Annotation
Сёмкин Илья
Сёмкин Илья
Хрустальные дни
ХРУСТАЛЬНЫЕ ДНИ
Студж спустился по идущей под уклон улице и оказался на морском берегу. Накрапывал дождик, и пляж был пуст. Металлическое небо, чисто условно, разделялось нитью горизонта с грифельным морем. Он зашагал к пенящейся кромке воды. Мокрый песок одновременно хрустел под подошвами и стремился их засосать. Студж подошёл к воде и опустился на знакомое, невесть откуда взявшееся на берегу, бревно. Ему здесь нравилось. И больше всего - отсутствие каких бы то ни было рамок: никаких стен, только бездонное небо и почти бездонное море. "Ты всегда стремился к свободе", - сказал Студж сам себе. Вместе с разливающимся по телу теплом он почувствовал, как всё в мире становится на свои места - бесконечно собирающийся кубик Рубика. Ему нравилось это сравнение. Именно тут, в этом условном центре мира, легко рождались стихи, часто совсем простые, как, например, то, что появилось секунду назад:
Пустая жестянка
Лист бумаги
Небо вода
Студж мог сидеть в этом месте часами, ни о чём не думая или, точнее, думая обо всём сразу. Ему не мешала капающая с неба вода, он не ощущал себя одиноким. Ветер доносил из города различные звуки: крики людей, гудки машин, перезвон трамваев. И это звучало как музыка. Воспоминания редко посещали его - настолько чужд он был любой ностальгии (хотя ему было, что вспомнить). Но вот что интересно - даже когда всплывало в памяти чьё-то лицо, это не вызывало ничего: ни грусти - если это было лицо друга, ни раздражения - если принадлежало недругу. И ещё: чем Студж становился старше, тем прозрачней и светлее становилось вокруг, тем медленнее вращался, приводящий сам себя в гармоническое равновесие, кубик Рубика.
"Артемида, вставай!". Вставать совершенно не хотелось, но голос матери звучал настойчиво и даже раздражённо. "Азохенвей", - подумала она и подняла очень тяжёлую голову.
- Ну и?... - вопрос прозвучал не менее раздражённо.
- Что и? Поднимайся и ползи в школу.
- Так каникулы же...
- Тебя физик ждёт, тройку твою исправлять!
Раздражение нарастало, причём с обеих сторон.
- Мне и с тройкой норм. Стоило будить...
- Встала и марш в школу. О будущем подумай!
- Вот сейчас встану и начну думать о будущем. Ага!
-Ага! Ага! Вот встанешь и начнёшь!
Это становилось невыносимым.
- Но это же моё будущее! Кх!
Палец приставленный к виску изобразил пистолет. Мать махнула рукой и ,двинувшись на кухню, безапелляционно констатировала:
-Завтракать и в школу бегом.
Дочь отправилась чистить зубы и рассматривать себя в зеркале особым подростково-мазохистским способом: упиваясь своими, чаще всего выдуманными, недостатками. Надо сказать, что Артемида была вполне симпатичной девушкой, считавшей, что у неё "отвратительно жидкие волосы, маленькая грудь и толстые икры". Неуклюжие ухаживания сверстников она принимала за сарказм, отвечая, путалась в показаниях и не очень понимала, чего, собственно, хочет. Сказать, что эта не слишком успешная ученица была полной социопаткой, склонной к саморазрушению, было бы неверно, однако, ей не были чужды эти прелести переходного возраста. При этом Артемида обладала проницательным умом, интуицией и неумело замаскированной добротой. Стремление к свободной и гармоничной жизни естественным образом существовало в ней, бок о бок с различными комплексами и, часто, вопреки навязчивой материнской опеке. Искусав зубную щётку и ещё больше взлохматив и без того спутанные волосы, она вошла в кухню, даже не взглянув на кашу, одним глотком расправилась с кофе и, накинув косуху, направилась к двери.
- А поесть? Причешись! Надеюсь, ты в школу? Потом домой? Позвони, как там с физикой. Ты почему не отвечаешь?
- Если я отвечу, мы опять поругаемся.
И, не взглянув на мать, Артемида скользнула за дверь.
Студж услышал лёгкие шаги, повернул голову и увидел, как на противоположный конец бревна опустилось юное существо женского пола. Несмотря на закрывающую пол-лица спутанную синюю чёлку, пирсинг в губе и тёмные очки, он заметил, что черты лица у незнакомки правильные и приятные, а вид немного растерянный. Довольно продолжительное время никто не произносил ни слова. Наконец, девушка вежливо спросила:
- Я вам не мешаю?
- Вовсе нет. А я вам?
- Тоже вовсе нет. Совсем.
Когда Артемида смущалась, фразы выходили у неё какими-то деревянными. Она приподняла голову и, чуть откинувшись назад, посмотрела на собеседника. Вроде, на первый взгляд, ничего особенного: пожилой, располневший мужчина с окрашенными в жёлтый цвет волосами, среди которых пробивалась седина, одетый в тёплую клетчатую рубашку на "молнии", обтрёпанные джинсы и потёртые кроссовки. Но черты его, уже немного расплывшегося, лица хранили пожизненную печать благородства, а взгляд выцветших глаз был твёрдым, как сталь. "Он, определённо, герой" подумала Артемида. Какое-то время они молча смотрели друг на друга.
