Интернат
На табличку «Череповецкий дом–интернат для детей–сирот №2» Сашка смотрел, как на надгробную. Он понимал, что сюда его привезли не на день и не на два, и даже не до выходных. Фраза «пока не исправишься», звучавшая в его голове Ленкиным голосом, говорила совсем о другом.
«Давай скорей!» – шла мамка по коридору и громко подзывала Сашку, тащившегося позади неё и разглядывающего многочисленные белые двери. Его взгляд скользил по полосочке, разделяющей стену на две половины: синюю нижнюю и белую верхную, пока не споткнулся о новую дверь.
– Тут стой, – приказала мать, поставив парнишку к дверной ручке. – Жди!
– А ты? – провожая её взглядом и им же пытаясь остановить, впервые жалобно спросил Сашка. – Ты-то куда? Я с тобой хочу…
– Здесь пока поживёшь недолго! Я на автобус опаздываю!
– Недолго? – на автомате спросил ребёнок, и, вспомнив что-то, прикусил нижнюю губу. – Как Денис что ли?..
– Как вести себя будешь! Понял?! – поправляя серую шерстяную шапку, серьёзно произнесла Надежда Николаевна. – А Денис… Что Денис? Нашёл о ком говорить: как не умел себя вести, так и не научился. Слушал бы мать, не сидел бы сейчас на малолетке. Всё! Я побежала! Стой! Придут за тобой!
Сашка стоял у кабинета директора и кого-то ждал. Мать в тёмно-синем демисезонном плаще прошуршала по коридору и скрылась в дверном проходе. Ком подкатил к Сашкиному горлу, и ему хотелось кричать. Казалось, вместе с воздухом он вдыхал острые ножи, которые резали все внутренности и не давали ему этого сделать. Одними губами прошептал он слово «мама», которое для него теперь было каким-то непонятным, чужим. «Мама» теперь означало не как у всех, что-то мягкое и доброе, а вечно чего-то боящееся, предающее, отказывающееся.
***
– Привет! – услышал Санька откуда-то сбоку.
– Привет… – выдохнул он расстроенно в ответ.
– Ты чего? Новенький? – спросил его тощий пацан.
– Я? Да… – не мог отойти Сашка.
– Так чего в кабинет не заходишь? Надежда Николаевна тут, наверно…
– Нет, ушла… А ты её откуда знаешь? – встрепенулся Сашка. – А… по Денису, наверно… Ты брата моего знаешь, да?
– Какого брата? Ты чё? Не знаю я твоего брата! – напрягая брови, доказывал малец.
– А причём тогда тут Надежда Николаевна? Мать же это моя… – выворачивая от нервов себе шею, не унимался Санька.
– Слушай, я про директоршу нашу. А что мать у тебя есть, я не знал! Тут их ни у кого нет, а у тебя есть – вот те новость!
– Эх! – Сашка махнул рукой.
– Чего?
– Есть-есть у меня… И батько есть. Только пьёт сильно.
– Чо? И мать пьёт? – допытывался короткостриженый паренёк во фланелевой рубашонке.
– Мать? Не-ет! Некогда ей, на двух работах работает! Она у меня хорошая! – не заметил, как встал на её защиту, Санька. – Она знаешь, какая у меня!
– Ну… расскажи мне какая… – скрестил тот руки на груди и встал в позу. – Такая-растакая, что тут тебя оставила!
– Так исправляться ж! – раздухарился Санька.
– Да-а? Исправляться? – рассмеялся тощий. – Я тут почти с рождения, ещё не видел таких. А, кстати, чего тебе исправить-то нужно? Нос, рот? Это я могу! Тут одного на днях так разрисовал, мама, не горюй. Такой втык потом получил, но это фигня: видеть сливу на роже у Сивого – бесценно!
– Да не-е… Перестань! Меня однозначно заберут! – не понятно кого больше уверял Санька.
– Заберут-заберут… И поддадут ещё… – скабрезничал тот и, резко остановившись, вцепился взглядом в прорезиненные полосочки на свитере Сашки.
– Слу-ушай! – начал подходить он к Саньке. – У тебя щас одежду всё равно заберут. Дай мне свои подтяжки!
– Ещё чего! – вспомнив последний свой День рождения дома, на который мать со всеми братьями и сёстрами подарили эти подтяжки, Сашка отступил на шаг назад.
– Да дай… Чего – жалко что ли?
– У пчёлки в попке! Ничего я тебе не дам! Свои иметь нужно! – упирался Санька.
