Может, постоять рядом в коридоре? Походить вокруг, подождать, пока придет время.
Да, лучше подождать.
Нет, лучше не светиться.
Как только дверь приемной открылась, на Нику уставились красные датчики дронов. Серебряные столбы вопросительно склонились к ней. Она сделала шаг вперед. Потом еще шаг, и еще. Дроны не шевелились и продолжали ее разглядывать. «Может, надо что-то им сказать?»
Дроны с легким жужжанием отклонились от нее, позволяя пройти.
«Вообще, вы знаете, со временем телевидение перевернет жизнь всего человечества, – услышала Ника голоса с настенного экрана: показывался какой-то старый-старый фильм. – Ничего не будет. Ни кино, ни театра, ни книг, ни газет, одно сплошное телевидение».
«Какая ерунда, – подумалось ей, – зачем смотреть такие древние фильмы? Кому это интересно?»
«– Ну, это вы что-то разгорячились, – продолжался разговор на экране. – Театр, тут я согласен, действительно скоро отомрет, но книги, кино?
– А вот вы вспомните мои слова через двадцать лет!»
Напротив экрана сидел, развалившись, начальник охраны (Ника не раз видела его в коридоре с мастер-учителем). Он не обратил на нее никакого внимания. Зато воинственный мужчина-татуировка на крупном бицепсе пристально посмотрел на Нику и нацелил на нее свой пулемет.
«Жуть просто». – Она задержала взгляд на «живом» рисунке. Воин с голым торсом держал пулемет наперевес. На согнутой в предплечье мускулистой руке лежала пулеметная лента. Но самым страшным в нем были глаза – глаза уставшего убийцы. От них бросало в холод.
Ника почувствовала, что уличные бандиты по сравнению с ним были глупыми щенками.
Шаг. Еще шаг. Только бы не споткнуться на ровном месте.
Нарисованный воин сопровождал ее взглядом, продолжая держать на прицеле игрушечного пулемета. Начальник же охраны так и сидел, уткнувшись в экран.
«Прошла. Только бы не врезаться в стену». Ника остановилась перед панелью возле дверей кабинета мастер-учителя. Охранник, дроны и нарисованный воин остались за спиной.
– Я Ника Лавина, пришла на собеседование, – отчетливо сказала она, глядя в панель.
«Интересно, я говорю с программой-секретарем или сразу с ним?» От мысли, что ее уже прямо сейчас мог видеть и слышать мастер-учитель, мурашки побежали по коже. Инстинктивным движением Ника провела по своим волосам, поправила прическу. В этот момент двери начали открываться.
– Входите, – произнес теплый голос.
Это был человеческий голос. Ника как-то сразу поняла, что голос не мог принадлежать ни программе-секретарю, ни кому-то другому, а только ему. Загадочному мастер-учителю. Тому самому человеку, кто мог вытащить ее из этого мира.
Однако у нее не успело даже замереть сердце, как преграды исчезли. В этот момент ей показалось, что не двери открылись, а прямо в стене выросла большая белая комната. От нее веяло стерильной чистотой. Казалось, пересечешь порог – и попадешь в зону оглушающей тишины.
В центре кабинета стоял маленький стол, и за ним сидел человек. А вокруг – ничего. Совсем ничего. «Как на вершине горы», – подумалось вдруг Нике.
Человек жестом пригласил подойти.
– Присаживайся.
Ника осторожно переступила порог и прошла по белому полу. От стен и пола будто веяло холодом; впрочем, это было иллюзией. Ника подошла и села на стул напротив мастер-учителя. Спинка сразу же подстроилась под нее, откуда-то выросли подлокотники. Стало очень удобно. Система комфорта сидения здесь была намного лучше, чем в школьных стульях.
Мастер-учитель пристально посмотрел на нее. Ника отметила, что у него светло-русые волосы и серо-зеленые глаза. «Надо что-то сказать? Или промолчать?» Она сжала пальцами подлокотники. «Он что-то ждет? Чего он ждет?!»… Она отвела взор, но на несколько секунд выдержала молчаливую паузу. Учитель продолжал изучающе рассматривать ее.
– Здравствуйте, – тихо произнесла Ника.