- Я - Студж. - сказал Студж.
- Ого! - сказала Артемида. - Гуру интеллектуального рока Студж? "Вызов вечности", "Колесо сансары вращается обратно", все дела? Укусите меня, чтоб я проснулась!
Студж смотрел на неё с той фирменной загадочной улыбкой, которую так хорошо знали все его поклонники.
- Это песни с нашего последнего альбома. Который вышел пять лет назад. Ну а тебя как звать?
- Родители, видимо находясь в наркотическом угаре, назвали меня Артемидой. Демократичные сверстники зовут меня Тёмой.
- Пойдём. - внезапно Студж резко встал и, с неожиданной для его фигуры лёгкостью зашагал в сторону города. Его новая знакомая еле поспевала за ним.
- Мы это куда идём?
Студж шёл всё так же улыбаясь, со взглядом, устремлённым вдаль.
- Надо где-то поесть. У тебя глаза голодные.
Они сидели в каком-то полутёмном и полупустом кафе. Артемида приканчивала омлет, запивая его крепким несладким кофе. Её тёмные очки валялись на столе. Студж потягивал молочный коктейль и время от времени кидал в рот кусочки шоколада, отламывая их от увесистой плитки.
- Кстати, ты не мог видеть, что у меня глаза голодные. Из-за очков.
- Мог, мог. Я же провидец. К тому же ты облизывалась.
- Вот ни фига! Не было такого! Я вообще облизываться не умею!
- Ладно, ладно. Не умеешь. Но у меня чудовищная интуиция.
- Страшно подумать! А чем ты сейчас занимаешься? В смысле, чем рок-н ролл заменяешь?
- Рок-н-ролл заменить нельзя. Если он был, то остаётся навсегда. Меняется форма.
- И во что он переформатировался?
- Да так. Стишки пишу.
- Их печатали где-нибудь?
- Пока нет. Но я над этим работаю.
- И не скучно? После рок-н-ролловых бурь?
- Ни хрена. Веселее ещё никогда не было. Серьёзно.
Студж немного помолчал и продолжил:
- Знаешь, в последнее время мне кажется, что мир очень похож на саморазбирающийся и, затем, самособирающийся кубик Рубика. Точнее не один кубик, а сколько там нас ... в общем у каждого свой. И в то же время он один. Такой вот, почти теологический парадокс. Догмат о множественности и единстве вселенского кубика Рубика от Скуджа.
Он усмехнулся:
- И зачем я тебя этой дурью гружу?
Артемида посмотрела на него снизу вверх, подперев голову ладонью.
- Да это и не дурь вовсе. А загрузить я себя и сама могу. Причём по полной программе.
- И чем грузишь?
- Книги читаю. Я ведь шибко умная.
- А какие, если не секрет?
- Знаешь, у меня всё дико бессистемно. Могу сегодня дешёвые детективы читать, завтра Сартра с Набоковым, а послезавтра - комиксы какие-нибудь.
- А самое любимое?
- Сэлинджер, "Над пропастью во ржи".
- Ты ведь знаешь, что ей некоторые маньяки и прочие асоциальные типы зачитывались?
- Ну да. Только фигня это всё и не важно. Дело в том, что, как мне кажется, её многие вообще неправильно понимают.
- В чём?
- Все считают, что главный герой - Холден Колфилд, молодёжный протест, все дела ... А я думаю, что центральный персонаж - его младшая сестрёнка Фиби. И вот этот её старший брат отчаянно пытается быть на неё похожим, только выходит у него это из рук вон плохо. В этом, собственно, и заключается весь драматизм, как-то так.
Образовалась пауза и вдруг стало отчётливо слышно, как за соседним столиком ссорятся двое мужчин, причём один из них говорил особенно грубо и резко, а речь его процентов на семьдесят состояла из нецензурной брани. Редкие посетители старались не смотреть в эту сторону, чувствуя опасность, но Студж, сидевший к ним спиной, обернулся. Его удивила внешность этого нарушителя спокойствия. Лицо грубияна казалось честным и открытым, но, через небольшие промежутки времени, оно на несколько секунд, неожиданно, искажалось омерзительной гримасой, чтобы тут же вернуться к своему привычному состоянию. Студж встал и, улыбаясь, обернулся к соседу.
- Прошу прощения, но не могли бы вы перестать материться и говорить потише? Со мной девушка, школьница и, боюсь, эти речи не для её ушей.