Тощий подбежал к парнишке и рывком попытался сдёрнуть подтяжки. «Охренел что ли?!» – сразмаху Санька сунул ему по губам. Они, как шарик, катались по полу интерната, пока не уткнулись в ноги директрисы.
«Надежда Николаевна!» – выпрямился по стойке смирно Сашкин противник. «Что ещё здесь такое происходит? – возвышалась она на каблуках в туфлях-лодочках! – Коля, опять у новенького вещи отбирал?! Оба ко мне в кабинет!» «О, заодно и оформят тебя!» – как ни в чём не бывало, чуть ли не под ручку шёл рядом с Санькой новый знакомый. Интернатовский.
***
Толпы одинаковых мальчиков, одинаковых девочек ходили по зданию, перетекали из кабинета в кабинет, выходили из одной спальной комнаты и заходили в другую. «К себе забирайся! – наткнулась воспиталка на Димку. – Опять к девочкам пошёл? В туале-ет! Будет мне лапшу на уши вешать! Быстро к себе!»
Сашка лежал под одеялом и в щёлку вглядывался в раскрытые двери, где отчитывали Сивого: «Вот придурок… Опять попался. Говорили же ему – ночью пойдём. Нет – попёрся!»
Свет погас, и сотня мальчишек дружно повернулась на бок, положила ладошки под головушки и заснула до утра. Но только не Сашка, Сивый и Колька. Эти под сопенье и храп товарищей мелким бесом продвигались к комнате девчонок.
– Пасту взял? – спрашивал Колька у Саньки.
– Пасту? Забыл…
– Я порошок взял, – перебил Сивый их разговоры.
– Чё мы им порошком на лбу рисовать-то будем?
– Можно в ноздри задуть! – предлагал Димка. – Разнообразие! А чё – у Наташки, к примеру, лоб маленький – слово из трёх букв даже не помещается, а нос большой! Видал какой?
– Да видал-видал. Шнобель! – в голос засмеялся Коля, и его рука открыла дверь в спальню девчонок.
Белым облаком зубного порошка встретил их слабый пол интерната, который по любым законам и порядкам должен был уже давно смотреть сны. «Вот дуры!» – жмурили пацанята глаза и пытались выцарапать из них тонкими пальчиками белые комочки. Наташка со Светкой не унимались и продолжали поочерёдно открывать белые круглые коробочки и обильно сыпать пыльцу на парней: «Это вам за вчера, засранцы!»
***
Туалет на третьем этаже был хоть и женским, но такой там был удобный подоконник, да и окно замазано до половины, что по ночам в нём собирались все.
– Фортку, фортку откройте, – приказывала шёпотом Натаха. – Унюхают – всем капец настанет.
– Чёлку не подпали! – придерживая её волосы на лбу, Сашка пытался помочь ей подкуриться.
– Не ссы, не подпалю! – выдыхала она облако дыма. – Светке тоже подкури.
– Я не буду! – отрезала та.
– А чё это? – посмотрел на неё Колька.
– Бросаю. Надоело…
– Благородно, – вставил Санька и посмотрел на Коляна: А ты где сиги-то берёшь?
– Покупаю! Где? – усмехнулся тот.
– На какие шиши?
– Ворую! – гордо ответил тот.
– Где? В Череповце?
– А что здесь такого?
– Не, я на посёлке у себя тоже промышлял. В квартиры ползал! У меня дома-то целая шапка драгоценностей лежит. Лисья…
– Да ну! Хватит врать-то! – загыкали девки.
– Ничего это я не вру! Честно! – доказывал Санька, спрыгнув с подоконника. – Я, знаете, профессионал какой! Тридцать квартир обнёс! Ни одну не доказали!
– Ха! Ну, докажи! Давай завтра? – предложил Колян.
– Завтра? Завтра… Завтра нет, не могу, – замямлил Санька.
– Ну, послезавтра давай!
– И после… не могу…
– В смысле?
– Нц, – причмокнул Александров языком о нёбо. – Так меня вообще отсюда не выпустят. Да и там-то чо? Я всех почти знал, да и по наводке работал – наверняка. А тут город большой. Не деревня. Как полезешь?
– Хорошо. Не лазь, – вступил Колька. – Знаешь, кликуха какая у меня?
– Деньга… – проговорил Санька.
– А почему, тоже знаешь? – не отводил пристального взора Колян.
– Догадываюсь…
– А ты не догадывайся. Завтра со мной пойдёшь. Зарабатывать…
– В смысле?
– В коромысле! Достало мне одному всех тут обеспечивать. В паре работать будем. Деньги-то всем нужны, – сказал Деньга и, подкинув горящую спичку к белому потолку, вышел из туалета.
