Стихотворения 1977-2007 - Ковалева Ирина Игоревна 4 стр.


«Это – в комнате нарядной…»

Это – в комнате нарядной
Золотой стеклянный сор.
Вся зима – один нескладный,
Бестолковый разговор.
Словно – за полночь, за чаем,
За неубранным столом…
Впрочем, это я случайно,
Я ведь тоже не о том.
Я о том, что вся услада
Сердцу – помнить, что оно —
В дом из солнечного сада
Отворенное окно.
1981

«Душистый хмель февральского тепла…»

Душистый хмель февральского тепла
Вот-вот забродит, и до боли ясно,
Что мне зима отпущена была
Как некий срок – и, кажется, напрасно.
И с каждым часом убывает власть,
И в март чужой уже не будет входа…
И эта роль мне плохо удалась.
Начни меня с другого эпизода.
1982

Вторая тетрадь

«От жалобы не легче: на губах…»

От жалобы не легче: на губах
Она как ссадина, сочащаяся болью, —
Кровавым привкусом, горячей ржавой солью, —
Где ты, Ахиллов плач при черных кораблях?
            По капле, медленно тепренье прибывает,
            И память движется, и время приближает
            К тебе – как к берегу река выносит челн, —
            А весла сломаны, и парус рассечен,
            И сам пловец на дне лежит, скрестивши руки,
            И дума долгая о доме, о разлуке
            Сиделкой дремлющей склоняется к нему.
            И утро белое вступает на корму.
1982

«Так платит судьба аккуратную пеню…»

Так платит судьба аккуратную пеню
За это зиянье, за эту несвязь, —
И вот, уступая терпенью и зренью,
Садятся, заняв золтые ступени,
Завистник и витязь, сказитель и князь.
И купчая крепость, и подписи кровью
Под брачным контрактом и перечнем прав…
К лицу санбенито, роскошно раскроен,
Но трудно попасть с непривычки в рукав.
И, перстнем блеснув, долговую расписку
Сминает в перстах и бросает в костер.
И горе, сгорев, рассыпается в искры.
…приход: Откровенье, катрен, разговор.
1982

«Доколе ты жив, и тебя не оставит отчаянье…»

Доколе ты жив, и тебя не оставит отчаянье,
Хоть, впрочем, не нам и забота, и власть, и ответ, —
Я здесь. Вряд ли в помощь, – как тень за твоими плечами,
Как волк, терпеливо оленю идущий след в след.
Доколе ты жив, и мне двинуться с места не велено,
За волосы душу ловлю, – уплывает, как дым, —
Надумано, дымом надуто, ветвями навеяно,
Но плач твой немыслимый горлом исходит моим.
1982

«В начале (прости – я не чаяла, что и начало…»

В начале (прости – я не чаяла, что и начало
Чревато тобой; что твоя сокровенная часть —
В лесу анаграмм; чтоб и эхо тобой отвечало —
Для неучей – ключ: Соломонова перстня печать,
Для чующих – притча; обученным чтить примечанья —
Кипенье купели, качанье смущаемых вод).
Три имени – счастье, печаль и отчаянье,
И каждое, рифмой тебя окликая, течет.
И страждет различье, но в каждом – созвучие бедное —
Обрывок причины, осколок, клочок бытия.
Какая удача – мне нечего вынуть из невода,
Но в частых ячейках скучает твоя чешуя.
1982

Колыбельная

Сладко ли, милая, сон долгожданный лелеять?
Плач ли искусный, как жалоба птичья, протяжен?
Смол ароматных пролитые слезы светлее.
Плат погребальный, что парус, – и солон, и влажен.
Саван? Свивальник! Над нежной твоей колыбелью —
Плакальщиц ласковых, ласточек легкая стая.
Так нереиды над сестриным сыном скорбели.
Так наклонялась Фетида, младенца купая.
Слабость восславим! – блаженны не львы, но олени,
Жены блаженны – и жертвы; не праздно хвалима
Доблесть стрелы; нам же – страстная доблесть мишени,
Бег, обагренный меж ребер судьбой уносимой —
Тише…сраженному – сон и усердная нега,
Плеском волны осязанья касаемся сладко.
…Алая лань возлежит после долгого бега.
Кровь, как смола, застывает под левой лопаткой.
1982

Палинодия

В заплатах и вечер, и дождик висячий.
Заплачу внезапно безумным, безудержным плачем, —
За плети дождя, облепившие Летний,
За плешь переулка – сплетение петель и сплетен, —
И гнев дерзновенными правит устами, —
Как жалоба в горле, клокочет вода под мостами, —
Не слушай меня: я всего лишь учусь славословью,
Папирусный список кладу к изголовью:
«Тебе подобает хваленье и всякая слава,
И сладостный дым криптограммы кудрявой,
И светлая строгость, и мысли слепой домоганье,
И тьма, и любви молчаливое знанье».
1982

«Только утром гроза перестала…»

