Я почти ничего не чувствовала, даже боли, и на тот момент мой внешний мир стал состоять только из двух людей: профессора и Ады.
Они были хорошими для меня только потому, что я им зачем-то еще была нужна!
Но когда я стала немного приходить в себя, то поняла: теперь я у них навсегда, до конца моих дней, в неоплатном долгу.
Ни Ада, ни Николай Валерьевич не знали о том, что у меня есть свои деньги.
Долгое время я и сама об этом не вспоминала.
Ну, не так, чтобы очень много по нынешним временам, но той суммы, которая лежала на сберкнижке (да, вот так, по старинке!) в банке, было достаточно для того, чтобы самостоятельно оплатить поездку на Кипр.
Эти деньги я когда-то скрупулезно заныкивала на черный день, и даже родители об этом не знали.
Зачем ныкала?
Боялась, что родители болеть на старости лет начнут, а у меня с работой что-то пойдет не так.
До поездки оставалось еще три месяца, и самая главная проблема была сейчас для меня такая: как и когда переговорить о ней с профессором.
Аду, если все, конечно, срастется, я решила поставить в известность в последний момент.
На то у меня были свои соображения.
Сегодня была суббота, и после долгих упреков с моей стороны Николай Валерьевич решил, что вечером мы идем в ресторан, и идем вдвоем.
Ура?! Ура…
Я даже как-то необычайно оживилась с самого утра: как будто мне восемнадцать и рядом с подъездом меня вот уже битый час ждет интересный взрослый мужик, которого я непреодолимо заинтриговала!
После того как Николай Валерьевич сослал семью на дачу, а по факту – оставил, на свои личные удовольствия он стал тратить существенно больше денег, и мои недешевые наряды стали неотъемлемой частью его возрастных чудачеств, хотя, сказать по правде, во многих вопросах он был жадноват…
Но наряды-то мои он, по большому счету, не мне покупал, а себе!
Я же теперь тоже стала частью его статуса, а о той, которая осталась жить на даче под Звенигородом, я предпочитала совсем не думать, тем более что она, равно как и все другие, не могла знать об истинном положении вещей в наших с ним отношениях.
Вот что значит порода, воспитание!
Ни разу его жена не позвонила ни мне лично, ни при мне профессору, ни разу не обрушила на меня проклятия или что там еще делают бывшие (по факту) жены в подобных ситуациях?
Ну, а мне-то чего было ее жалеть?
Почти уверена, что нехилую «коробочку с бриллиантами» она за всю их совместную жизнь все-таки заработала.
Да и денег на жизнь профессор давал семье не так чтобы много, но хоть исправно.
Все как у порядочных людей.
Его жена должна была помнить меня угловатой пигалицей, с мятыми бантами в рыжих косичках, сидящей в компании давно умершей таксы под этим самым столом в гостиной, на который теперь я по выходным дням накрывала завтрак.
Тогда, помню, она превосходно умела печь «Наполеон», и этот сливочный, с крошкой, вкус во рту был для меня единственным мостиком, ведущим в прошлое этого дома…
Хотя, если честно, бывшей я ее не считала, потому что я, вроде бы как нынешняя хозяйка дома, не совсем профессору жена.
Жена – это другое.
Это особая каста, попасть в которую, мне, вероятно, уже не суждено.
– Мой фюрер, этот пиджак тебе великоват!
– Да…
Профессор неловко затоптался перед зеркальным шкафом в коридоре и посмотрел на меня чуть виновато:
– И что же мне надеть?
Я-то сама уже была готова к выходу.
На мне было надето ярко-синее шелковое платье, на левом боку которого камушками Сваровски была выложена алая роза.
Мы договорились сходить в «Турандот». Последняя шалава Москвы и та уже небось побывала в этом запредельно дорогом ресторане, а я еще нет. Я так долго ныла и жаловалась профессору на сей факт, что вот, наконец-то, свершилось!
– Надень другой, я помогу тебе выбрать.
