ГЛАВА 1
Любое возвращение, куда-либо и к чему бы то ни было, как правило, вызывает в каждом из нас определённые положительные эмоции. Ну, сами представьте. Как порой приятно вернуться на ту самую улицу, где прошло твое детство; в школьные стены, за десять лет учёбы, ставшей тебе чуть ли не родными. Или в город, в котором провел большую часть своей жизни, и с которым судьба вдруг разделила тебя на долгие годы. Что ж тогда говорить о человеке, вернувшемся с того света.
И, тем не менее, услышав весенние трели птиц, а чуть позже, и увидев за окном голубое небо, какого-либо бурного восторга, я почему-то вовсе не испытал. Быть может, случилось это потому, что открыв в то памятное утро глаза, мне и в голову не могло прийти, что последние четыре месяца, я пребывал в бессознательном состоянии, балансируя между жизнью и смертью. Но об этом, мне расскажут уже после.
Пока же, я просто проснулся утром. Как это ежедневно делают миллиарды людей. С единственной поправкой, на не слишком знакомую, окружавшую меня ныне обстановку.
Причём, первая, посетившая мой разум мысль, была несколько абсурдной и одновременно, вполне реальной.
«Не уж-то, я вчера перепил?.. Потерял над собой контроль, потому и был доставлен сюда, в вытрезвитель!..»
Да-да, не удивляйтесь, пару раз я успел побывать в подобных, не самых приятных заведениях. Правда, попадал я в те истории, уж довольно-таки давно, сразу после своей армейской службы.
И если не вытрезвителем, то чем ещё можно было объяснить тупую головную боль; пересохшее горло и металлическую кровать, на которой я нынче лежал. Ко всему прочему, казённое бельё, насквозь пропитанное приторным хлорным запахом.
Оглядевшись по сторонам, и приметив рядом с собой ещё пару аналогичных, аккуратно заправленных простецких кроватей, я в ещё большей степени утвердился в своём первоначальном убеждении на счёт «спецмедслужб».
Судорожно пытаясь припомнить подробности вчерашнего вечера, я постепенно начал восстанавливать хронологию прошедших со мной событий. К примеру, вспомнил заснеженную набережную. Ночное здание Речного порта. Всплывший из глубины речных пучин теплоход. Магистра. Аэртона. Марту. Машину «Скорой помощи» и горе-врача Сергея Арнольдовича…
«Однако всё это было, накануне Нового Года. А сейчас, чуть ли не лето. Окна открыты. Веет теплом и свежим воздухом. Стоп. Никакой это не вытрезвитель. А самая настоящая больница. Где, вопреки всему, меня и вернули к жизни. Точно! Меня же, кое-как довезли до больницы с тем «огнестрелом»!..»
Я так и не успел вдоволь насладиться столь знакомым мне ощущением полноценного существования в мире людей, как отворилась дверь и в помещение вошла медсестра. Крупнотелая женщина, лет тридцати семи.
– О-о!.. Слава Богу, ожил. Сейчас закончу с процедурами и обрадую профессора, колдовавшего всё это время над твоим телом. Он собрал тебя фактически из разрозненных кусочков… – улыбнулась она. – …Ну, давай. Теперь уж сам подставляй свой зад. Укольчик будем делать.
Я попытался ей что-то ответить. Но вместо слов, из моих уст вырвался непонятный, перепугавший меня самого хриплый рык.
– Что, парень? Говорить разучился… – перебирая шприцы и какие-то ампулы, усмехнулась вошедшая. – …Не переживай. Такое часто бывает. За четыре месяца тяжелейшей комы, не мудрено потерять не только голос. Нынче и говорить, и ходить, и ещё много чему, тебе придется учиться заново. Все твои мышцы, перестав получать привычные нагрузки, в определённой степени атрофировались.
– Сколько… кома… месяцев?.. – на сей раз, невзирая на очередной хрип и свист, моя попытка заговорить оказалась более удачной.
– Четыре. Четыре месяца ты был, как бревно или полено. Хоть шприцы в тебя втыкай, хоть с места на место перетаскивай, один хрен никаких реакций. Если бы не девушка, практически не отходившая от тебя всё это время, может и не выкарабкался бы ты с того света.
– Марта? – к своему удивлению, именно это имя я произнес весьма чётко.
– Э-э, хлопец… Да ты у нас, тот ещё ходок, коль в дамочках своих умудрился запутаться… – не очень-то и радостно фыркнула медсестра. – …Нет, парень. К счастью, то была не Марта. Своим спасением ты обязан Леночке.
