— Вот сука! Скользкая гнида, падла! — тут Трэй не выдержал и что есть злости треснул по приёмнику. — Не, ну ты это слышал?
— Ага! — согласился я.
— Прямая, мать его, угроза благосостоянию горожан!..
— Да он сам представляет, мать его, эту самую угрозу! Не, ну это пиздец несправедливость!
— Ещё, видите ли, захотел «взять расследование под свой личный контроль»! — передразнивая голос дикторши, в разговор вклинился Ройси. — Как бы он теперь не докопался до нас! Я не хочу в тюрьму!
— Спокойно, братва, — успокоил их я. — Мы были в банданах, так что пусть хоть изыщутся! Не станут же они, в самом деле, всех негров в Лас-Либертаде шмонать!
— А вдруг станут?
— У Кингза на это все его денежки и уйдут! — хохотнул Трэй. — Нас-то в Лас-Либертаде – десятки тысяч!
— Эй, гляди! — я нетерпеливо потряс его за плечо. — Сверни-ка на этом указателе!
— А чё? — удивился Трэй.
— Сверни, говорю.
— Ну, свернул.
— Это Лонг Пайл, родная деревня Бака. — пояснил я. — Помню, он как-то сказал мне, что хотел бы, чтобы его похоронили дома.
— А ещё он говорил, что он за кремацию, и чтобы его прах развеяли над озером!
— Ну, самостоятельно мы его вряд ли кремируем… Но это не значит, что он не должен быть похоронен по-человечески.
Мы проехали по жутко раздолбаной грунтовке по направлению к деревне около мили, после чего притормозили у старого покосившегося деревянного дома, где, судя по всему, давно никто не жил.
— Вон кладбище, — махнул я рукой. — Но какая нахрен разница. Нас отпиздят, если там увидят, так что предлагаю хоронить его здесь.
Трэй кивнул, и мы принялись за работу. В кузове пикапа лежали две штыковые лопаты, и добрые два часа мы копали глубокую, почти в полтора метра, могилу для Бакли. Ройси с сигаретой в зубах всё это время стоял на стрёме, зорко поглядывая по сторонам, не приближается ли к нам кто. Духота стояла страшная, и в воздухе уже начинал ощущаться сладковато-приторный душок разлагающегося тела.
— Я надеялся, что мне никогда не придётся делать это – хоронить товарища. — хрипло сказал я.
— Да уж, я чувствую себя сейчас самым паршивым образом. — Трэй устало отёр потный лоб, тряхнул головой и снова налёг на лопату.
— Он был верным товарищем и лучшим другом, — продолжил я. — Он всегда мог прикрыть, всегда мог помочь в трудной ситуации. Мы дружили с детства. Вместе дрались «стенкой на стенку» с другими ребятами, вместе впервые попробовали алкоголь и травку. Помню, как-то мы чуть не поссорились из-за девушки, но всё же это не сломало нашу дружбу.
Я бросил лопату, и мы с Трэем, кряхтя и отплёвываясь от нестерпимой жары, аккуратно уложили тело Бакли в могилу, а затем засыпали его землёй. К нам подошёл Ройси с бутылью самогона, которой он где-то ухитрился разжиться в бардачке.
— Помянем! — торжественно сказал он.
Половину бутыли мы сразу приговорили на троих, остальное вылили на могилу. Теперь Бакли будет пить алкоголь в раю.
— Прощай, Бакли, — я на мгновение помолчал. — Покойся с миром.
— Мы за тебя отомстим, чувак, — поклялся Трэй. — Ей-Богу, этот ублюдок Кингз пожалеет, что выродился на свет!
— Пусть твоя душа окажется в лучшем мире, чем этот. — тихо сказал Ройси, и мы медленно развернулись и побрели к машине.
====== Глава IX “Бой продолжается” ======
Два дня минуло с момента разгрома злополучного отеля. Из пятнадцати чёрных парней, что с нами пошли, выжило всего шестеро. Мы до конца надеялись, что седьмой тоже выживет, но он умер в больнице, так и не приходя в сознание. Несмотря на жуткую расправу, которой грозился нам Кингз, несмотря на все жертвы, молодёжь валила толпами. Все наперебой просились в банду, все хотели быть частью большого сообщества – подняться с самых низов, от положения негра из бедного района, до заматерелого гангстера. Я спрашивал многих, зачем они идут к нам. У молодых парней реакция на мой вопрос была примерно одна и та же: «Как это – зачем?» Многие, насмотревшись гангстерских фильмов вроде «Лица со шрамом» с Полом Муни в главной роли, были твёрдо убеждены, что быть бандитом – это круто и романтично. Я лишь усмехался в ответ на такие слова – не хотел никого переубеждать. Тем более, насильно никто никого не втягивал, а мы нуждались в новичках.
