– Давно играете? – спросил Борька, взмахнув головой, и задержал её в неестественно поднятом положении, стараясь оставить волосы дольше обычного закинутыми назад. Так он выглядел несколько горделивым.
– С семи часов, – ответил дядька Серёжа.
– А сейчас уже девять, – подытожил зачем-то Жабин.
Игра шла своим чередом, а Жабина почему-то тянуло на разговор.
– Мороз-то на дворе какой, – ни к кому не обращаясь конкретно, сказал он.
У Шурки семечки закрыли сразу почти всю карту, близилась развязка и он не отрывал глаз от стола, перестав наблюдать за Жабиным.
Вдруг Мазилин встал и что-то сказал Шуркиному деду шёпотом в ухо, важно изобразив из левой ладони подобие рупора.
Иван Дмитриевич, ни на кого не глядя, кивнул головой. И Мазилин тут же вышел из избы.
Жабин быстро встал и направился к выходу.
– Сядь, – веско, не глядя на Борьку, сказал дед. – Ты никуда не выйдешь, дверь снаружи закрыта на замок.
– С чего это? – нервно спросил Борька.
– Придёт Мазилин, тогда скажем.
…Мазилин вернулся быстро.
– Он это, дядя Вань, он, вот стервец, явился не запылился глаза отводить, дураков нашёл, – зачастил Веня. – Чилижным веником отходить вражину, что ли?
Выдвинув стул на середину избы, поставил на него валенок.
– Аккурат всё подходит, его следы, всё промерил до самых ворот. Твой валенок? – он ткнул указательным пальцем почти в лицо Жабину.
– Ну, мой, – затравленно огрызнулся тот.
– А мне и не надо было вещественных доказательств, я так сразу всё понял, когда явился нас пощупать: узнаем мы тебя или нет. Я в спину твою чуть не пальнул, по ней тебя и узнал.
– Как оказался в доме у Пупчихи? – буднично спросил дед Шурки.
– Да просто, у неё замок никудышный.
– Зачем залез?
Шурка смотрел на вора и ему странно было видеть обычного человека, похожего на всех, но переступившего какую-то очень важную черту, которая враз разделяет людей.
– Дядя Вань, честное слово, я хотел взять только конфеты.
Борис опустил голову, спрятав лицо под свои причудливые волосы. И, чуть помолчав, добавил:
– Шоколадные.
– Вот дурак-то, прости Господи, – выдохнула Шуркина бабушка, – а я ещё дивовалась: чтой-то он нервничает, окаянный. Закалякать хотел нас. Явился, басурман.
– Дядь Вань, отпустите, – совсем по-детски вырвалось у Жабина, – ей-богу, больше не буду.
– Что будем делать, Сашка? – обратился Иван Дмитриевич к Мазилину.
– Утро вечера мудренее, пускай завтра с Пупчихой договариваются полюбовно. Если простит – одно дело, нет – совсем иное, – предложил Мазилин, осанившись и поигрывая плечами.
– Слышал, Борька, пусть будет так. А теперь ступай, – согласился дед.
Жабин вскочил и бросился к выходу.
– Стой, гражданин Жабин! – усмехнулся Мазилин.
– А? – невнятно и растерянно откликнулся Борька.
– Валенок забери, он нам здеся мешает. Зачем нам твои бебехи?
Все засмеялись.
Когда хлопнула дверь в сенях, бабушка осторожно сказала:
– Верно ли сделали, что отпустили на ночь, вдруг спалит нас?
– Это ж надо додуматься – нас всех спалить? – возразил Головачёв. – Будет городить-то!
Королевский суп
У дядьки Серёжи созрела идея попробовать царского, или королевского супа. Как вернулся из армии, всё придумывает чудное.
– Шур, вон видишь на сельнице стаю воробьёв?
Шурка давно заметил: последнее время воробьи тучей стали залетать к ним во двор, сидели и чулюкали на солнышке.
– Давай пальнём разок мелкой дробью.