– Какой ещё Леночки? И почему «к счастью»? – на полном серьёзе я не мог понять, о ком и о чём говорит сейчас женщина в белом халате.
– Вот тебе!.. – она воткнула в меня иглу шприца с каким-то иезуитским остервенением. Так, что тело моё невольно выгнулось дугой. – …Подарочек, от всех обманутых тобой баб. И ведь он, сволота, ещё спрашивает: почему, дескать, «к счастью»? Да потому, что молиться ты должен на столь преданную тебе девчонку. А не вспоминать о каких-то там прочих шлюхах, вроде той же Марты. Уж в тысячный раз убеждаюсь, какие ж вы, мужики, всё-таки козлы.
По всему было очевидно, что эта медсестра, во взаимоотношениях с противоположным полом, с лихвой хлебнула несчастья. И, похоже, испила она ту горькую чашу до самого донышка. Потому и ненавидела всех мужчин, без разбора. Потому и разделяла она их на три возможные когорты: самцов, козлов и сволочей. Иных особей противоположного пола, она просто в упор не замечала.
С подобными дамочками, обиженными, злыми и отчасти «голодными», мне уже приходилось сталкиваться. И я прекрасно знал, что с ними нужно всегда держать ухо востро. Дабы не накликать на себя их неистовый гнев. У этой категории женщин, уж точно: от любви, до ненависти – ни то чтобы шаг – пол сантиметра. К примеру, эта неудовлетворённая фурии, в порыве своих необузданных эмоций, запросто может вколоть в тебе вместо обычного обезболивающего, быстродействующий яд. Именно поэтому, я и предпочел не трепаться более попусту и вообще понапрасну не вякать.
Молчала и она. Выполняя свои прямые обязанности, медсестра звучно вздыхала; с излишним грохотом брала и опускала на свой металлический разнос различные медицинские предметы. Мне даже показалось, что пару раз я услышал, как скрежетали её зубы от накопленного в ней раздражения и ненависти.
Уж и не знаю, чем могла закончиться та процедура (имею в виду, с какими для меня последствиями), если б тревожную тишину, воцарившуюся в палате, вдруг не нарушила внезапно открывшаяся дверь моей палаты.
– Ну, считай, повезло тебе, парень… – полушепотом процедила медсестра. – …Скажи спасибо своей спасительнице. Иначе, я бы тебя точно здесь прибила… – а обернувшись к вошедшей, она заговорила чрезвычайно ласковым и сверхдобрым голосом. –…Здравствуй, Леночка. Уж и не знаю, обрадую тебя или нет. Но твой паразит, очухался.
– Почему «паразит»? – удивлённо переспросила гостья. И по голосу, я тотчас узнал в ней своего секретаря.
«Ну, конечно. Как же я мог о ней подзабыть? А ведь, признаться, услышав от медсестры имя своей «благодетельницы», я отчего-то принялся перебирать в памяти всех своих былых подружек. И никаких Лен, в том длинном списке, так и не обнаружил».
– Спрашиваешь: почему паразит?.. – с лукавой ухмылкой переспросила «фурия». –…Вот оставлю я вас наедине, тогда и пытай его сама данным вопросом.
И очень скоро, собрав весь свой скарб, медсестра покинула-таки палату. Мы остались одни. И, пожалуй, впервые за последние год-полгода, я вдруг почувствовал себя крайне неловко.
«И как прикажете вести себя с ней?.. Общаться, как и прежде, официально, как со своей подчинённой?.. Или обращаться как к другу? К товарищу, выручившему меня в тяжёлую минуту. А может, мне следует с ней общаться уже как с близким мне человеком?»
Ведь согласитесь с тем, что добровольно ухаживать за посторонним тебе человеком, бессознательно-лежачим больным, да ещё и в течение столь продолжительного срока, отважиться далеко не каждый из тех же родственников. Вот почему своим благородным и, наверняка, бескорыстным побуждением, она и поставила меня в самое глупейшее положение. В моей голове даже мелькнула крамольная фраза: переспал – значит, женись.
«Уж лучше б переспал… – подумалось мне в ту минуту. – …Хотя бы знал, что сделал я это по собственной воле. А так… Ни сном, ни духом… Был бы я все эти месяцы в трезвом уме и светлой памяти, видел своими глазами её усилия и заботу, наверняка, и оценил бы их по достоинству. Возможно, и смотрел бы сейчас на нее, не как начальник на подчинённую. И уж если не с нежностью и любовью то, как минимум, с некой благодарностью и уважением».