Наполовину обгоревшие спички, как маленькие пиявки свисали с потолка, который был ими усыпан напропалую. Детские голоса покинули помещение, и там погас свет.
***
Яркие лампы зажглись в общей спальной, как только Сивый, Санька и Колька забрались под свои байковые одеяльца. «Встать!» – слетели тонкие перины с каждого из них. Злые воспитательницы стояли над ними. «Этих двух налысо! – показала одна другой на Димку с Коляном. – Этого к стене».
Мальчишки, не сопротивляясь, шли за интернатовским парикмахером, которым был ночной сторож. Сашку же в одних трусах и майке поставили к стене с поднятыми руками. Пальцы щупали мелкие выпуклости покрашенной с ляпами стены, скользили по застывшим капелькам и по жёсткой команде злой толстой тётки «выше делай!» вытягивались из плеч так, что ныло под лопатками.
– За что? – вырвалось у Сани.
– За всё хорошее! – запихала она подожжённую спичку ему в трусы, которая перед самой резинкой неожиданно потухла.
– Вот чёрт! Повезло тебе! – поняв свою оплошность, произнесла воспиталка. – И чтоб так всю ночь стоял! Приду – проверю!
«Левый! – крикнула она в пространство комнаты. – Ты следить будешь! Понял?!»
Она шмыгнула носом и, оскалив рот, произнесла: «У-у! Щ-щенята!»
Рассохшаяся белая дверь захлопнулась, и Левый присел на краюшек чьей-то кровати, стоящей возле залипшего на стене Санька.
– Санёк, терпи, – произнёс Левый.
– Да мне нормально. Чего терпеть-то, – говорил спиной Сашка.
– Это первые 15 минут только, потом всё заболит…
– С чего это? Ты что – вправду будешь за мной следить что ли? Я щас спать лягу, да и всё.
– С ума сошёл?! Ты представляешь, что тогда будет?
– Конечно! Я высплюсь!
– Дурак! Если увидят, что ты лёг, заставят стоять всю ночь с поднятыми руками…
– Я и так стою.
– Не тебя… Всех!
– Как это?
– Так это… Порядки такие. Вот.
– Порядки, говоришь?.. А почему меня с пациками не увели? Куда их?
– В подстригательную комнату. Скоро вернутся – увидишь.
– А чего там? Почему меня не взяли?
– Так ты в первый раз попался, а они во второй…
– И чего?
– Ничего. Во второй налысо бреют.
– Налысо? Как шарик что ли?
– Типа того… – опираясь на тоненькие коленки руками-прутиками, шептал Левый.
– Слушай, а что за кликуха такая у тебя позорная – Левый?
– Нормальная, чо – левой рукой пишу. Левша я.
– А ешь которой?
– Есть обеими могу. Причём сразу. Сам знаешь, как тут едят…
– Эх, да… Такого я ещё не видел. Это вам не дома…
«Заткнётесь вы там?» – послышался мальчишеский голос из-под одеяла. Сашка еле повернул голову, чтоб посмотреть, кто это ляпнул. Белые кроватки, усыпавшие спальню, не колыхались, и, казалось, в них никого нет. Только изредка кое-где выскальзывала чья-то вогнутая ступня.
– А чего это? Спать не даём что ли кому? – задал вопрос в пустоту Саня.
– Не даёте, – послышался шёпот. – Левый, выключи свет, а! Достали!
Левый, с осанкой, похожей на крючок или даже больше напоминающей вопросительный знак, поплёлся к выключателю. Он медленно подносил палец к кнопке, как в дверях показались два бобика.
– Нифига, как вас! – оглянулся Санька. – Обрили-то… Светитесь!
– Покурили, называется, – шёл к нему Деньга, почёсывая затылок. – Как завтра с такими монетами на голове на дело пойдём?
– Как-как? В шапках! – нашёл выход из положения Сашка.
Сивый потихонечку пробрался к своей кровати и начал снимать наволочку с подушки.
– Ты чё это? – крикнул ему Санёк. – Сегодня ж меняли!
«Да отстань от него, – кинул Деньга. – У него башка вечно мёрзнет. Глянь, он сейчас вместо платка её оденет, и спать так заберётся».
– Чудные люди… – ринулся Санька в сторону своей кровати.
«Ты куда? Вставай обратно?!» – испуганно шёпотом взывал к Александрову Левый. «Сам стой!» – бросил в него свои носки Саня. «Ты чего? Охренел?! – чуть не плача заступался за себя тощий парнишка. – Я же как лучше хочу!» «И я как лучше, – укрываясь одеяльцем, говорил Сашка. – Носки одень, чтоб стоять было не холодно. Пол там, как во дворце… у Снежной Королевы».
