Все та же внутренняя интуиция подсказывала майору и о том, что ничегошеньки, абсолютно ни черта, за время его отсутствия в головах чеченцев, похоже, так и не изменилось. И вообще, могло ли такое произойти?
Быть может, этот народ и не настолько (как, к примеру, их предки) пропитан ненавистью к России, однако каждый из них боится быть непонятым своими же соплеменниками. И в ещё большей степени они опасаются впасть в немилость вожаков-лидеров (читай, полевых командиров) своих тейпов.
Ещё по прошлым командировкам Князев знал, что днём эти рядовые жители горной республики могут запросто быть вполне миролюбивы и покладисты. Тогда как ночью, эти же послушные и лояльные к федеральным властям люди, с оружием в руках беспрекословно исполнят любой приказ бандитов или самостоятельно отомстят за смерть одного из своих родственников. Потому как, это местный, общепризнанный закон. Ведь свой менталитет и жизненный уклад они пронесли через века, и вряд ли, в ближайшем будущем смогут от него отказаться.
Как бы между прочим, майор припомнил и весьма показательную историю из своего не самого далёкого прошлого. Приключилась она ещё в первую чеченскую компанию.
В один из тёплых, солнечных дней, он и ещё трое офицеров, забыв на какое-то время о войне, непринуждённо гуляли по центру Грозного. Столица Ичкерии на протяжении нескольких месяцев была подконтрольна тогда федеральным войскам, потому и обстановка в городе складывалась довольно мирная. В полуразрушенном Грозном уже начали открываться магазины, парикмахерские, продуктовые рынки. На одном из таких базаров (по военным меркам, достаточно многолюдном), офицеры решили выбрать себе спелый арбуз. Очень хорошо запомнил тогда Князев потное и улыбчивое лицо, сладко лебезившего перед российскими военными торговца бахчевыми культурами. Вот только глаза эти, немного бегавшие из стороны в сторону с коварной хитринкой, уж больно схожие со взглядом нынешнего, стоящего у дороги чеченского подростка, выдавали полное отсутствие искренности. Если не сказать большего: полнейшее презрения к новой власти…
Эх, и до чего же был тот вечер хорош! Тепло, безветренно, легко. Совсем не хотелось верить слухам, все чаще и чаще просачивающиеся в обыденную жизнь о том, что полевые командиры копят вокруг Грозного силы для главного удара.
А уже ночью в городе грянул бой.
То был даже не бой и не штурм, а скорее, массовое истребление славян-федералов. Вот тогда, близ легендарной площади «Минутка», в самый разгар боя, под шквальным автоматным и миномётным огнем, Валерий вновь столкнулся лицом к лицу с тем самым дневным продавцом арбузов.
Правда, на сей раз, из-за угла пылавшего синим пламенем дома, выскочил отнюдь не улыбчивый добряк с базарных рядов, а до зубов вооружённый и обезумевший жаждой крови получеловек – полу животное. Дикая скотина с тупым звериным оскалом.
Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы понять: быть тогда Князеву «грузом 200», если бы в момент той внезапной встречи, он замешкался хоть на долю секунды.
И это самое лицо продавца-оборотня, как и сотни, а может и тысячи лиц, искажённых немой предсмертной гримасой, навсегда впечаталось в долгосрочную Валеркину память. Эта самая память постепенно начинала «оттаивать», медленно возвращая майору в реальность данного региона.
Чеченского подростка, Князев потерял из виду на очередном крутом повороте. Зато теперь в его поле зрения попала, выглянувшая из-за горного перевала, верхушка мусульманской мечети. Заметив её, майор тотчас вспомнил, как накануне отъезда он решил заглянуть в свою, православную церковь.
Если честно, то Князев и самому себе не мог толком объяснить, зачем ему это было нужно. Вставать ни свет, ни заря; после чего, «пилить» через весь город. И все это ради чего? Чтоб посетить заведение, которое он обычно обходил стороной; куда нога его с роду не ступала. Если не считать святого таинства крещения, да и то принятого, практически в полевых условиях.