Особенно нарадоваться я не мог на малыша Ройси, который пришёл в нашу банду совсем недавно и был ещё, по сути, зелёным мальчишкой. Тем не менее, после перестрелки в «Спарклтон Армс» он как-то сразу повзрослел – движения его приобрели размеренность, умный расчёт, а взгляд стал серьёзным.
На днях мы выбирались далеко за город, на стрельбище. Ройси взял с собой мелкокалиберную рычажную винтовку – несмотря на все просьбы и уговоры, отец так и не доверил ему крупный калибр. Всю дорогу мы посмеивались и подшучивали над Ройси, но он мужественно сносил все наши подколы и лишь загадочно улыбался в ответ. И не зря, сукин сын! Он всех нас уделал! Из семи-восьми наших попаданий Ройси уверенно бил десяточку.
— Пресвятая Матерь, чувак! — Трэй крякнул, прослеживая, как подросток бацнул из винтовки в самую серёдку мишени. — И где ты так только наловчился?
— Отец часто берёт меня на охоту.
— Ну дела! Эх, мне бы такого отца!
Все засмеялись.
— Это всё баловство, Ройси, — сказал я, трепля подростка по непослушным вихрам и протягивая ему винтовку М1-Гаранд, которую мы так ловко спёрли у Кингза. — Попробуй-ка из этого.
—Тяжёлая! — ахнул подросток, беря её в руки.
Он подержал её какое-то время, прикидывая вес, после чего ловко взвёл курок, прицелился и сделал несколько пробных выстрелов.
Два, три, четыре! Все в мишень.
— Сойдёт! — удовлетворённо хмыкнул Ройси.
Да уж, этот-то сделает из Кингза решето.
…Сегодня я был дома. На часах показывало только без пятнадцати восемь утра, и я делал зарядку под бодрый джаз, играющий в приёмнике. Сделав полтора десятка отжиманий и два десятка приседаний, я пошёл на кухню – завтракать. Честно говоря, после смерти Бакли мне и кусок в горло не лез, но я заставлял себя есть – одним святым духом сыт не будешь. Я соорудил хот-дог из поджаренной на растительном масле сосиски, овощей, которые валялись в холодильнике уже неделю и чудом не сгнили, и булки, политой кетчупом. Пока я ел, на радиостанции сменилась песня, и заиграла моя любимая «Джиперс Криперс» в исполнении квартета Братьев Миллз.
Песня была весёлой, но на душе у меня кошки скребли. К чувству горечи от утраты матери и братьев прибавилась ещё и смерть Бакшота. Сколько судьба может издеваться надо мной? Будто недостаточно ей было моей семьи!
Погружаясь в свои мысли, я вспомнил далёкие времена, когда и я, и Бак были ещё совсем мальчишками. Нам было по двенадцать лет обоим, когда однажды мы устроились работать в бар к одному итальянцу. Помню один случай. Как-то раз в бар заявился мужик средних лет и нажрался, как свинья. Он пил, пил и пил, и всё никак не мог остановиться. Довольно скоро он всех заебал. Он хамил нам с Баком, мол, мы «слишком медленно тащимся со своими подносами и вообще не уважаем его». Он задирал посетителей и при всех полез к официантке. Странно, что ни у кого из присутствующих не нашлось яиц, чтобы вломить как следует этому «ветерану, который в Первую Мировую зады фрицам надирал». Мистер Рамоэлло рвал и метал – орал, чтобы тот выметался к чёртовой матери, но сам близко подходить побаивался. Тогда Бак сообразил – по-быстрому сгонял в аптеку, купил там снотворное и что есть дури сыпанул полпачки в выпивку буйному вояке. Тот выпил, не глядя, и через десять минут наконец угомонился. Мы сдали его копам в обезьянник. Определённо, Бак был смышлёным пацаном.
…Я тряхнул головой, отгоняя воспоминания прочь, выключил радио и начал собираться. Только сейчас я заметил, что свитер-то мой, оказывается, безнадёжно испорчен! Он весь был заляпан бурыми разводами засохшей крови и чем-то ещё тёмным. Наверное, это от того крепыша в отеле. Я с отвращением бросил свитер в мусорку. Так как другой одежды у меня больше не было, я решил взять что-нибудь из шкафа Сэмми, моего брата, благо мы с ним носили один размер. Пока я переодевался, мне пришло в голову, что у нашей банды должна быть своя опознавательная метка. Красный цвет, цвет крови, подходит в качестве неё как нельзя лучше.