– Зачем?
– Птица чем мельче, тем вкуснее. Все короли это знали, поэтому ели колибри, бекасов, куликов разных… Смекаешь?
– Не очень.
– Режь свинец, катай самую мелкую дробь. Ясно? На два патрона.
– Что, охоту на воробьёв откроем?
– Так точно, может, они вкуснее голубей.
– Деда не заругает? – засомневался Шурка. – Во дворе палить? Скотина кругом.
– Нет, мы ему объясним потом. А летом черепашьего супа хочу попробовать.
– Чего? – опешил Шурка.
– Ну, в Подстёпном пошарить, а лучше в Ревунах. Найти черепаху и суп сварить.
– Разве у нас живут черепахи? Они же в тёплых странах.
– Глупости, я уже одну находил!
– Может, кто купленную, базарскую потерял или сама сбежала?
– Да нет, люди, как ты, ничего не знают. Живут у нас они.
А нынешним летом я, знаешь, что видел?
Шурке давно хотелось увидеть змею-медянку, о ней ходили легенды. Но Серёга удивил ещё больше:
– Я видел птичку колибри, вот! – Он значительно посмотрел на Шурку, как если бы открыл новый Монблан или Эверест.
– Как? Она же в тёплых…
Серёга не дал договорить Шурке.
– Вот-вот, а что мне делать, если я свидетель, как подлетела к цветку, сунула туда клювик и начала пить нектар?
– А может, это большой шмель?
– Нет, какой у шмеля клюв! Ты такое видел?
– Нет, – растерялся Шурка. – Колибри… Но она же маленькая?
– Да, раза в два больше шмеля.
«Ох, и чудной мой дядька, – думал Шурка. – Никогда не знаешь, правду говорит или дурачится, а ещё в институт готовится поступать».
Ответ от Жукова
В начале апреля Василия Любаева вызвали в райвоенкомат, потом в райсобес – и закрутилось колесо! Оказывается, пришла бумага из Москвы и ему срочно надо было явиться на перекомиссию. Он явился, не тянул, и оказалось, что Любаев – инвалид не третьей группы, а второй. И ему положена пенсия участника войны. Это совсем другое дело, не то, что раньше. А ещё через неделю в райсобесе сообщили о компенсации того, что раньше не выплатили.
Шуркин отец получил сразу больше двух тысяч рублей. Было решено строить новый дом!
– Вот и нас Бог вспомнил, – радовалась Катерина, – спасибо Ему!
– Спасибо Зуеву Косте, я бы сроду не решился, – признавался Шуркин отец. – До следующей зимы изба не простояла бы: стена совсем повалилась. Но ничего, будем зимовать в новой!
– Вася, а надо всего сколько – ужас! Где мы чего наберём?
– Я всё продумал. Весной сделаем саман, за лето сложим стены артельно. В лесничестве меня включили в список на вырубку делянки: наберём каких-никаких брёвен на доски для пола и потолка. Там осина и осокорь, я знаю – это за Зимней старицей – сойдёт. На делянке придётся работать тебе, Катерина, и Шурке. Согласны?
– Согласны, – загорелся Шурка.
– Я поговорю, должны же принять в артель замену вместо меня, коли я не могу.
– Согласятся, согласятся, – заторопилась мать. – Отец поможет, правильно?
– С отцом твоим вроде бы мы уже стакались, он во всём обещал подмогу. С начала лета лесины заготовим, высушим, в августе распилим на пилораме, а к этому времени должны убрать развалюху и выложить стены, иначе к зиме не вселимся.
– Убрать? – выдохнул Шурка.
Как ни плоха была стена за печкой, пусть оттуда «сытило», как говорила мама, холодом, но это была изба – оплот всего. И вдруг её не будет?
– А где же мы будем жить? – спросил Шурка.
– Шурка, да ты что? Мы и под открытым небом не пропадём, чего испугался, лето же, – рассмеялся отец.
«Но всё равно? Печка, варить как? И всё прочее…» – соображал на ходу Шурка.