У Николая Валерьевича одежды было немного, но все, что имелось, было отличного качества, тут уж он себя не обижал! Пару раз я даже принимала участие в его шопинге.
Он, как и большинство мужиков, не любил магазины, мгновенно в них потел, злился на непонятливость продавцов и всегда спешил поскорей покончить с покупками. Но для меня делалось исключение: все платья, туфли, сапожки, даже белье он долго и придирчиво оценивал, прежде чем утвердительно мотнуть головой и полезть за кредиткой.
Ну а что такого?!
Галатея должна быть в шелках!
А в последнее время я решила шить вещи у портнихи, потому что это действие очень ладно укладывалось в наш с профессором быт.
Живем мы на Пятницкой, в старинном доме.
Коммуникации, правда, давно тут прогнили, и как ни маскируй воздух дорогими палочками-ароматизаторами, все равно в туалете болотом каким-то попахивает. Зато потолки здесь – под четыре метра.
А сам дом – это не просто дом, а архитектурный памятник!
Это вам не моя трешка-малогабаритка в убогой серой панельке.
И живу-то я с профессором! Я еще пешком под стол ходила, а он уже оперировал тех исключительных и смелых дам «Страны Советов», которые могли себе позволить многое, и пошивать одежду в дорогих ателье в том числе.
Николаю Валерьевичу идея с ходу понравилась.
Давно пора. Прелестная мысль.
Так мало того, когда я нашла достойную и относительно недорогую портниху, он и на примерку собрался вместе со мной!
Я отговаривала, как могла, мол, куда тебе еще тащиться после работы, но он настойчиво просил посещать ее в таком случае по утрам и мужественно сидел по полчаса в кресле, прежде чем я выплывала в куске шелка, заколотого булавками.
Ада считала, что он любил меня.
А я считала, что он любил во мне свои фантазии.
Он любил игру, которую он сам же и придумал, чтобы не только продлить, но и раскрасить себе жизнь.
Наверное, истина, как обычно, была где-то посередине.
И еще профессор давал мне пусть неустойчивое, но все же ощущение того, что у меня снова есть семья.
Это – причина номер один.
К тому же (а чего кривляться-то, как есть, так и говорю!) он давал мне возможность безбедно жить и иметь при этом какой-никакой, но статус.
Но забирал он гораздо больше.
Но это сложно кому-то объяснить.
Да мне и некому…
Люди видят только то, что хотят видеть.
А мне на них глубоко плевать, на людей.
Мы вышли из подъезда под летящий, чудный первый снежок. Такси уже подъехало. Я заказала «Волгу» с шашечками, как хотел профессор. Во многих мелочах он был консервативен и сентиментален.
Воспитанный до мозга костей, профессор галантно открыл предо мной заднюю дверцу и не забыл поправить мое длинное, в пол, платьице, чтоб не помялось.
В компании хмурого таксиста мы выехали на такую же неприветливую московскую набережную.
Сегодня утром я пыталась навести порядок в коробке с витаминами и биодобавками. Я закупала все это по Интернету пачками, и кое-что уже было просрочено.
На банке со спирулиной стоял срок годности: март следующего года.
Сейчас, глядя на первый снег, мне казалось, что это все, существующее уже где-то во временно-пространственном континууме, будет не со мной, а где-то на совершенно другой планете: и март, и апрель, и май, проклятый май…
Я поняла: если разговор сорвется или пойдет не по тому руслу, если поездка на Кипр по каким-то причинам не состоится, я просто не доживу до весны.
13
На личном деле Селезневской отсутствовал год рождения, стояли только число и месяц.
Сначала я хотел было прямо так и подкатить с этим к управляющей клубом, с которой у меня были теплые и давно уже не протокольные отношения, но потом прикинул, что тот вопрос, который меня интересует, вызовет, конечно, с ее стороны встречный.
При оформлении членства и подписании договора клиенту необходимо иметь с собой паспорт.