А впрочем, все мои тревоги и волнения оказались совершенно надуманы и преждевременны. Лена, как и прежде (будто находились мы вовсе не в палате реанимации, а в нашем офисе), быстрым шагом подошла к моей кровати и присела на краешек стула.
– Здравствуйте, Олег Владимирович. Очень-очень рада тому, что ваши дела пошли на поправку. Вы б только знали, сколько бумаг ждут вашей подписи. Вот… – протянув мне увесистую папку, добавила. – …Это самое срочное. Вам необходимо с ними ознакомиться и поставить свою визу.
– Ну, и как там… У нас… – неловко поинтересовался я, бессмысленно листая бумаги и коряво расписываясь там, куда указывала Лена.
– Не беспокойтесь. Всё под контролем. Олег Владимирович, вы уж извините, но я временно взяла все ваши обязанности на себя.
– Спасибо тебе, Лена. И не только за офис. Я уже слышал о том, что ты…
– Пустяки… – дама оборвала меня на полуслове. – …Не могла же я, в самом деле, запустить фирму. Вы ведь знаете, как я дорожу своим рабочим местом.
– И, тем не менее: ещё раз, спасибо. Дай срок, поправлюсь, уж я точно… В долгу не останусь…
– Ничего не нужно. Вы для меня и без того уже слишком многое сделали. Олег Владимирович, вы даже не представляете, как я рада вашей поправке.
– Лена… – я перешел на полушёпот. – …Ты только пойми меня правильно. Какое сегодня число? И, вообще, какой нынче месяц?
– Четырнадцатое апреля, – ответила девушка. При этом на её лице скользнула улыбка.
– Обалдеть. Действительно, целых четыре месяца коту под хвост.
– Слава Богу, что для вас всё так удачно закончилось. Врачи говорили, что после таких ДТП редко кто остается в живых.
– Постой-постой… – остановил я Лену. – …Мне показалось… Или ты заикнулась сейчас о каком-то дорожно-транспортном происшествии?
– Ну, как же? Ведь вас сбила машина. Прямо возле вашего дома.
– Лена, ты пойми: для меня это крайне важно. Ты случаем, ничего не путаешь?.. – на мне сейчас был некий корсете и я весь был опутан какими-то бинтами, потому и трудно мне было определиться со своими травмами и полученными увечьями. – …Ни пулевое ранение, ни потеря крови или переохлаждение… А именно ДТП?
– Да говорю же, вам. Ма-ши-на. Не было у вас при себе ни документов, ни каких-либо иных бумаг. Лишь записная книжка. По одному из телефонных номеров, которые значились в той книжке, следователи и вышли на меня. Приехала в больницу, опознала. Вид у вас, конечно же, был тогда ужасный.
– Лена! Ну-ка, припомни вот ещё что. Какого числа меня арестовали и увезли прямо из офиса? – как бы, между прочим, решил я проверить правдивость своей секретарши.
– Да, Бог с вами, Олег Владимирович… – махнула рукой девушка, будто я сморозил полнейшую нелепость. – …Опять вы что-то путаете. Никогда в нашем офисе не было милиции. Да, и быть не могло. У нас и отчётность, и бухгалтерия в полном порядке.
– Скажешь, и об убийстве исполняющего обязанности директора Тракторного завода, ты так же не слышала? – я поспешил перепроверить иные, известные мне факты.
– Конечно, слышала… – улыбнулась девушка. – …Когда в течение недели, все выпуски новостей начинались с подробностей этого самого покушения; когда народ обсуждал его в транспорте, на улицах и в магазинах, как-то трудно, знаете ли, пропустить данную информацию мимо своих ушей.
– Ну, а какие-то подробности того ЧП, ты, случаем, не припомнишь?
– Попробую. Стреляли в него, вроде бы, утром… – после короткой паузы, медленно и как бы размышляя над каждой последующей фразой, начала говорить Лена. –…Стрелявшего поймали сразу. Кажется, он жил в той самой малосемейки, что напротив проходной завода. Он произвёл несколько выстрелов, то ли с пятого; то ли с седьмого этажа. Киллером оказался молодой мужчина, лет тридцати пяти. Ранее служил на Северном Кавказе. Симпатичный такой, парнишка. Видела его фото по телевизору. Никогда бы не подумала, что он может стать убийцей. Да только зачем вам всё это?..