Быть может, майор уже достиг того самого возраста, когда люди обычно мудреют, начинают задумываться о вечном, в том числе и о своей грешной душе. А возможно и был за ним, то есть, за Валерием кое-какой, лишь ему самому известный должок перед Всевышним.
Невзирая на то, что был Князев закоренелым атеистом (не путать с безбожником), попадая в затруднительные и подчас безысходные ситуации; балансируя между жизнью и смертью – Валерка, как и большинство смертных, взывал к небесам, прося о помощи. При этом, он непременно клялся и божился: дескать, если пронесет его нелёгкая, если и на этот раз он сумеет выкрутиться, то никогда более не посмеет гневить Бога своим авантюрами и безумным риском, что начнет он новую жизнь с обязательным соблюдением заповедей, постов и регулярным посещением Божьего Храма.
Правда после, когда положение майора улучшалось, и он вновь был в состоянии контролировать ситуацию, Князев тут же забывал о данном самому себе слову.
Ну, а в то самое утро, он всё же решил начать с малого. То есть, сделать первый шаг к исполнению своих прежних бесчисленных клятв.
Майор долго не решался войти внутрь. Все стоял и стоял у церковных ворот, наблюдал за прихожанами, пытаясь подметить хоть что-то, для себя полезное. Стыдно признаться, но Валерий, крещёный перед своей первой боевой командировкой, и все последующие за ней годы носивший на груди серебряный крестик на одной цепочки с личным медальоном, так и не знал, как толком должен вести себя православный.
Многолюдность и яркость святых образов, да и сама внутренняя обстановка Храма, произвела на Князева определённое впечатление. Именно здесь, среди верующих соотечественников, пожалуй, впервые в жизни, он и ощутил свою связь, то есть, свою причастность к великому славянскому роду, которому свойственен дух смирения, терпения и безумной надежды, пусть и на очень далёкое, но светлое будущее.
Не в характере майора было о чем-то просить, тем более, за самого себя. Но, коль искал он в это утро какую-то внутреннею душевную поддержку, определённую жизненную опору – ему следовало хоть чуть-чуть, да поступиться своими принципами.
Взывать Всевышнего о возврате былого, о воскрешении погибших и, вообще, о чем-то нереальном, казалось ему глупо. Тогда как обратиться к Господу за силами, дабы ещё разок окунувшись в ад войны, прожить чуть больше ему предопределённого – вот это, по разумению офицера, было вполне уместно и своевременно…
Вернувшись домой, Валерий задёрнул на окнах плотные шторы. Включив тихую музыку, он решил весьма и весьма скромно отметить свой отъезд на чужбину. Скромно – то есть, без приглашенных гостей, в полном одиночестве. А что, собственно, ему ещё оставалось делать. Вещи, сумки и все самое необходимое, было давно собрано и упаковано. Билеты с оформленными документами лежали в кармане. А до отбытия, ещё целые сутки. Так почему бы и не позволить себе (возможно, в последний раз) избыточную дозу алкоголя. Человек, сам по себе – это и есть бесконечная борьба святого и грешного. И если утром в Князеве преобладало первое; то после обеда пришло время отдать должное и второму.
Пил медленно, дабы погружаться в нирвану постепенно. В последние часы гражданской жизни, ему хотелось забыться и отключиться от всего внешнего, почувствовав в своем сознании полную пустоту, некий умиротворяющий вакуум. И тем не менее, мозг его предательски продолжал размышлять всё над теми же самыми вопросами, заданными самому себе ещё утром. Правда, уже в ином душевном состоянии.
Ближе к вечеру, когда за окном совсем стемнело, майор решил открыть балкон, дабы проветрить прокуренную комнату. За одно и самому немного пропитаться свежим воздухом. Слегка пошатываясь из стороны в сторону, майор направился было к балконной двери, как вдруг замер на месте. Там, за стеклом, отделявшим квартиру от улицы, на него смотрел чеченский боевик с окровавленной башкой. Закрыв на секунду глаза, Валерий вновь глянул за стекло. На сей раз, за окном была лишь темнота вечерних сумерек.
