На территории, открывшейся за мостом, Кузнецов показал довоенное здание КБ Грабина, разрабатывавшего здесь когда-то зенитные орудия. Среди новых корпусов особо выделялось огромное, почти достроенное здание ЛКК.
В одном из корпусов мы быстро отыскали небольшой зальчик с кульманами, где разместились проектанты, занятые в новом проекте. Это было их временное пристанище на многотрудном пути в ЛКК, где они должны были закрепиться надолго. Кузнецов знал всех. Они его тоже. Мне же вначале запомнился лишь радушно принявший нас Иван Иванович.
Он сходу обрушил на нас лавину информации. В разговоре сразу возникло странное название новой тематики – «Подъем».
– Кого это он поднимать собрался? – удивился Кузнецов, – Уж ни самого ли Сергея Павловича? Значит, считает, что мы лежим на боку? Ну и что же он, наконец, сам предложил? Интересно-интересно.
Увы. Ничего интересного мы не обнаружили. В основе нескольких вариантов ракет серии «Подъем» лежал модный тогда модульный принцип. Каждый из вариантов носителей представлял собой набор из нескольких модулей. Едва показали первый вариант, раздался дружный смех. Смеялись все, включая самих проектантов.
– Да это же типичная королевская семерка, только уж очень жирная, – мгновенно опознал плагиат Кузнецов.
– Не совсем, – обиженно оппонировал Иван Иванович, – Центральный блок с кислородно-водородными двигателями, а каждый из четырех боковых блоков оснащен кислородно-керосиновым тысячетонником. Этот носитель способен вывести стотонную полезную нагрузку, – с гордостью пояснил он.
– Ну и когда он сделает свой тысячетонник? – вспыхнул Кузнецов, – Это лет десять понадобится. А мы что будем делать все это время? А Н1 уже сейчас готова выводить такую же нагрузку. Бред какой-то.
– Ну а главная изюминка проекта – это спасаемые блоки многоразового применения, – поспешил обрадовать нас Иван Иванович «уникальным проектным решением».
– Да-а-а? Тут уж крыть нечем, – с усмешкой заявил Кузнецов, – Американцы ударились в многоразовость и мы за ними… Молодцы. Может и «Шаттл» скопируем? А что, мысль. Только сколько лет нам для этого понадобится? У них эта программа вовсю идет. Да и с твердотопливными движками у нас напряженка. Лет через пятнадцать-двадцать сделаем. С Луной пролетели и здесь успешно пролетим. При Короле у нас хоть королевство было, а при Глушко нас, похоже, ждет полная глухомань, – под дружный хохот закончил свой монолог Владимир Александрович.
Но, едва все отсмеялись, Иван Иванович подвел нас к следующему кульману. На этот раз от взрыва смеха задрожали стекла окон. Нашему взору предстала карикатурная копия «Шаттла». Четыре боковых модульных блока были сдвинуты и соединены попарно, а на центральном блоке приютился самолетик, явно скопированный из какого-то иностранного журнала. Плохо проработанная конструкция выглядела в глазах ракетчиков, привыкших к иным формам, нелепо и не внушала ничего, кроме разочарования.
– Типичный утюг, – выдал свою оценку Кузнецов.
– Вот-вот, – подтвердил кто-то из проектантов, – Сам Садовский этот вариант именно так и определил.
А вот и очередной «Подъем». На этот раз вместо самолетика сбоку прилепили универсальный обтекатель, под которым можно было разместить, что угодно. Этот вариант не вызвал никаких эмоций. Тот же утюг. А Иван Иванович уже манил нас к очередному «шедевру» проектной мысли.
На этот раз вокруг центрального блока расположились целых восемь боковушек. Центральный блок был увенчан разгонным блоком, продолжением которого служил все тот же универсальный обтекатель. Этот вариант хоть напоминал привычную ракету.
– Двухсоттонник, – с гордостью сообщил Иван Иванович. Лишь этот вариант был встречен с некоторым почтением.
– Да-а-а. Действительно «Подъем», – с легкой иронией подвел итог Кузнецов, – И когда же мы все это увидим в металле? – спросил он.
– Через три года, – к всеобщему удивлению выдал Иван Иванович.