А как же!
Договор – необходимый для отчетности документ. Договоры хранились отдельно, в кабинете нашей управляющей Виктории, но общая информация дублировалась на первой странице личного дела каждой клиентки.
Тут много таких женщин, которым на самом деле давно уже за полтинник перевалило, но благодаря баблу мужей и параноидальному стремлению выглядеть всю жизнь на тридцать некоторым из них действительно удавалось выглядеть на сорок – сорок пять.
Реальный возраст клиентки нам, инструкторам, необходимо было знать совсем не из любопытства, а для того, чтобы грамотно распределить нагрузку на организм. Внутренние органы ведь ботоксом не обманешь.
Но при чем тут Алиса?
Ей и было максимум тридцать, да и то – выдавали ее только временами уставший взгляд, мелкие морщинки вокруг глаз и еще жизненный опыт, озвученный в некоторых коротких и циничных оценках ситуаций или людей, которые она время от времени бросала вслух.
Но когда она заходила в клуб в своих больших солнцезащитных очках, больше двадцати пяти ей вообще бы никто и не дал!
К чему бы ей скрывать свой возраст?
На параноидальную больную, которой вечно должно быть восемнадцать, она вроде не похожа.
Небрежности со стороны заполняющих анкеты администраторов быть не могло, абсолютно у всех моих клиенток была проставлена полная дата рождения.
Ладно, будет удобный повод, спрошу у Виктории.
И чего же мне все так любопытно?
У меня что, от разгадки этих тайн что-то в жизни может поменяться?
Нет…
Но теперь я стал ждать этих двух дней в неделю, тех, когда она приходила в клуб, так, как не ждал зарплату!
Анализировать все это не получалось. Никак.
А я пытался, честно пытался разобраться с собой, точно так же, как и наладить отношения с Гришей.
И чего он все дуется, зачем выстроил эту стену, он же знает, что я не только не буду, но и не хочу ничего делать с этой его Селезневской!
На наших с Алисой занятиях мы разговаривали только по делу, но я явственно ощущал, как постепенно, сантиметр за сантиметром, с каждым разом теплеет ее тело, заключенное в мои руки.
У нее было хорошее чувство юмора.
Быстрое, острое, не дающее возможности ни на секунду потерять бдительность. Пару раз я задумался, тормознул, и она посмотрела на меня так снисходительно и насмешливо, как смотрят на ребенка, наделавшего в штаны.
И меня это стало сильно беспокоить.
Больше всего я не хотел выглядеть перед ней глупым и слабым.
14
Козырь у меня был только один – дальше Сочи, где мы были всего только раз, мы никогда не путешествовали: профессор не мог летать на самолетах.
Сосуды, давление, хроническое предынфарктное состояние.
Сапожник без сапог, одним словом.
Сколько я ему говорила, что вовсе не за мной надо так тщательно следить, а самому ему уже давно пора лечь на обследование – он все откладывал и откладывал…
А еще у профессора не было такого понятия, как праздник.
Захочет кто-то оперироваться прямо Восьмого марта (а я думаю, дур много и кто-то обязательно захочет!) – значит, это будет у него обычный рабочий день.
Зная Николая Валерьевича, я думала о том, что вряд ли он мог испытывать по отношению к кому-то ревность чисто физического характера, но я прекрасно понимала, что он точно не захочет жить без меня целых десять дней, а еще и здоровье мое являлось для него поводом для ежедневного беспокойства.
А я была здорова как лошадь.
По крайней мере, так я себя ощущала с тех пор, как прекратились операции и я стала регулярно ходить в клуб.
Я сказала ему, что он гений, что он лучший, что он самый великодушный. Я напомнила ему о том, что, кроме него и сестры, у меня никого в целом мире нет!
Услышав мою просьбу, озвученную между вторым блюдом и десертом, под сухое белое французское, он сначала оплыл, как растаявший вафельный рожок, а потом, усилием воли собрав лицо обратно, обещал подумать.