***
«Что за нахрен? – ходили дубинки по спине Левого. – Где другой? Ты что должен был делать?!» «Следить, чтоб стоял с поднятыми руками!» – пытался сказать тощий. «Вста-ать! Всем!» – нёсся злой крик.
Заспанные парнишки повскакивали со своих кроватей и в недоумении смотрели на красно-синюю спину Левого и пышущую нервным жаром воспиталку. Сашка спал. И не двигался с места.
«Вот ублюдок!» – подошла к нему жируха и отходила палкой по одеялу. Сашка начал отмахиваться и попытался забиться под сетчатую кровать. «Я тебя научу уму-разуму!» – вытаскивала она его за ногу, по которой нещадно долбила резиновой дубинкой. Она схватила его за волосы и потащила по проходу между кроватями к выходу: «Я из тебя сделаю человека!» Сашка продолжал упираться и кричать «Отпусти!», но это её только раззадоривало. Она пинала его мощными ногами, причём делала это остервенело, как будто находилась в состоянии аффекта и ничего не понимала. Схватила попавшийся на глаза зонтик и, выволочив мальчишку в коридор, добивала его уже там.
– Лида! Лидка! Стой, с..ка! Ты что делаешь?! – увидела картину Надежда Николаевна. – Под суд же всех отдадут! Ты кого посадить решила? Меня?!
На крики прибежал сторож и оттащил свихнувшуюся санитарку. Директорша отвела Саньку к себе в кабинет, куда по телефону срочно вызвала медичку, заставившую зашивать разорванного мальца тут же.
– Так у меня и анестезии никакой нет, – разводила та руками.
– Зоя, какая анестезия? Нам главное, подлатать его сейчас! – ходила из угла в угол директорша.
Рассечённая Сашкина бровь и дыра над губой кровоточили водопадом. Он сидел прислонённый к стене и не чувствовал тело. Казалось, душа и вовсе его покинула или спряталась далеко-далеко в пятки. Потому как не попало только по ним.
Забрякал стеклянный графин с отточенной пробкой и бесцветной струйкой из него вылилась вода в белую чашечку. Трясущаяся рука с большим перстнем схватила её за ручку и поднесла к фиолетовым губам Надежды Николаевны. Чашка пробежалась дрожью по белым зубам и резко упала на прежнее место. «Тфу-ты! Руки как трясутся! Пить даже не могу! – смотрела она, как Зоя зашивает Сашку. – Ну что там? Получается?»
«Да я ещё только подхожу», – подносила та иголку к коже. Сашка резко открыл глаза и попробовал рвануть к дверям, но сил не было, и он тут же упал. «Сиди уже… Терпи… – тихо просила его санитарка, вставляя в рот жгут из тряпки. – Зашьём сейчас, как новенький будешь. Не ты первый, не ты последний»…
***
– Лидка, ты чего? Ты же могла его убить! – курили в туалете директорша и воспиталка.
– Да? Наверно, могла… – вытягивала губы трубочкой, выпуская сигаретный дым, женщина-бугай.
– Что с тобой? Это уже в третий раз… Что за приход? Ты себя совсем не контролируешь… – стряхивала Надежда Николаевна пепел в унитаз.
– Надя, ты в отпуске, когда была? Пять лет назад? То-то же! А я – восемь! Да я тут сама, как режимница. Эти утырки, кого хочешь доведут. Не могу больше… Ты погляди же: они воруют друг у друга, нас задирают, ведут себя, как аморальные уроды… Я просто не выдержала.
– И не жалеешь?
– Не-а, – выпустила она дым колечками изо рта.
***
Утром Санька проснулся в своей кровати и еле раскрыл слипшиеся от запекшейся крови глаза. Рядом с ним сидел Деньга и ждал, когда тот очнётся.
– Гляди-ка, даже не забинтовали тебя, – вздыхал Колян над Александровым… Да… Ну и угораздило же нас вчера!
– Ага… нас… – еле шевелил губами Саня и вдруг встрепенулся. – А где все? Сколько времени сейчас?
– На учёбе. Мне разрешили с тобой остаться. Помочь тебе…
– Слушай, все, наверно, на меня злятся?
– За что?
– Ну как же! Их, наверно, всех обрили!?
– Переста-ань! Что ты?! Они из-за тебя с Лидкой так переполошились, что про нас и забыли!