«Что, суки черножопые, соскучились?.. Тяжко вам, твари, без меня?.. – офицер расплылся в безумной ухмылке. – …Скоро… Очень скоро я доберусь до вас, падлы…»
К слову сказать. После первых боевых командировок, визиты мёртвых врагов, погибших товарищей, как и иные видения, вперемешку с кошмарными снами (в особенности после злоупотребления спиртным), стали для Князева обычным делом. Они уж давно успели превратиться в неотъемлемую часть его жизни. Валерий принимал их как должное. Да, и сами видения, похоже, успели смириться с майором, потому как со временем они стали менее агрессивны и назойливы. Более того, жутковатые сновидения, уж вовсе не пугали Валерия. Ну, разве что, слегка раздражали майора своим внезапными появлениями…
С места, в карьер
Итак, объединенной группировкой федеральных войск, базировавшейся под Ведено, где майору Князеву предстояло провести ближайшие три года, командовал «легендарный» подполковник Лютый.
Почему «легендарный»? Да ещё и в кавычках.
Дело в том, что нынешней «ссылкой» на Северный Кавказ, длившейся уже более пяти лет, во многом Лютый был обязан своим прежним весёлым похождениям. О них, в непринуждённой беседе за «рюмкой чая», и поведал Валерию военком Жадаев.
Не открою большого секрета, если скажу о том, что пьют российские офицеры, если не все, то многие. Однако попадаются на этом неблагодарном занятии, как правило, единицы. Причём, попавшись лишь однажды, «чёрная метка» неблагонадёжного офицера приклеивалась к тебе чуть ли не на всю жизнь, потому как о ней непременно напомнят при любом удобном случае.
К этой самой категории «вечно залётных», без каких-либо сомнений, можно было отнести и Лютого. Уж тут не отнять, любил нынешний веденский командир в своё время гульнуть. И не просто гульнуть, а так, чтоб земля содрогнулась. Чтоб о его русской широкой душе знала бы не только вся округа, но и командующие округов, в которых Лютый на тот момент проходил службу.
«Не поверишь… – бывало, оправдывался перед сослуживцами будущий подполковник. – …Ни с того, ни с сего, вдруг попадает мне под хвост вожжа… И уж тут меня не удержать».
И действительно, влетал он с регулярным постоянством. И как назло или, как правило, в самые ответственные и неподходящие моменты.
Правда, вся эта эпопея, связанная с гусарскими кутежами и иными похождениями бесшабашного подполковника – давно окончилась. Прежняя веселуха осталась далеко. Ещё там, в мирном, до чеченском времени.
А впрочем, Лютый был известен не только своими кутежами, успел он отличиться и на служебном поприще. Не зря видимо говорят: что неординарные личности, неординарны во всем.
Потому, среди офицеров южной группы войск, какое-то время и блуждал слух, будто бы лет пять назад, сам Министр обороны (дабы не потерять командира от Бога) лично возил Лютого к одному из известных столичных наркологов. Так это было или иначе, история умалчивает. Однако то, что в Чечне подполковник остепенился, и грешков по части злоупотребления спиртным за ним более не числилось, являлось фактом неопровержимым.
Своё же народное звание «легендарный», Лютый укрепил уже здесь, в Ичкерии. На сей раз, ратными подвигами; успехами в локальных сражениях и серьёзных боевых операциях. Ну, а благодаря своему умению тактически и стратегически грамотно распределить силы, вверенной ему группировки, он уберег, пожалуй, не одну сотню жизней личного состава. То есть, обычных российских парней.
Кроме того, в военных условиях подполковник успел еще, и «отметиться» своей неуступчивостью в служебных взаимоотношениях с нынешним генералитетом. Вопреки всему, он горой стоял за каждого из своих солдат и офицеров. Что всегда вызывало в подчинённых определённое уважение. Потому и прозвали Лютого за глаза: «батей».