– Здравствуй, – твердым голосом ответил он. – Меня зовут Март Григорьевич. Знаешь, чем я занимаюсь?
– Э-э… Да… Знаю.
– Чем?
– Э-э… Поиском талантов… Да?
– И развитием. В первую очередь – развитием учеников. К примеру, скажи: чего ты ждешь от жизни?
– А-а… Что? – Ника вопросительно посмотрела на него.
«Чего он от меня хочет? Как лучше ответить?»
– Чего бы ты хотела?
– Я? Э-э… Знаете… Я бы хотела…
«Что бы ему сказать? Какой ответ ему нужен? Ой, только бы не ляпнуть лишнее…»
– Я бы хотела рисовать. Мне нравится рисовать, – сказала она и почувствовала облегчение.
Так бывает, когда чего-то боишься, оно случается, и становится уже не страшно. Ведь бояться и поздно, и глупо: все уже произошло.
– Что рисовать?
– Все! – И она стала рассказывать.
Более того, ей захотелось рассказывать! Будто прорвало какую-то плотину в душе.
Отчего-то ей стало ясно (точнее, ей показалось), что ему можно рассказывать подробно. Это было странное ощущение: впервые кто-то ее внимательно слушал. В большинстве своем окружающие предпочитали говорить. Особенно взрослые. И особенно учителя.
Если же преподаватели спрашивали, то ждали определенных ответов. Чужие мысли, заданные шаблоны, избитые формулы, все что угодно. Но ни шага в сторону.
А здесь взрослый человек – не просто взрослый, даже учитель! – не припечатывал ее своим мнением, но ждал от нее собственных слов.
Это удивляло и немного сбивало с толку.
Ника назвала электронный адрес, где можно посмотреть ее рисунки. Март Григорьевич включил экран: над столом вспыхнул световой прямоугольник. Тут же на нем появились рисунки Ники. Она увидела – экран, имеющий улучшенное визуальное расширение, это особо подчеркивал, – что некоторых рисунков стоило бы постесняться. Но уже было поздно.
Она рассказывала и показывала. Он не комментировал, только иногда кивал или говорил что-то односложное. Например, «да», «ясно», «вижу».
В какой-то момент она почувствовала, что пора остановиться. Ей показалась, будто в его глазах появилось второе дно. Словно он был и здесь и не здесь одновременно.
Ой…
– И-и? Продолжай, – сказал он, когда Ника вдруг замолчала на полуслове.
– Но это как бы все, – неуверенно произнесла она. – Я, в принципе, все рассказала.
– Понятно. – Он задумчиво помолчал, рассматривая на экране оставшийся рисунок Ники.
«О чем он сейчас думает? О чем? Надо было подобрать рисунки. Да, подготовиться заранее. Как же обидно все получилось! Зря я все подряд показывала. Нельзя было все показывать. Ой, он что-то хочет сказать. Началось. Кажется, началось…»
– Ты рисуешь только на компьютере? Или настоящими красками тоже?
Она не сразу поняла, что он имел в виду под «настоящими красками». Разве электронные – не настоящие? Какие же еще бывают краски?
– Обычными красками: масляными, гуашью, прочими, – уточнил Март Григорьевич, увидев замешательство Ники.
«Разве кто-то рисует обычными красками? У нас же не каменный век».
– Нет, только электронными.
– Попробуй обычными. Настоящими.
– Хорошо. – Она кивнула.
Не стоит спорить: советы можно пропускать мимо ушей.
– Сколько оттенков каждого цвета в цветовом редакторе? – спросил он.
– Зависит от редактора. Около двухсот с половиной. Но я слышала, есть редакторы, где число оттенков доходит до трехсот и даже четырехсот.
– Да, это много. Вроде бы. Обычными красками ты не смешаешь столько, – его голос звучал мягко и рассудительно, – но настоящими красками ты сможешь найти оттенок, которого никогда не найдешь в цветовом редакторе. И это будет живой цвет. Попробуй настоящие краски. Живое должно работать с живым.
– Хорошо. – Она кивнула, хотя не очень поняла смысл и не очень поверила.