Вообще-то, эта была не просьба, это был вопрос.
Просят рабы, а я, кем бы я теперь ни была, я все же – человек, личность, давно достигшая совершеннолетнего возраста!
Ну что ж, чрезмерно давить на него я не буду, на все воля Божья…
Если честно, эта поездка нужна была мне только для того, чтобы хоть ненадолго отвлечься, подумать, заставить себя читать книги и наконец-то начать активно вести свой блог в Интернете!
Ну, в этом я себя убедила…
А Платон странный.
Он будто одной ногой находится в другом измерении.
Он вроде и здесь – и не здесь.
Я поняла, почему меня к нему тянет.
Мы оба – оборотни, которые упорно пытаются представить публике что-то совсем другое, не то, что есть на самом деле!
Да, он не пытается меня клеить, не лезет в душу и вне занятий не проявляет ни малейшей инициативы для того, чтобы расширить границы нашего общения.
Но женским, глубинным, я все же чувствовала, что совсем ему небезразлична…
В общем, если Платон на Кипр не поедет, я тоже, да хоть в последний момент, возьму и откажусь!
– Я слышал, ты в марте на Кипр хочешь поехать?
Ну где еще можно встретить Гришу? Конечно, за «колонной курильщиков», которую, сколько я помню, то тут, то там подкрасят и все никак не докрасят.
– Возможно…
Я закончила сет с Платоном, а сразу за мной у него была другая клиентка, поэтому я, располагая свободным временем, решила немного поболтать со своим бывшим инструктором.
– Угу… Платон в этом году едет, знаешь?
– Я в курсе.
Мы помолчали. Гришка добил сигарету, аккуратно затушил окурок об урну, хмыкнул нарочито равнодушно, а потом, словно прикинув что-то в голове, вдруг бросил напоследок:
– Ну что ж… Желаю счастья и хороших эмоций!
– В смысле?
– Ну как… Ты же такая… женственная, мужчин настоящих должна любить, – он мерзко хохотнул, – вот я и желаю тебе отлично провести время на Кипре с настоящим мужчиной!
«Гаденыш какой, с чего бы это?»
Я расплющила недокуренную сигарету об урну, приложив к этому столько силы, что край запястья испачкался в краске.
Мгновенно затрещала голова. На душе стало гадко.
А ведь еще каких-то пять минут назад у меня было чудесное настроение.
Но все-таки, что же хотел донести до меня этот поц?!
15
Вот эта тревожная, подружка Алисина, которая была в тот вечер в фиолетовом, помнится, все сыпала тогда какими-то известными именами.
По обрывкам того разговора я понял: она занималась дизайном.
Ну, раз она пришла вместе с ней на вечеринку, значит, была очень близка Алисе!
Насколько я заметил, моя подопечная была достаточно замкнута и ни с кем из других клиенток клуба почти не общалась.
Эх, надо бы мне мою девушку сегодня погуглить!
Богемные люди обожают где-то засвечиваться и оставлять за собой следы в Интернете, и, по-моему, большую часть своих телодвижений они направляют как раз таки именно на это!
Маша уснула. Я пошел на кухню, включил ноутбук.
Набрал в поисковике: «Алиса Селезневская».
На первой странице тут же выскочили ссылки на героиню фильма «Гостья из будущего».
Я внимательно просмотрел заголовки: да нет, все пустое, только про этот персонаж родом из детства. На второй странице – все то же плюс еще прибавилась улица Селезневская.
Жаль, я не знал, как величали ту словоохотливую фиолетовую даму, может, если ввести их имена в тандеме, то и вышло бы что-нибудь путное.
На третьей и четвертой странице появились предложения приобрести книгу «Алиса в Стране чудес» в новом издании, мелькнула какая-то Анька Селезневская из «Одноклассников», Селезневская Марина Вячеславовна, доктор высшей категории.
В правом нижнем углу монитора появилась птичка – мне пришло сообщение.