечество своим прогрессом во многом обязано именно горнякам. За последние пятьдесят лет горняки добыли людям полезных ископаемых значительно больше, чем за всю историю человечества. Сейчас в мире добываются каменный уголь, нефть, железные и цветные руды, редкие металлы, строительные камни и минеральные удобрения в таких объемах, что на каждого живущего на земле человека в день приходится до четырех-пяти килограммов полезных ископаемых. Теперь их добывается в мире каждый год миллиарды тонн — втрое больше, чем в начале нашего века.
Слушая консультанта, Северцев думал: за растраченные полсотни рублей государственных денег вас осудят, а миллионы рублей зарплаты, что растрачиваются впустую на зачастую бесплодных, ненужных для дела заседаниях и совещаниях, никого не беспокоят… Их относят к плановым «мероприятиям». Вот потому и этот консультант в пышном обрамлении преподносит горнякам набившие оскомину истины. Делает это, наверное, уже не один год подряд, будто находится в аудитории студентов-первокурсников. Все сказанное им справедливо, но никому не интересно не только потому, что общеизвестно, но и потому, что изложено без единой живой, своей мысли. А ведь он, наверно, непременный консультант многих комитетов, комиссий, член несметного числа научных советов.
— Профессор, прошу прощения, но то, что вы говорите, очень далеко от обсуждаемого вопроса. К сожалению, мы не услышали от вас ни одного делового замечания по проекту заполярного комбината. Извините, время ваше давно истекло, — вновь прервал оратора Михаил Васильевич.
Консультант, взглянув на стенные часы, схватил пузатый желтый портфель и, на прощанье кивнув, поспешно вышел из кабинета, видимо, торопясь на другое заседание.
Главный инженер проекта Парамонов, терпеливо молчавший, поглаживая рукой холеную бородку, одними глазами улыбнулся Северцеву и написал на белом листе бумаги, лежавшем перед ним на столе: «Волга впадает в Каспийское море, а лошади жрут овес». Директор и главный инженер были старыми знакомыми. В свое время Парамонов проектировал Сосновский рудник, а Северцев его строил. Они тогда съели вместе не один пуд соли. А теперь судьба свела Михаила Васильевича с этим умным, знающим инженером под одной институтской крышей.