– Кстати, тебе нравится мой кабинет? – На его лице впервые за время разговора мелькнула улыбка. Она была сдержанной, а лицо при этом оставалось серьезным.
– Да, очень нравится, – ответила Ника.
– А честно?
– Нет, не очень.
– Почему?
– Здесь пусто и как-то холодно.
– Отлично. Попробуй нарисовать мне интерьер.
Он сделал движение ладонью, и перед Никой на столе загорелся интерфейс.
– Какой?
– Придумай сама.
– Какой стиль вам больше нравится?
– Задаешь много вопросов. – Он нахмурился. – Любой стиль. И не обязательно комната. Это может быть любое место встречи. Подбери нам какой-нибудь пейзаж. Давай.
Ника огляделась. Холод и пустота – вот что царило в этой комнате. И еще кабинет переполняло одиночество. Только это было совсем другое одиночество, не такое, как в школьных коридорах. Оно не душило. Это было белое и гордое одиночество, которое, может быть, скапливается на вершинах гор.
Внезапно Ника поняла, что нужно делать. Несколько взмахов руки, и ножки учительского стола погрузились в снег на вершине горы. Стены будто исчезли, и вокруг открылась безбрежная синева. Только ниже вершины стелились облака.
«Это гора Килиманджаро», – пришло в голову Нике. Она не могла вспомнить, откуда знает это название и вообще в какой части света находится эта гора. Но они сидели на вершине Килиманджаро, никаких сомнений.
– Интересно. – Март Григорьевич посмотрел по сторонам и повторил: – Интересно.
«Чего-то не хватает», – подумалось Нике. Она сделала несколько быстрых движений рукой, и над вершиной стала кружить чайка.
– Чайка? Над горой? – удивленно сказал Март Григорьевич. – Ты уверена?
– Да.
– Давай попробуем так. – Он сделал пару взмахов, и вместо чайки появился альбатрос. – Хотя бы так. Буревестник. Что скажешь?
– Нет. – Ника взмахом руки вернула все обратно.
Ей захотелось, чтобы над горой кружила именно чайка. Альбатрос здесь показался слишком банальным. У нее в голове даже вспыхнуло имя чайки: Джонатан Ливингстон. Откуда оно взялось, непонятно. Раньше она никогда не слышала этого имени. По крайней мере, ничего такого не вспоминалось. Но все-таки чайку звали именно Джонатан Ливингстон, и не иначе.
Только затем она вдруг осознала, что учитель, внося свои поправки, спрашивал ее мнение, а она даже поспорила. Это было настолько необычно, что Ника не успела понять, хорошо это или плохо.
– Хорошо, – сказал Март Григорьевич, – вот что мы дальше сделаем. Сейчас обсуждается проект создания летающих домов. Попробуй нарисовать, какими бы ты их видела. Не только сами дома, но как они впишутся в пространство. Каким должен быть этот дом, и так далее. Поняла?
– Да. – У Ники пересохло в горле.
– Договорились. Мой сетевой адрес теперь у тебя есть. Как будешь готова, пиши. Встретимся, обсудим.
– А когда сдавать?
Учитель поморщился, так что у Ники екнуло сердце.
– Как сделаешь, так приходи, – сказал он. – Две-три недели: как пойдет дело. Только проработай все тщательно.
– Хорошо. Спасибо. До свидания.
Она не помнила, как вышла из кабинета, не понимала, как удалось по пути на выход не упасть, ничего не зацепить. Не помнила также, сказала «до свидания» охране в приемной или нет. И не понимала, надо ли было говорить им «до свидания» или лучше было не отвлекать. Она вообще ничего не понимала!
«Так я прошла или нет?!» – Ника прижалась к стене в углу под лестницей, где ее никто не мог видеть. Ее щеки горели. Голова плыла.
«Кажется, я ему не понравилась». – Она увидела хмурое лицо Марта Григорьевича. Почти все время беседы оно оставалось бесстрастным, трудно было разглядеть его чувства. Но несколько раз он нахмурился. Да! Он хмурился, что-то было не так. И это выглядело как приговор.
«Ой, я, по-моему, не прошла».
Она сделала глубокий вздох.
«Похоже, да, не прошла… Но я все равно сделаю».