«Хорошо, что Стэбби с нами наверх не поехал! — подумал я. — Если бы ещё и его убили, я бы точно был разбит».
Стэбби, как потом выяснилось, сразу заметил, что едут копы. Не мешкая ни секунды, он живо послал одного из негров в пентхаус, чтобы нас предупредить, однако тот скоро прибежал обратно – весь бледный, с перекошенным от ужаса лицом.
— Стэб, они там все… мёртвые наверху, — запинаясь, пробормотал он. — Перебили…
Бедолага не знал, что мы всего лишь были в отключке из-за усыпительного газа. То-то они со Стэфаном изумились, узнав, что мы живы…
Сегодня, как это часто бывает осенью, было пасмурно, и с неба накрапывал противный холодный дождик. Я накинул на голову кожаную кепку и решил зайти к Педро – настроение было ни к чёрту, и мне хотелось облегчить душу. Педро был для меня идеальным собеседником – хлебнувший много горя за свою бурную жизнь, переживший войну и побег с семьей из Кубы от режима Батисты, он всегда готов был меня выслушать и поддержать. Сегодня у него выходной, так что наверняка он был у себя дома.
И я не ошибся. Дверь мне открыл крепкий, коренастый мужик в потертых трико и чёрной майке. Я сразу обратил внимание, что бороду Педро подравнял, но не стал сбривать, хотя находились некоторые придурки, которые к нему цеплялись из-за этого. Я же, напротив, всегда отговаривал Педро – ему растительность на лице шла, в отличие от меня. Я вот если отращу бороду, сразу стану выглядеть лет на десять старше и страшным, как чёрт. А вот Педро был прямо красавцем со своей бородой.
Из радио, стоящего в глубине квартиры, доносилась мелодия «Полет Валькирий» Вагнера. В ноздри мне сразу ударил аппетитный аромат только что пожаренного мяса, и я почувствовал, что сильно проголодался.
— Здорово, как жизнь-дела? — Педро с добродушной усмешкой поприветствовал меня и, угадывая мои мысли, кивнул на кухню. — Ты вовремя! Я стейки вон только что пожарил, присоединяйся!
Я не отказываться стал и проследовал вместе с ним за стол.
Быстро расправившись с мясом и насытившись, мы с Педро перешли на диван, рядом с которым стояла потёртая тумба и радио, и начали разговор.
— Педро, — я немного помедлил, прежде чем решил обратиться к нему. — Ты уже, наверное, знаешь, что Бакшот…
— Знаю.
— Сколько ещё человек должно умереть, чтобы Судьба наконец насытилась? Сил моих нет! Я не могу больше терять родных и друзей, понимаешь? Не могу!..
— Я понимаю тебя, амиго, — осторожно сказал Педро. — Но тут такая ситуация, что иначе быть не могло. Не ты начал эту войну, а Кингз. Это во-первых. Во-вторых, сам понимаешь – в войне без жертв никогда не обходится. И в третьих – тут такая ситуация, что для тебя нет альтернативы. Либо ты молча терпишь и гарантированно дохнешь, либо встаёшь на защиту себя, семьи, друзей – и получаешь шанс выжить. Даже если что-то не срастётся – по крайней мере, ты погибнешь в бою, отстаивая справедливость и честь.
— Ты прав, чувак. Но думаешь, я справлюсь?
— Справишься! — Педро одобряюще потрепал меня по плечу. — И не такое проходили! Ты не один, Гасто! Много кого этот Кингз заебал, на самом деле. Просто до тебя никто не решался выступить против – все боялись. А теперь, когда ты первый поднял голову, чуваки пойдут за тобой. Щас главное – не спускать всё на тормозах, смекаешь? Я в тебя верю и готов помочь, чем смогу.
— Серьёзно?
— Да. У меня есть кое-какие знакомые среди вояк. Вот весьма удачно мне на днях один полковник проигрался в карты и теперь должен кучу денег. Я тебя заранее не буду обнадёживать, но знай, что пулемёт или гранаты мы тебе точно выбьем.
— Чувак!..
Мы поговорили ещё немного, после чего я тепло попрощался с бывшим сослуживцем, вышел из квартиры и стал спускаться на первый этаж. Однако выходить из подъезда я не спешил – нервы у меня разыгрались, и мне позарез хотелось курить. Вытащив сигарету, я чиркнул спичками, затянулся и крепко задумался. О разном думал. О будущем, о прошлом... Горькой мыслью прошли воспоминания о Бакшоте, о матери и братьях.