– Через три года? – недоверчиво переспросил Кузнецов.
– Таков план-график, – пояснил Иван Иванович.
– Бумага все выдержит, – разочарованно выдал Владимир Александрович, – Пойдем, Толя, свою бумагу марать. Может, тоже что-нибудь с тобой поднимем.
Вернувшись в отдел, мы ни с кем не стали делиться полученной информацией. Зачем? Я уже давно заметил, что не только мы с Кузнецовым, но и весь коллектив постепенно втянулся в рабочий режим. Правда, вначале недоумевал, чем это вдруг оказались заняты наши коллеги в условиях царившего всеобщего безделья. Но вскоре выяснилось, что для некоторых программ, предложенных Челомеем, потребовался разгонный блок, разработанный ЦКБЭМ для ракеты Н1.
Это была реальная работа. Для начала требовалось переиздать всю документацию блока. Оказалось, платить за нее будут как за новую разработку, а «разработчики» получат возможность «отработки новой документации» на полигоне. А это не только повышенный оклад и командировочные, но и неплохие премии. Все, кто мог, постарались не упустить свой шанс. Но, желающих оказалось слишком много. Образовалась очередь, в которой каждый стремился правдами-неправдами обойти конкурентов.
В нашем секторе из этой склочной возни выпали только мы с Кузнецовым. Что ж, похоже, новая тематика здесь интересовала только нас двоих. Даже Мазо переключился на разгонный блок и по слухам готовился уехать в командировку. Так что мы временно оказались предоставленными сами себе. И это в такой-то момент, когда обстановка в КБ вдруг начала стремительно меняться.
Неожиданно для всех Глушко уволил своего заместителя Садовского, доставшегося ему еще от Мишина. Ходили слухи, что тот открыто высказал Глушко все, что думал о его программе «Подъем». Изложил Садовский и свое мнение о копии «Шаттла»: «Моя бабушка еще в детстве меня учила, что утюги не летают», – якобы заявил он на роковом для себя совещании.
Протестуя, подали заявления об уходе по собственному желанию еще несколько замов, которые давно поняли, что никогда не войдут в заветную тройку, с которой Валентин Петрович намерен работать лично. Поддержал Садовского и Дорофеев, правда, немного странным образом, но с тем же конечным результатом. Борис Аркадьевич с досады тут же написал заявление с просьбой предоставить ему сразу все накопленные им отпуска за несколько предыдущих лет. Резолюция Глушко «Против увольнения не возражаю» не оставила выбора, и обиженный Дорофеев уволился с предприятия. Его обязанности автоматически стал исполнять Евгений Васильевич Шабаров, стремительная карьера которого началась именно с этого временного поста.
Разом освободившись от королевской гвардии, Глушко, похоже, почувствовал себя в КБ достаточно уверенно. Причем, уверенно настолько, что провел несколько демаршей, которые поразили все КБ, а возможно и более высокие государственные инстанции.
Обеспокоенный событиями, связанными с массовыми увольнениями известных в отрасли людей, министр Афанасьев официально вызвал Валентина Петровича на ковер. Однако Главный конструктор вызов проигнорировал, мгновенно оформив фиктивный краткосрочный отпуск. «Доброжелатели», скорее всего, тут же доложили наверх, что Глушко не в отпуске, а на своем рабочем месте.
Выждав заявленный срок отпуска, министр решил самолично посетить строптивого подчиненного с тем, чтобы ознакомиться с положением дел на месте. О визите министра его служба предупредила заранее. Я с интересом следил за приготовлениями к приезду высокого гостя. Это так напомнило мне аналогичную суету, которую многократно наблюдал на полигоне, и несколько раз даже руководил тотальным удалением чахлой пустынной растительности с территорий, прилегающих к дороге, по которой должны проехать длинные кортежи правительственных лимузинов, специально доставленных в город Ленинск по такому случаю.
В день посещения уже утром на всех перекрестках дежурили усиленные наряды ГАИ в парадной форме. Вся территория предприятия сияла чистотой. Повсюду, как и в городе, расставлены милицейские посты. По заводскому радио несколько раз предупредили о запрете любых перемещений по территории предприятия, даже по служебной необходимости. В вестибюлях корпусов дежурили люди с красными повязками, которые отлавливали нарушителей и возвращали их на рабочие места.