Только сначала надо спрятаться в более укромном месте и хорошо выплакаться.
11-окончание.
На самом деле Марту понравилась беседа с Никой. Девочка совершенно точно была его контингент. Странно даже, что он раньше ее не заметил. Интересно, где система дала сбой?
Систему своей работы он выстраивал сам и, похоже, где-то допустил ошибку в расчетах. «Хотя, по большому счету, ведь ты и не рассчитывал, что удастся зацепить всех».
Мысль не успокоила: он вспомнил Дмитрия, и невидимая рука сжала его горло.
Вот сюда – на этот стол – положили браслет мальчика в тот самый день.
Бездушная ленточка вместо самого человека.
Тем, кто родился здесь, с рождения выпала неудачная карта.
Ребенок на большой земле получает мир на блюдечке. С первых минут его берут в оборот службы развития личности. Просчитывается буквально все. Например, ученые установили, что вид спорта, которым ребенок занимается до пубертатного возраста, влияет на строение тела в будущем. Поэтому с первых месяцев жизни дети занимаются специальными физическими упражнениями. В результате выходцы из социального квартала были в основном высокими и стройными.
Гены? Нет, просчитанная физическая нагрузка и питание.
Но самое главное, детей на большой земле учили мыслить. Вся программа воспитания нацелена на то, чтобы выявить, к чему лежит душа у ребенка. А дальше он шел по жизни сам.
Маленький человек рос, как в теплице.
Да, при такой системе тоже появлялись несчастные дети. Значит, не срабатывали какие-то механизмы. Но процент неудач был невелик, вполне укладывался в рамки допустимой погрешности. При этом система не закрывала глаза на проблему.
Дети же социального квартала оказывались за бортом системы развития личности. Они с самого начала жизни были никому не нужны (кроме разве что своих таких же несчастных родителей, если последние интересовались своими детьми).
На самом деле малыши социального квартала были ничем не хуже своих сверстников с большой земли. Но социальный квартал постепенно убивал их надежды.
Служба поиска и развития талантов искала тех, кто даже в такой среде умудрился сохранить искорку. Это значило, что у ребят высокий потенциал, которому нельзя дать пропасть в бурьяне.
У Ники была та самая искорка. Никаких в том сомнений.
Жаль, что он не нашел девочку раньше.
Сейчас, скорее всего, помогать уже поздно.
«Боюсь, искра скоро погаснет». – Март покачал головой. У него уже был неудачный опыт: он несколько раз начинал работать с девочками старших классов. Ни одну не получилось довести до вуза.
Они все были талантливы. Затем с этими девочками что-то случалось: искры гасли, интерес к работе пропадал, мысли становились приземленными. Мальчики, развлечения, наряды – вот что заменяло им мечты.
Одна из девочек даже начала откровенно заигрывать с ним, что оставило у Марта неприятный осадок. Его подопечные не вышли из детского возраста. Какие тут могут быть романы?
Он видел, как в считаные месяцы у старшеклассниц менялось отношение к делу. На первый план выходили немедленные дивиденды: путевка в вуз, повышенные стипендии, трудоустройство и прочее. Когда им объясняли, что впереди еще немало работы над собой, у девочек портилось настроение. Они закрывали за собой дверь и уходили навсегда.
Ему грустно было на это смотреть. Будто наблюдаешь за утопающим. И ничего не можешь сделать.
С тех пор Март решил, что с девочками надо начинать работать пораньше. А мальчиков можно брать и постарше.
«Скоро то же самое произойдет и с Никой Лавиной», – подумал Март. Он видел тревожные признаки. «Буду помогать ей, пока сама стремится. Перспективность оцениваю по третьей категории, соответственно, занесу ее в третью группу, самую последнюю. А там посмотрим. Думаю, она скоро погаснет. Грустно, но мне придется это пережить».
Часть 2
Знакомство с опасными женщинами
12.
Сегодня Роман Лавин, отец Ники Лавиной, чувствовал, как в душе открылось светлое окошко. Обычно в его руках гудела сила, готовая прошибить бетонную стену. Под давлением этой силы кулаки наливались тяжестью и постоянно рвались кому-нибудь врезать. Но сейчас руки смягчились и подобрели.