Отец вел свою линию крепко:
– Корову пустим в стадо, освободится мазанка – почистим, поставим примус, и живи хоть до белых мух, верно?
Шурка редко его видел таким. Он и сейчас не был развесёлым, но глаза и лицо светились какой-то особой радостью, не соглашаться с ним нельзя. Шурка давно понял: сопротивляться бесполезно. Отец всё делал по-своему, ибо всегда верил, что прав.
– Ох, развоевались мы что-то, давайте ужинать, а то совсем темнеет, – забеспокоилась Катерина.
– Начнём! Только начать надо, – задумчиво сказал отец, – а там война план покажет. Живы будем – не помрём. Так, Шурка, или нет?
– Так, пап, – подтвердил тот.
– Ну, вот, мать, мы и договорились обо всём, считай, полдела сделали.
– Помоги нам, Пресвятая Богородица, – сказала мать.
И это очень удивило Шурку.
Она так никогда не говорила.
Жаворонки
Шурка проснулся рано. Он не мог долго спать в такой день. Его мама гремит печной заслонкой, собирается печь «жаворонков» – птичек из теста. Бывает это всегда в середине марта и по-разному: можно раскатать тесто, свернув валик, этот валик завязать узлом – получится ловкая завитушка. Точным движением ножа делается с одного конца птичий клювик, с противоположного – хвостик. Глазками служат головки спичек или просяные зернышки. А можно витое тельце не делать, а просто слепить птичку с клювиком и хвостиком.
Такими птичками заманивают весну и встречают перелётных птиц с юга:
Эти слова надо пропеть, обязательно забравшись на конёк сарая – так всегда казалось Шурке. Он и сейчас устремился наверх.
Любка стоит в отцовских валенках посредине двора и лепечет приветливые слова. А самая маленькая Шуркина сестрёнка, Надюха, вообще ещё спит.
– Сами вы – мои жаворонушки звонкие, – радуется мама. – Шурка, не бери Петю, упадёт карапуз.
После песенки про жаворонков, пропетой на крыше сарая, слегка промёрзнув, хорошо сидеть за столом и есть, запивая топлёным молоком, горячие пышки. Их мама делает из того же теста, выдавливая на столе стаканом из большой раскатанной лепешки. Это вам не затируха!
– Мамака, мы зовём, зовём жаворонков, а я не видел ни разочек их, они где живут? – спрашивает Петя.
– Мам, и я не видал ни разу, – спохватывается Шурка.
– А когда ходили к деду на бахчи, помните, слушали, – подсказывает мать.
– Помню, помню, – лепечет Петя, – но мы их не разглядели, они высоко в небе. Вон, ласточки у нас в сарае живут, но не поют. Папа их касатками называет.
Шурка вспомнил про стрижей, живущих в обрывистом берегу Самарки в норах. Там же гнездятся и щурки. Прошлым летом он обнаружил, что заливистый соловей – на самом деле маленькая серенькая птичка – устроил себе гнездо в куче котяков на задах, за сараем.
– Мам, мы увидим в это лето жаворонков? – не унимается Петя.
– Увидите, увидите, – успокаивает Катерина, – какие ещё ваши годы. Вот подрастёте, побольше будете под открытым небом, на вольном воздухе – и увидите. Жаворонки любят простор, широкое хлебное поле, где много воздуха. Они там от радости звонко и неутомимо поют.
Любка громко и горестно заплакала:
– Моя птичка ко мне не прилетит!
– Почему? – спросила от печки мать.
– Я голову у неё съела, одна тулбище осталась.
Петя, глядя на сестрёнку, захохотал. Перестав смеяться, очень серьёзно заверил:
– Вырастем мы и летом вырвемся на простор! Там жаворонков встретим! Колокольчики послушаем!
Транспорт
– Мать, а мать? – Василий выжидательно замолкает.
Катерина, сидя напротив за столом, весело посмотрела на него:
– Придумал опять что-нибудь?