Любопытствующие коллеги прямо с утра заняли наблюдательные посты у всех окон, из которых можно было хоть что-то разглядеть. Наблюдателей периодически разгоняли проходившие мимо руководители или люди с красными повязками, но освободившиеся места тут же занимали другие. Наконец, за полчаса до начала обеденного перерыва в комнату влетела группка возбужденных сотрудников, своими глазами увидевших министра и его свиту. Все бурно выражали свое удивление тем, что гостя сопровождал не Глушко, а наш Шабаров. Именно этот факт и вызвал многочисленные дискуссии, продлившиеся даже после обеденного перерыва.
Оказалось, накануне приезда министра Валентин Петрович оформил дополнительный отпуск и покинул предприятие. Его заместители в знаменательный день тоже оказались, кто в командировке, кто на больничном, а кто и в краткосрочном отпуске по семейным обстоятельствам. На рабочем месте остался только Шабаров, но он всего лишь исполнял обязанности заместителя Главного.
Похоже, Евгений Васильевич приглянулся министру, поскольку он тут же подписал приказ о назначении его на должность. Не исключено, что это назначение было политическим ходом министра – Глушко не мог дезавуировать приказ.
Вскоре после этих событий меня пригласил Бродский. Оказалось, нас обоих вызвал Шабаров по поводу моей служебной, о которой я давно забыл.
– Это вы автор записки, за которую я теперь должен краснеть? – спросил Шабаров, показывая подготовленный мной документ. Это действительно был мой вариант, не откорректированный Мазо.
– Да, я исполнитель именно этого варианта служебной записки. Ее черновик я передал начальнику сектора, но дальнейшая судьба документа мне неизвестна.
– Ваш начальник отдела убедил меня подписать этот документ и разослать по всему предприятию. Вот теперь полюбуйтесь, что я должен читать по этому поводу, – передал Шабаров несколько ответов, – Выйдите в приемную и внимательно почитайте. Будете готовы, заходите.
Я быстро просмотрел материалы. Документы были подписаны крупными руководителями, но, по сути, представляли собой заурядные отписки, написанные с апломбом, в менторской тональности. Понятно, почему так переполошился Шабаров. Он видел в этих бумажках вызов своей персоне, обласканной министром. И еще я понял, что не только могу, но и обязан разнести оппонентов в пух и прах, поскольку под угрозой оказался и мой авторитет специалиста.
– Евгений Васильевич, краснеть должны, те, кто подписал эту белиберду, очевидно, не читая, – обратился я к Шабарову, возвращая документы, – Я готов ответить нашим оппонентам. Надеюсь, заставлю их впредь отвечать на наши документы по существу, а не излагать свои путаные мысли. Такое могли написать только некомпетентные или ленивые исполнители. Мне жаль их начальников.
Шабаров с интересом посмотрел на меня.
– Что ж, жду. Это было бы кстати. Мне нравится ваша убежденность. Постарайтесь камня на камне не оставить от инсинуаций этих нахалов. Но, пожалуйста, интеллигентно. Мы же пишем не исполнителям, а их руководителям. Жду, – отпустил Шабаров, ободренный моим выступлением.
И я расстарался. Особое внимание уделил анализу ответов проектантов и двигателистов, подписанных известными руководителями – Каляко и Соколовым. Бродский, едва прочел мои «критические заметки», тут же позвонил Евгению Васильевичу, и через полчаса мы снова были у Шабарова.
Евгений Васильевич читал молча, но периодически хмыкал и улыбался. Закончив чтение, подписал бумаги и протянул их не Бродскому, а мне.
– Спасибо. С вами действительно лучше не спорить. Мягко по форме, но жестко по существу. Большое спасибо, – пожав руку, отпустил Шабаров. Бродский остался у него.
– Евгений Васильевич доволен твоей работой. Просил отметить, – сообщил вернувшийся от Шабарова Бродский, – И еще просил полностью переключить тебя на новую тематику.
– Я и так переключен, Эмиль Борисович.
– Я знаю. Но это хороший знак, Анатолий. У Шабарова открылись неплохие перспективы. Многим это, конечно, не нравится. А отсюда этот коллективный демарш.