Помню случай из детства… Будто это было недавно. Нам с друзьями по семь лет. Стефан, Бакли и Трэвис были у меня в гостях. Была зима, канун рождества, и мой отец, горячий мексиканский парень и герой войны, нарядившись Санта Клаусом, раздавал нам подарки. Только подумайте – суровый ветеран, прошедший не один бой, убивший, судя по рассказам, полсотни врагов, нарядился добрым бородатым дедушкой и раздавал подарки. Мне он подарил, помимо сладостей, колоду игральных карт. Трею он вручил сборник стихов и считалок, которым мой друган зачитывается до сих пор, и сейчас Трэвис рифмует время от времени. А Бакли, моему почившему другану, он тогда подарил странный трехструнный треугольный инструмент из Советской России, который, как я позже узнал, называется «балалайка».
Тогда я принял эту раздачу подарков с простой радостью, но когда я узнал, что ради этих подарков батя работал в течении двух недель сверхурочно, я стал им по-настоящему гордиться.
Эх, отличная у меня была жизнь…
А что меня ждет дальше? Дальше я буду портить жизнь Кингзу, убью Крикета, и добью Эльвирреза.
Как я это сделаю? С помощью своего ума, силы, ловкости и способных корешей, которые пойдут за мной и в огонь, и в воду.
Когда я это сделаю? Скоро. Очень скоро.
Докурив сигарету, я отправился по дождливым улицам в бар «У Мюррея», чтобы пропустить пару стаканов какого-нибудь бухла. Желательно не того пойла, что на вкус было премерзким, а чего-нибудь повкуснее, благо что деньги у меня были.
И «что-то повкуснее» у Мюррея было. Отличное итальянское полусладкое красное вино трехлетней выдержки. То, что надо. Что это за марка, я не знал, но оно было ароматным, будто с добавлением каких-то диких ягод и трав, и неплохо давало в голову, несмотря на то, что в нем алкоголя было раза в три меньше, чем в виски. Отличное вино.
Эх… Когда я только-только вернулся с фронта, год назад, мы с Баком, Треем и Стэбби вместе собрались в этом баре и знатно напились. Компанию нам составляли молодые девчата, мулатка и две черные, с которыми мы обжимались. Но это баловство. У меня не было постоянной девушки, так уж сложилось. Однако желание остепениться, завести жену, спиногрызов и милый домик с белой оградкой у меня было. Но не сейчас. Все еще успеется… Если я не помру в перестрелке какой-нибудь.
Когда я допивал третий бокал вина, то меня кто-то похлопал по спине.
— Поминаешь Бакли? — спросил Трэй. — Двинул ниггер в бар бухать, друга Бакли поминать.
А Трэй молодец, снова стал веселым, как и раньше. Снова стишки свои сочиняет… Мне бы его веселье.
— Ну, как сказать, Трэй, — говорил я заплетающимся от вина языком. — Да, я грущу о смерти Бакли, и еще сильнее грущу о смерти родных. Я скорее не поминаю, а заливаю свое горе. Эх…
— Мюррей! — окликнул бармена Трэй, кладя на стойку доллар. — Мне стакан темного баварского.
Так мы стали бухать вместе. Мы не бездельничали. Просто дали себе временную передышку, а делами банды пока занимается Стэбби. Как он мне сообщил в письме, которое я обнаружил у себя под дверью, он выбил из одной шестерки Эльвирреса инфу про склад наркоты и оружия и умыкнул много стволов и кокаина у Кингза. Своих корешей мы решили не приучать к кокаину – хватит того, что половина банды покуривает коноплю. Поэтому белый порошок мы собирались продать банде реднеков, что обитает в горах за городом. Оружие же мы решили оставить себе. Сейчас, если верить Стэбби, на три десятка homies приходится три десятка пистолетов, и полтора десятка единиц оружия покрупнее, вроде Томми-Ганов, дробовиков и винтовок. Среди оружия даже затесался советский ППШ и пара сотен патронов к нему. Я как-то стрелял из ППШ, когда мы помогали Советам в Европе. Отличный ствол. Скорострельность, вместительный магазин, удобно лежит в руке. Из недостатков разве что мелкий калибр патрона, но все равно мне нравился этот ствол. Однако тот, что был в распоряжении нашей банды сейчас, мы решили отдать Лэриону, мулату, дед которого был беглым дворянином из Российской Империи. Хоть этот ствол и изобрели не в Империи, а уже в СССР, он все равно хотел этот автомат, ибо СССР – это преемник Империи. Хотя, хрен знает. Большевики, если верить нашим радиопередачам, жестоко свергли русского царя, расстреляв всю его семью. Но меня это не интересовало. Хочет этот «наследник дворянского рода» иметь советский ствол – пусть берет, я в чужие дела стараюсь не лезть.