– Придумал, – не спеша отозвался тот и отчего-то ядрёно крякнул.
– Баню строить?
– Нет, не баню.
– А что?
– Хочу сделать сбрую для нашей коровёнки Жданки – транспорт нужен в хозяйстве, понимаешь? А я только лёжа могу ехать, значит нужен рыдван.
– Если что, можно лошадь взять в колхозе, у отца – Карего, председатель Шульга поможет, – робко возразила Катерина.
– Шульга теперь не поможет, – махнул рукой Василий.
– Почему же?
– Сняли его, другой будет.
– А другие что, не люди? – не сдавалась Катерина.
– Да нет, это не то. Просить надо, а они всегда заняты – лошади. Приноравливаться нужно. А тут сам себе хозяин. Уедем на целый день.
– Жданку жалко, – всхлипнула вдруг, как девочка, Катерина. Шурка притих, наклонив голову над чашкой.
– Да не горюньтесь вы! Всю сбрую сделаю сам. Вместо хомута будет шорка, правда, потника нет, но можно из мешковины. Рыдван раза в полтора будет меньше, колёса лёгкие, металлические. Мне Григорий Зуев обещал раздобыть. Сено и дрова будем возить понемножку. Только в хорошую погоду.
– А вдруг молоко пропадёт? – Шуркина мама горестно вздохнула.
– Будет раньше времени жалковать, не враги же мы себе.
– Мне и тебя, Василий, жалко!
– А что меня жалеть? Гляди!
Он встал из-за стола. Не тронув костыль, вышел на середину комнаты. Повторил:
– Глядите!
Прошёлся по всей комнате, сильно припадая и держа прямыми левую ногу и спину. Подошёл к подоконнику, зацепился за него правой рукой. Весело оглянулся. У Шурки перехватило дыхание.
– Вот вам!
Отец, держа прямо спину и оттопырив резко в сторону левую ногу, медленно начал поджимать правую, пока она не согнулась наполовину. Большим пальцем победно ткнул в пол.
– Видели?
И, не дожидаясь ответа, продолжал:
– Теперь любой гвоздь, любой инструмент могу поднять сам с пола!
Мать подошла и ладонью вытерла выступившие на лбу отца капли пота.
– Если потренируюсь ещё, через пару недель смогу на правое колено вставать. А ходить без костылей – с бадиком. А это знаете, что значит? – И сам же ответил: – Это значит, я смогу пилить дрова, вообще работать на земле, на полу, а не только за верстаком, стоя.
Он помолчал, потом обратился к сыну:
– Шурка, мы скоро будем косить. Я уже продумал, как сделать косу для таких, как я, прямых. Это несложно!
– Несложно, – эхом отозвалась Катерина, – а косить-то как?
– А как все, так и мы!
Он с утра говорил обо всём решительно.
Такой нынче день у Василия Любаева.
Было море
Шуркин школьный учитель по труду Николай Кузьмич утверждает, что там, где расположено село Утёвка, тысячи лет назад было огромное море.
И верно, село лежит в низине, со всех сторон – возвышенности. Шурка верит своему учителю, ему нравится, что живёт он на дне давно исчезнувшего моря. Всё становится намного интереснее, значительнее, когда представишь бескрайнюю морскую гладь и одинокий парус в тумане. Получается, что не обделено историей село. Здесь, наверное, раньше происходили какие-нибудь исторические события. Или хотя бы пираты обитали…
И название села вроде произошло от слова «утки», которых, по преданию, было тьма. Шурка часто думал об этом и у него получилось стихотворение, которое будто он и не писал, а так, само собой вышло:
Шурка показал строчки дядьке Серёже. Тот, прочитав, прищурил левый глаз, словно приготовился выстрелить:
– Послушай, ты это не у Некрасова стянул, а?
– Да ты что, там же Утёвка наша!
– Неужели сам?
– Сам.
– Ну, ты, племяш, даёшь! Я тоже стихи сочинял. Помню до сих пор: