Глубоко вздохнув, я попытался расслабиться, думая о том, как вести себя. Буду говорить, что ничего не знаю, думал я, и представляться сбившимся с пути безобидным туристом. Скажу, что просто попал не в ту компанию. Отпустите, мол, домой.
Руки у меня лежали на коленях и слегка дрожали. Один из сидевших позади конвоиров предложил мне флягу с водой. Я взял ее, но пить не смог. Солдат был молодой парень, и когда я возвращал флягу, он улыбнулся. На лице его не было и тени враждебности. На мгновение я вспомнил панический взгляд Фила. Что-то будет с ним?
Мне пришло в голову, что эта встреча с Филом — стечение обстоятельств. Но что оно может значить? О чем мог пойти разговор, если бы нас не прервали? По сути дела, я лишь отметил исключительную важность Манускрипта, а он предупредил, что здесь опасно, и посоветовал выбираться отсюда, пока меня не схватили. К сожалению, он опоздал с советом.
Мы ехали уже несколько часов, и никто не произнес ни слова. Местность за окном становилась все более ровной. Потеплело. Самый молодой из солдат передал мне открытую банку консервов — что-то вроде тушеной говядины, — но мне снова ничего не лезло в горло. Зашло солнце, и стало быстро темнеть.
Я ехал, ни о чем не думая и тупо глядя вперед, на дорогу, освещенную светом фар, а потом незаметно погрузился в беспокойный сон. Мне снилось, что я от кого-то скрываюсь. Я бежал изо всех сил, спасаясь от неведомого врага; вокруг пылали сотни громадных костров, и я знал, что где-то здесь наверняка есть тайный ключ, который откроет путь к знанию и спасет меня. Вдруг я увидел этот ключ посреди одного из гигантских костров и рванулся, чтобы вытащить его.
Я дернулся и проснулся весь в поту. Солдаты с подозрением глядели на меня. Встряхнув головой, я прислонился к дверце машины. Всматриваясь в выступающие сквозь темноту очертания местности, я боролся с подступающей паникой. Я был совсем один, меня куда-то везли под конвоем во мраке ночи, и никому не было дела до моих кошмарных снов.
Около полуночи мы подъехали к большому, тускло освещенному зданию. Двухэтажное, оно было сложено из каменных блоков. Мы прошли по дорожке мимо главного входа и вошли в боковую дверь. Ступеньки вели вниз в узкий коридор. Внутри здания стены тоже были каменные, а потолок был устроен из грубо оструганных досок, прибитых к широким балкам. Дорогу освещали подвешенные к потолку электрические лампы. Миновав еще одну дверь, мы попали в помещение, где располагались камеры. Нас догнал солдат, который по дороге на некоторое время куда-то исчез. Он открыл дверь одной из камер и жестом предложил мне зайти.
Внутри было три койки, деревянный стол и ваза с цветами. Удивило то, что в камере было очень чисто. Когда я входил, из-за двери на меня робко глянул молодой перуанец лет восемнадцати. Конвоир запер за мной дверь и ушел. Я присел на одну из коек, а юноша достал керосиновую лампу и зажег ее. Когда она осветила его лицо, я увидел, что он — индеец.
— Вы говорите по-английски? — спросил я.
— Да, немного, — отозвался паренек.
— Где мы находимся?
— Недалеко от Пуллкупа.
— Это тюрьма?
— Нет, сюда привозят, чтобы допрашивать о Манускрипте.
— Вы здесь давно?
Юноша застенчиво поднял на меня карие глаза:
— Два месяца.
— И что они с вами делают?
— Пытаются заставить разувериться в Манускрипте и рассказать о тех, у кого есть списки.
— И как же они это делают?
— Они со мной беседуют.
— Просто беседуют, не угрожают?
— Просто беседуют, — повторил он.
— Они не говорили, когда отпустят вас?
— Нет.
На какой-то миг я замолчал, и мой собеседник вопросительно посмотрел на меня.
— Вас задержали со списками Манускрипта? — спросил он.
— Да. А вас?
— Тоже. Я живу здесь неподалеку, в приюте. Директор приюта учил тому, о чем говорится в Манускрипте. Он разрешал мне учить детей. Ему удалось скрыться, а меня арестовали.
— Сколько же откровений вы прочитали? — поинтересовался я.
— Все, что найдены. А вы?
— Э-э, я прочел все, кроме Седьмого и Восьмого. У меня было Седьмое, но не было времени прочитать, а тут нагрянули солдаты.
Юноша, зевнув, спросил:
— Может, ляжем спать?
— Да, — рассеянно согласился я. — Конечно.
Я лег на койку, закрыл глаза, а в голове не переставая вертелись мысли. Что теперь делать? Как же я так попался? Удастся ли бежать? Я набросал не один стратегический план и сценарий действий, и лишь потом задремал.
Мне снова приснился сон, в котором все было как наяву. Я опять искал тайный ключ, но на этот раз заблудился в дремучем лесу. Я долго шел напропалую, и мне очень хотелось, чтобы что-нибудь помогло найти верный путь. Через какое-то время налетела страшная гроза, и все вокруг затопило. Потоком воды меня смыло в глубокое ущелье, а потом — в реку, которая понесла меня туда, где я стал тонуть. Я изо всех сил выгребал против течения и барахтался в реке, как мне казалось, не один день. В конце концов мне удалось выбраться из потока и прибиться к скалистому берегу. Я стал карабкаться вверх по камням и обступавшим реку отвесным утесам, забираясь все выше. Подниматься становилось все опаснее. Я собрал всю силу воли и мобилизовал весь свой опыт, чтобы преодолеть эти утесы, но в какой-то момент почувствовал, что стою, прижимаясь к поверхности скалы, и не моту двинуться дальше. Посмотрев вниз, я, пораженный, понял, что река, с которой я столько боролся, вытекает из леса и величаво разливается среди великолепия берегов и пойменного луга. На лугу среди цветов я увидел ключ. Неожиданно оступившись, я с криком рухнул вниз, в реку, и ушел под воду.
Задыхаясь, я резко подскочил на койке. Юный индеец, который, по всей видимости, уже не спал, подошел ко мне.
— Что случилось?! — спросил он.
Я отдышался и огляделся, соображая, где я. Я успел заметить, что в комнате есть окно и что снаружи уже светло.
— Всего лишь дурной сон, — проговорил я.
Юноша улыбнулся, будто ему понравилось то, что я сказал.
— В дурных снах — самые важные вести, — заметил он.
— Вести? — переспросил я, вставая и накидывая рубашку.
Казалось, он озадачен тем, что это нужно объяснять.
— О снах говорится в Седьмом откровении, — проговорил он.
— И что же там о них говорится?
— Там рассказывается, как… э-э…
— Толковать сны?
— Да.
— И как же?
— Нужно сравнивать происходящее во сне с тем, что происходит в вашей жизни.
На какое-то мгновение я задумался, не совсем понимая, что это значит.
— Что значит — сравнивать с тем, что происходит?
Юный индеец отвел взгляд:
— Хотите, истолкуем ваш сон?
Утвердительно кивнув, я рассказал ему о приснившемся.
Он внимательно выслушал, а потом предложил:
— Сравните главные события сна с тем, что у вас было в жизни.
Я посмотрел на него:
— А с чего начать?
— С самого начала. Что вы сначала делали во сне?
— Искал ключ в лесу.
— И что вы при этом чувствовали?
— Чувствовал, что заблудился.
— Сравните эту ситуацию с вашей сегодняшней.
— Может, они и на самом деле как-то связаны, — предположил я. — Я ищу ответы, касающиеся Манускрипта, и на самом деле, черт возьми, чувствую, что заблудился.
— А что еще произошло с вами в действительности?
— Меня задержали. Как я ни старался, меня заключили в тюрьму. Единственное, на что я могу теперь надеяться, — это уговорить кого- нибудь отпустить меня домой.
— Вы не хотели, чтобы вас поймали?
— Конечно нет.
— Что было во сне после этого?
— Я боролся с течением.
— А почему?
Тут я стал соображать, куда он клонит:
— Думал, что утону.
— А если бы не боролись?
— То меня вынесло бы к ключу. Вы хотите сказать, что даже не пытаясь изменить сложившуюся ситуацию, я смогу все же получить искомые ответы?
Мой собеседник озадаченно произнес:
— Я ничего не хочу сказать. Говорит сон.
Я задумался. Верно ли это толкование?
Юный индеец снова поднял на меня глаза:
— Если бы вы снова очутились в этом сне, что бы вы сделали по-другому?
— Я не стал бы бороться с течением, даже если бы мне казалось, что я тону. Я уже понимал бы, что к чему.
— Что представляет для вас угрозу сейчас?
— Наверное, военные и то, что я арестован.
— Так в чем же состоит посланная вам весть?
— Вы считаете, весть этого сна в том, что нужно положительно отнестись к аресту?
Он ничего не сказал в ответ, а только улыбнулся.
Я сидел на койке, прислонившись к стене. Это толкование взволновало меня. Если оно точно, то, значит, в конце концов никакой ошибки на развилке я не допустил, это лишь часть того, что должно было произойти.
— Как вас зовут? — спросил я.
— Пабло.
Улыбнувшись, я тоже представился, а потом вкратце рассказал, почему оказался в Перу и что из этого вышло. Пабло сидел на койке, упершись локтями в колени. У него были коротко подстриженные черные волосы, и он был очень худым.
— Почему вы оказались здесь? — спросил он.
— Я пытался выяснить все насчет Манускрипта.
— А конкретнее?
— Чтобы узнать о Седьмом откровении и о моих друзьях — Уиле и Марджори… и, я думаю, чтобы понять, отчего Церковь так настроена против Манускрипта.
— Священников здесь хватает, есть с кем поговорить.
Какое-то время я размышлял над его последними словами, а потом спросил:
— А что еще говорится о снах в Седьмом откровении?
Пабло стал рассказывать, что сны посылаются для того, чтобы мы узнали, чего нам не хватает в жизни. Потом он говорил о чем-то еще, но я не слушал, а отдался мыслям о Марджори. Мне ясно представлялось ее лицо, я подумал — где же она может быть, и тут же увидел, что она, улыбаясь, бежит ко мне.
До меня вдруг дошло, что Пабло перестал рассказывать. Я взглянул на него:
— Прошу прощения, задумался. О чем вы сейчас говорили?
— Ничего, ничего, — успокоил меня юноша. — А вот о чем вы задумались?
— Так, о своем приятеле. Ничего особенного.
У Пабло был такой вид, будто он собирается настоять на своем вопросе, но в это мгновение мы услышали, что кто-то подошел к двери. Через решетку было видно охранника, который отпирал засов.
— Пора завтракать, — пояснил Пабло.
Стражник распахнул дверь и кивнул головой, предлагая выйти. Я пошел за Пабло по каменному коридору. Мы дошли до лестницы и, поднявшись на один пролет, очутились в небольшой столовой. В углу стояло человек пять солдат, а в очереди за завтраком — люди в гражданском: двое мужчин и женщина.
Я остановился, не веря своим глазам. Эта женщина была Марджори. Она тоже увидела меня и, прикрыв рукой рот, широко раскрыла глаза от удивления. Я бросил взгляд на сопровождавшего нас солдата. Он с беззаботным видом направился к другим военным, улыбаясь на ходу и обращаясь к ним по-испански. Пабло прошел через столовую и встал в конец очереди. Я последовал за ним.
Подошла очередь Марджори. Двое мужчин уже взяли свои подносы и, о чем-то разговаривая, сели за один столик. Марджори несколько раз оглядывалась и, встречая мой взгляд, еле сдерживалась, чтобы не сказать что-нибудь. Когда она обернулась во второй раз, Пабло догадался, что мы знакомы, и вопросительно посмотрел на меня. Марджори отнесла свой завтрак за пустой стол, и мы, получив еду, подошли туда же и подсели к ней. Солдаты по-прежнему разговаривали между собой и, похоже, не обращали на нас внимания.
— Господи, как я рада увидеть вас! — проговорила Марджори. — Как вы здесь очутились?
— Я некоторое время скрывался у одних священников, — ответил я. — Потом поехал искать Уила, а вчера меня арестовали. Вы уже давно здесь?
— С тех пор, как меня обнаружили тогда на склоне.
Я заметил, что Пабло пристально наблюдает за нами, и представил его девушке.
— Насколько я понимаю, это должна быть Марджори, — проговорил он.
Они обменялись несколькими фразами, а затем я спросил ее:
— Что с вами произошло еще?
— Не так уж много. Я даже не знаю, почему меня арестовали. Каждый день приводят на допрос к одному из священников или офицеров. Они хотят знать, с кем я была связана в Висьенте и известно ли мне, у кого еще имеются списки. Раз за разом одно и то же!
Марджори улыбнулась и показалась мне такой беззащитной, что я снова ощутил сильное влечение. Она незаметно бросила на меня внимательный взгляд. Мы оба негромко рассмеялись. За завтраком все молчали, под конец распахнулась дверь и в сопровождении военного, по всей видимости старшего офицера, вошел священник в парадном облачении.
— Этот у священников самый главный, — пояснил Пабло.
Офицер что-то бросил солдатам, вытянувшимся по стойке «смирно», после чего он со священником направился через столовую в кухню. Священник посмотрел прямо на меня, наши взгляды встретились на миг, который показался мне вечностью. Я отвернулся и продолжил трапезу, не желая привлекать к себе внимания. Офицер со священником вышли на кухне через какую-то дверь.
— Это один из тех, с кем вы говорили? — обратился я к Марджори.
— Нет, — ответила она. — Я его в первый раз вижу.
— Я знаю этого священника, — проговорил Пабло. — Он приехал вчера. Его зовут кардинал Себастьян.
Я так и подскочил на стуле:
— Это был Себастьян?
— Похоже, вы о нем слышали, — заметила Марджори.
— Слышал, — подтвердил я. — Он — главный, кто стоит за противодействием Церкви Манускрипту. Я считал, что он находится сейчас в миссии падре Санчеса.
— А кто такой падре Санчес? — заинтересовалась Марджори.
Я хотел было рассказать о нем, но в это время к столику подошел наш конвоир и жестом предложил мне и Пабло следовать за ним.
— Время прогулки, — проговорил Пабло.
Мы с Марджори переглянулись. В ее глазах была скрытая тревога.
— Не волнуйтесь, — успокоил я ее. — Поговорим за обедом. Все будет хорошо.
Шагая на прогулку, я задумался: а обоснован ли мой оптимизм? Эти люди могли в любой момент сделать так, что мы исчезнем бесследно. Солдат провел нас через небольшой холл, вывел на лестницу и встал у выхода. Мы спустились во дворик, окруженный высокой каменной стеной. Пабло кивком предложил мне пройтись по периметру дворика. Пока мы прогуливались, он несколько раз наклонялся, чтобы сорвать цветок с разбитых около стен клумб.
— О чем еще говорится в Седьмом откровении? — спросил я.
Он наклонился и сорвал еще один цветок.
— В нем говорится, что не только сны подсказывают нам, как быть. Наставления посылаются и в помыслах, и в видениях.
— Ну да, об этом говорил падре Карл. Расскажите, каким образом наставления посылаются в видениях.
— Вам могут привидеться определенные события, которые укажут на все, что может произойти с вами. Если отнестись к этому со вниманием, то можно быть готовым к любому повороту в своей жизни.
Я посмотрел на него:
— Знаете, Пабло, мне привиделось, что я встречу Марджори. И я встретил ее.
Он улыбнулся.
По спине у меня пробежал холодок. Похоже, я на самом деле оказался там, где нужно. То, что я интуитивно предвидел, сбылось. Мне не раз приходила в голову мысль, что я найду Марджори, и вот теперь это случилось. Произошло стечение обстоятельств. Я почувствовал себя легче.
— Такие мысли приходят нечасто, — признался я.
Пабло отвернулся в сторону:
— В Седьмом откровении говорится, что таких мыслей у всех нас гораздо больше, чем мы это сознаем. Для того чтобы распознать их, мы должны быть очень наблюдательны. Когда что-то приходит в голову, необходимо задаться вопросом — почему? Почему сейчас я подумал именно об этом? Какое это имеет отношение к стоящим передо мной в жизни вопросам? Если мы постараемся думать таким образом все время, то это поможет избавиться от необходимости за всем постоянно следить. Таким образом, мы оказываемся в потоке эволюции.
— А как насчет черных мыслей? — спросил я. — Например, страха перед тем, что может случиться что-то плохое: пострадает любимый человек или не удастся достичь чего-то очень желанного?