Только утром гроза перестала,
Цепью пес загремел на дворе…
Я письмо Пенелопе писала,
Словно старшей замужней сестре.
Он уехал и думал: вернется.
Я его проводила одна.
Долгим эхом шагов отдается
До сих пор крепостная стена.
И ведь знаешь, я вовсе не плачу,
Даже думаю редко о нем;
Так, – открою, прочту наудачу:
«Се вам пуст оставляется дом…»
1982

«Разлилась ледяная волна…»

Разлилась ледяная волна,
И душа долетела до самого дна,
И во тьме заклубилась на дне,
И забылась в глубоком болезненном сне,
И вовеки ей снится одно:
Холодея, она упадает на дно…
1982

Сон

(макароническая поэма)
Так – только совы в руинах рыданий:
Кто-то услышит, иные возьмутся за камень.
Я же – невольница сих выкликаний:
Cave!3 Канем!
Cave, входящий! Не пиром кончается сказка —
                                                                                казнью!
Cave! Палач неискусен, и тягостна мука, —
Cave! Закат, как вода, омывавшая руки,
Красен, —
                 не спросят, раскаялся ль,
Молча ли, в голос ли, в крик ли, – какая
Разница —
                  Деве и ведьме, шуту и монаху —
                                                                    плаха.
В смертном поту прикипает к лопаткам рубаха.
Я же – последний глоток, подаяние праха.
Долго – доколе омочены нёбо и губы, —
Долго – орга́н водяной – пищеводные трубы —
Слушай, как срок истекает по капле:
                                    Cave! Cave!
Если ж в потемках горячей и хлещущей соли
Слабо и гулко, но слышимо слово
                                                                    – Absolvo!4
 —
Тотчас восстань, разрешая не путы, но скрепы.
Ощупью тесной – попытка побега из склепа:
Прежде – поют позвонков винтовые ступени,
После – по петелькам жил, по спине плющевидных растений,
После – НЕ вниз! и не ввысь – не имеет значенья
Слово, повитое проклятым страхом паденья —
(в воду, как в воду, откуда, власы заплетая
нежным движеньем, богиня встает з о л о т а я)
Здесь я осталю тебя. Здесь слепое кончается зренье.
Ночь переходит в рассвет; я к нему приближаться не вправе.
Ты же иди и бестрепетен будь. Покидаемый, ave!5
Ты ненадолго один: за тобою иной провожатый
Послан уже и летит в колеснице крылатой.
Мне же призывно трехгорлая лает собака.
Долгой отлучкой разгневать боюсь повелителя мрака.
1982

«Как ветки ломают – дыхание рвется…»

Как ветки ломают – дыхание рвется,
Как ствол омертвелый недобро скрипит…
А здесь, в этом долгом, холодном сиротстве,
Одно расставанье болит и болит.
И мертвый глядится в живого – и та же
Упорная мысль проступает в глазах.
Приметы мои – в муравьиной поклаже
И в жале пчелином на мертвых губах.
И голос чужой отражается в слове,
Но зеркало зрит, а смотрящийся слеп…
И время за край забегает и ловит,
И боль землянику несет в подоле.
1982

«Туман заструился в осоке болотной…»

Туман заструился в осоке болотной,
И время как ставень, прикрытый неплотно,
И паж поднимает зеленый рукав,
И бродит рожок среди звонких дубрав.
И свита за сворой сквозь заросли скачет,
И сердце на привязи рвется и плачет,
Неласковый день зарастает травой,
И конь, повернувшись, тряхнул головой.
Давай же замрем и попросим украдкой
Об осени светлой – о жалости краткой,
И в долгую зиму войдем, как в собор,
И будет нам слышен невидимый хор.
И юноша, станом подобный царю,
Сияя во мраке, идет к алтарю.
1982

«Что́, душа моя, ты в печали зряшной…»

Что́, душа моя, ты в печали зряшной
Над подругой поруганной хлопочешь?
Даже преданной быть – не слишком страшно.
Даже проданной – больно, да не очень.
И не надо ни скорби, ни укора,
Рукавом ли, крылом ли утереться…
И не больно, и выучится скоро,
И не больно, и можно притерпеться.
Только думать не хочется и верить:
Все, что вздумаешь, станет исполняться.
Лучше имя выпытывать у зверя.
Лучше слова от мертвых дожидаться.
1982

«…И в памяти (в беспамятстве: во мраке)…»

…И в памяти (в беспамятстве: во мраке)
Горит одна неконченная мысль,
И к ней слова, как бабочки, слетают
Про все: про опрокинутый светильник,
Про долгий путь до солнечного дома
И (Господи, прости мне) – и про то,
Чего приметы бледность, грусть и слезы…
1982

Разрыв

I
сегодня
увижу тебя и пройду мимо
после
уже никогда не увижу
потом пойму
что тебя уже нет с нами
разве я оставлю тебя?
у ног твоих сяду молча
терпеливей собаки
остроухой глиняной верность так верность
II
Назад Дальше