То ли характер у нашего подполковника был действительно чересчур строптив (не последнюю роль в этой неуступчивости сыграли отличные взаимоотношения все с тем же бывшим Министром обороны)… То ли, исполняя свой служебный долг, Лютый вовсе не гнался за служебной карьерой и не пытался угодить командованию. В первую очередь, он думал о выполнении поставленных задач, а так же, о рядовом солдате, на которого, собственно, и ложились основные тяготы и лишения военной службы. Так или иначе, но на протяжении всей своей службы на Кавказе, Лютый так и не сумел найти общего языка ни с одним из своих непосредственных командиров. По видимому, именно из-за этого и сложилось в военных верхах о нём общее мнение: будто бы, подполковник всегда исполняет приказы «наперекосяк», «по своему усмотрению» или «шиворот навыворот». Однако в целом, с поставленными задачами он все же справлялся. Собственно именно это, последнее обстоятельство, и спасало подполковника от всевозможных взысканий и наказаний.
Заканчивая разговор о всевозможных прозвищах Лютого, обязательно следует отметить и то, что кроме прилагательного «легендарный», к подполковнику намертво прилипло и ещё одно…
Коллеги и подчинённые в шутку величали своего командира «вечным подполковником». «Вечным», не в смысле бессмертным. Хотя и это имело здесь место, потому как за пять лет тяжелейших боевых действий, Лютый не только, ни разу не был серьёзно ранен, его и вскользь не коснулись ни вражеская пуля, ни осколок снаряда.
И, тем не менее, «вечным» он стал по совершенно иной причине. Существовало стойкое убеждение, что очередное воинское звание, по причине его прошлого «груза залетов», а за одно и с нынешней своеобразностью исполнения приказов – при всем к нему уважении, ну никак командиру не светило. Пусть и с сочувствием, но это знали и понимали уже все: от рядового, до Главнокомандующего.
Что же касаемо его фамилии…
Если не брать в расчёт глубокого шрама на правой щеке подполковника (кстати, полученного ещё в мирное время), то и внешне, и по своим человеческим качествам Лютый был полным антиподом своей суровой фамилии.
С коллегами-офицерами, подполковник почти всегда был прост, открыт и не лишён чувства юмора. В отличие от многих иных командиров, в своих подчинённых, Лютый прежде всего видел единомышленников, людей выполняющих одну общую задачу. И только потом, они были для него военнослужащие ниже рангом, либо званием.
Вместе с тем, прилагательное «Лютый» в фамилии российского командира – нет-нет, да и наводило на противника определённый трепет. Ведь тот, кто не знал подполковника лично, воспринимал и ассоциировал командира, с нечто жестоким и ужасным…
– Здравия желая. Майор Князев прибыл для прохождения службы, во-вверенную вам объединенную группировку войск, – на всякий случай, вытянувшись в по стойке «смирно», отрапортовал с порога Валерий.
– Так заходи, коль прибыл… – встречая в своем рабочем кабинете нового офицера, Лютый вышел из-за массивного стола, который делал его, и без того невысокого ростом мужчину, ещё ниже. – …Майор, ты будь проще. Здесь тебе не плац Кремлёвского полка. А я, вовсе не Верховный главнокомандующий, принимающий тот парад… – после чего, подполковник протянул вошедшему руку. – …Ну, здорово, Князев. Значит, вместе будем теперь рубежи России защищать. Документы на тебя, ещё вчера в штаб доставили. Потому и успел я с ними давно ознакомился.
Скажу прямо: впечатляет. Личное дело, должен сказать, у тебя просто безупречное. Да, и Серёга… Имею в виду, вашего военкома Жадаева. Уж точно не стал бы раздавать свои рекомендации кому ни попадя. А ведь, по началу, с большим подозрением я отнесся к твоему назначению… – при этом, Лютый глянул на Валерия тяжёлым и испытывающим взглядом.
– Не понял… – майор и не думал скрывать своего удивления. – …Товарищ подполковник, ведь вы сами сказали: дескать, бумаги и характеристики в полном порядке.
– Именно это обстоятельство, меня и смутило. Уж больно в них было все гладко и положительно… – вздохнув, покачал головой подполковник. – …Ну, сам посуди. Мужик: от звонка, до звонка прошел две войны. Участвовал в бесконечном множестве серьёзных, боевых операций, и при всем при этом, ни единого взыскания.