Самое интересное заключалось в том, что Лена практически полностью описывала мне меня самого. Совпадало абсолютно всё: и адрес, и прошлая служба, и возраст, и рост, и моя былая военная специализация. При всей очевидности и бесспорности совпадений, о которых дама просто не могла не знать, она ни разу: ни жестом, ни словом не выразила своего удивления. В мою голову даже закралась абсурдная мысль: в своем ли теле, я нынче нахожусь?
– У тебя нет с собой зеркала? – поинтересовался я, прервав рассказ Лены.
Без лишних вопросов она открыла сумочку и протянула мне то, о чем я её просил.
С нескрываемым любопытством, я выхватил из рук собеседницы дамскую косметичку и немедленно уставился в своё изображение. Оттуда на меня смотрел осунувшийся, с чёрными кругами под глазами, небритый мужчина. И всё же, это был я. Изрядно потрёпанный, заметно исхудавший и несколько постаревший Кузнецов Олег Владимирович.
Кто б только знал, какое облегчение я пережил, возвращая девушке предмет её повседневного обихода.
– Ну, так вот… – Лена поспешила завершить, начатое ранее повествование. – …Оказывается, тот парень, что стрелял в директора, ранее работал на этом самом Тракторном заводе. Год назад его уволили. Под сокращение попали и все его близкие: брат, отец, жена и мать. Нового места работы, он так и не нашел. Перебивался случайными заработками, кое-как боролся с безденежьем и, в конечном итоге, вспомнив о своем военном ремесле, решил свести счёты именно с тем, кто подписал приказ на его увольнение. Благо, директор остался жив. Лет пять, должны были дать парню. Да, вот беда. До суда он так и не дожил. Убили его в тюремной драке. Перед самым Новым Годом.
Попрощавшись и пожелав мне здоровья, Лена ушла. Я же остался в полной растерянности и недоумении. Казалось бы, уже сейчас я помнил каждую минуту той своей жизни, что была у меня до больницы. И вдруг столько не состыковок, столько несовпадений. Складывалось ощущение, будто последний год я жил в какой-то иной, от всего мира реальности. Произошедшие события, вроде бы, как и совпадали, да только интерпретировались они абсолютно по-разному.
Принимать слова Елены за правду в последней инстанции я, конечно же, не спешил. Девушкой она была, бесспорно, не глупой и весьма сообразительной, иначе не принял бы я её на должность своего секретаря. И, тем не менее, я частенько подмечал в ней (пожалуй, свойственные любой даме) поступки, связанные с безобидной забывчивостью и ненавязчивым легкомыслием. Потому и сведения, полученные от неё, вовсе не лишне было бы и перепроверить (мало ли, какие фантазии могли посетить эту юную голову), а уж после, делать далеко идущие выводы. Ко всему прочему, из моей памяти не выходила и фраза Магистра, случайно брошенная мне напоследок. Дескать, Аэртон вернет тебя к жизни, а мы тут кое-что подчистим. Так какой же смысл он вкладывал в это самое «подчистим»?
– Что, парень? Никак заблудился ты во времени и пространстве?.. – услышал я хрипловатый мужской голос. От неожиданности я даже вздрогнул. – …Да, ты не бойся. Я твой сосед по палате. Моя койка позади твоей. Очевидно, все посчитали, что я, как всегда сплю, потому и не обращали на меня своего внимания.
Когда-то я и сам был врачом. Без малого тридцать лет именно в этих самых стенах я лечил пациентов. Данная больница была мне вторым домом. Я вовсе не подозревал, что когда-нибудь под старость лет, мне и самому придется воспользоваться помощью своих же учеников. Наверно поэтому, и не гонят они меня, безнадёжно больного домой. Жалеют. А может, и совесть не позволяет. Точнее, страх. Потому как каждый из них подспудно понимает, что рано или поздно, может и сам оказаться в подобном моему положении.
– Почему «безнадёжный»? Ведь, насколько мне известно, неизлечимыми больными становятся те, кто изначально запустил свою болезнь? Так сказать: не обратился вовремя к врачу. Но ведь вы и сам врач. А значит, не могли допустить подобного. – поинтересовался я, не оборачиваясь в сторону «соседа». На уровне некоего подсознания, я опасался любого резкого движения (коим и являлся разворот со спины на живот), потому как оно могло причинить мне боль и, как следствие, я мог запросто вновь погрузиться в бессознательную бездну. А этого мне сейчас, ну никак, не хотелось.