– Я так и понял, Эмиль Борисович.
Глава 8. Вокруг РЛА
А вскоре мы с Кузнецовым вновь посетили проектантов.
– Так это ты, оказывается, Зарецкий? – посмотрел на меня Иван Иванович так, словно видел впервые.
– Я именно так и представился, когда мы знакомились.
– Да, я помню. Тут Яков Петрович на совещании врезал всем за наш ответ, который ты разнес по полной программе. Так и приказал, все документы от Зарецкого докладывать ему лично, а не подсовывать на подпись всякую ерунду. А никто не знает, кто такой Зарецкий. И я забыл. Только сейчас вспомнил. Ну, ты молодец. Я все твои служебки потом почитал с большим удовольствием.
С того самого разговора я, как и Кузнецов, получил возможность обращаться к Ивану Ивановичу по любым вопросам. Он никогда не отказывал, если просил согласовать мои материалы, или ознакомить с последними проектными решениями. Именно он постепенно познакомил меня со всеми проектантами, работающими по новой тематике.
Как и в наш первый визит, Иван Иванович показал все те же варианты программы «Подъем». Однако каждая из ракет уже получила свой индекс, начинавшийся с аббревиатуры «РЛА».
– Что за РЛА такая? – удивился Кузнецов.
– Ракетный летательный аппарат. РЛА-1 это первая ракета Глушко, которую он запускал еще до войны, – пояснил Иван Иванович, – Как только возник «РЛА», наименование «Подъем» исключено отовсюду, как класс.
Было заметно, что проектанты время не теряли. Модульные блоки тоже получили индексы. Центральный блок – «Ц», а боковушки – «А». Блок Ц почти не изменился, а вот блок А превратился в какого-то монстра. Иван Иванович рассказал, что блок Ц будет, как у американцев, одноразовым, не спасаемым. А вот все довески на блоках А предназначены для послеполетного спасения блоков.
И он продемонстрировал картинки, на которых были изображены этапы спасения. Там было все: и этап закрытия двигателя защитным обтекателем, разворачивающимся, как китайский веер, и несколько этапов работы парашютной системы, и этап раскрытия четырех выдвигающихся лап, на которые должен приземлиться блок, и, наконец, этап срабатывания тормозных двигателей в момент касания этими лапами земли.
Сложно, громоздко, ненадежно. Как и где собирать эти блоки? Как их обслуживать в пустыне? Чем доставлять на техническую позицию для обслуживания? Выяснилось, что по трассе полета ракет будет создана приличных размеров площадка приземления блоков. И еще нас порадовали тем, что при первых полетах все блоки будут одноразовыми. Что ж, здравая мысль. А там, глядишь, можно и вообще отказаться от сомнительной идеи спасения блоков.
Посмотрели на вариант с самолетиком. Сам аппарат приобрел некоторую индивидуальность и уже заметно отличался от «Шаттла».
На обратном пути зашли к двигателистам. Они располагались в здании, где когда-то было КБ Грабина. Сам корпус понравился, но был явно перенаселен. Жуткая теснотища. Нам с Кузнецовым еле нашли два свободных стула, и мы примостились у какого-то кульмана, на котором кто-то чертил пневмогидравлическую схему блока А.
– Жора Александров, – представил мне «чертежника» Кузнецов.
Знакомая фамилия. Все аналогичные документы Н1, которые я когда-то изучил вдоль и поперек, были подписаны Александровым и Крутовым. Вскоре к нам подошел и сам Крутов – начальник Александрова.
– Сколько Жора не рисует, все Н1 получается, – пожаловался он Кузнецову, и они вышли покурить.
Я же остался посмотреть схему. Действительно, типичная Н1. Нет только схемы двигателя. Вместо нее пустой квадратик.
– А схемы тысячетонника у вас нет? – спросил Жору.
– Даже неизвестно, когда будет, – «обрадовал» Александров, – Мы, когда у них были, ребята только руками разводили. Кто, говорят, будет его проектировать? У нас таких специалистов и в помине нет. Остался один криогенщик, который еще движки для семерки проектировал. Но, он уже пенсионер, работает только по два месяца в году. Пусть, говорят, сам Валентин Петрович проектирует.