Реакция матерившегося оказалась немедленной и совершенно непредсказуемой. Ни произнеся в ответ ни слова, он распрямился, схватил со стола бутылку пива и шарахнул ей о край стола так, что в руке у него появилась "розочка", которой он ударил Скуджа в лицо. Хлынула кровь, а нападавший, не дав опомниться, повалил его на столик, поставил колено на грудь и занёс своё орудие, целясь в горло. Артемида схватила стул и изо всех сил врезала им по занесённой руке. Та разжалась и смертоносное стекло, ударившись о кафельный пол, разлетелось вдребезги. Лишённый оружия заревел, вскочил и, выбив из рук девушки стул, схватил её за ворот. И в этот момент раздался голос:
- Немедленно отпусти её! Или я стреляю!
В дверях стояли двое полицейских, один из которых целился в преступника. Стальные пальцы разжались. Подошедший офицер защёлкнул на дебошире наручники. Артемиду била дрожь. Она кинулась к Студжу, который сидел на полу, зажимая ладонями рану. Между пальцев текла кровь.
- Я в порядке, - сказал он и даже попытался улыбнуться. Подошёл один из полицейских.
- Мы отвезём вас в больницу. Это по пути в участок.
"Ужас, ужас какой-то. Это, наверное, адски больно", - думала Артемида, помогая Скуджу, при помощи офицера, подняться на ноги. Они направились к машине: впереди первый полицейский конвоировал пленника, следом брели остальные. Преступника, с лица которого теперь не сходила безобразная гримаса, запихнули в задний, отгороженный отсек, причём он продолжал рычать и упираться. Один из стражей порядка уселся за руль, а его напарник, стучащая зубами Артемида и Студж, в залитой кровью рубахе, залезли в салон.
- Вам повезло, что администратор сразу нажал тревожную кнопку, а мы оказались совсем рядом, - сказал первый полицейский, заводя машину.
- Мне повезло, что девочка вовремя двинула ублюдка стулом, иначе я лежал бы сейчас на полу в луже крови и с бутылочным стеклом в горле, а моё лицо было бы заботливо прикрыто скатертью, - Студж произнёс это слабым голосом, но твёрдо.
- Да, ты молодчина, - сказал второй полицейский и потрепал Артемиду по плечу. Но она не обращала внимания ни на кого, кроме Студжа:
- Тебе очень больно, да?
- Не придавай этому такого значения. Я не придаю. Всё это часть игры.
Машина подъехала к обочине и затормозила.
- Больница на противоположной стороне улицы, - сказал тот, что был за рулём. - Сами дойдёте?
- Как-нибудь, - сказала Артемида. - Спасибо, кстати.
- Удачи, - сказал второй и открыл дверь.
В больнице было холодно и сумрачно. Они прошли мимо крашенных белых дверей, к посту медсестры, где горел дежурный свет. Там было пусто. На зов никто не отозвался. Подождали. Кровь капала на пол. Артемида пожала плечами, подошла к стене, сорвала тяжёлый огнетушитель, дошла с ним до лестницы, ведущей в подвал, и швырнула его вниз по ступеням. Тот со страшным грохотом устремился вниз. Студж улыбнулся той половиной лица, что не была зажата ладонью.
- Часть игры, - удовлетворённо констатировала девушка. Из-за двери выскочила всклокоченная и сонная дежурная медсестра.
- Кто здесь хулиганит? Сейчас полицию вызову!
- Позовите врача, пожалуйста. И побыстрее. Видите - человек кровью истекает. Хотите, чтоб он у вас на глазах помер? Боюсь, что тогда уже не у меня будут проблемы с полицией.
Медсестра впала в какой-то ступор. Артемида одновременно злилась и хотела заплакать:
- Ну, что? Может мне на колени встать?
Выйдя из ступора, дежурная набрала номер на местном телефоне и сказала в трубку что-то малопонятное. Студж стоял, прислонившись к стене, бледный и измученный. Было видно, что боль усилилась, да и кровь всё продолжала течь. Но, если не обращать внимания на закушенную губу, лицо его было совершенно спокойным, можно даже сказать - безмятежным. Через пару минут явились сразу три врача и, уведя Студжа с собой, велели ожидать здесь, на кушетке. Время начало замедляться и вскоре почти совсем остановилось. Артемида влезла на кушетку с ногами и прислонилась к холодной, выкрашенной зелёной краской, стене. Сначала она стала считать, перечисляя поимённо, участников всех групп, потом всех знакомых, затем сочинять музыкальные рецензии на вымышленные рок-банды и, наконец, устав от всего, принялась выдумывать какие-то нелепые сказки. "Это называется - убивать время" думала Артемида. "Но убивать - это деструктивно. А что ещё с ним делать?". Потом она задремала и очнулась, когда услышала голос Студжа:
- Хэй, просыпайся. Мне удалось вырваться из рук этих садистов в белых халатах.
Артемида резко села и открыла глаза. На левый глаз пациента наложили повязку, соответствующая сторона лица была вся залеплена пластырями.
- Как ты?
- Отлично. Глаз цел, наложили пятьсот швов. Художественное шрамирование в подарок.
- Нам надо в участок. Дать показания.
- А может, ну его?
- Тогда, негодяя отпустят, и он опять начнёт на людей кидаться. Так что это - не обсуждается.
- Мучаешь раненого человека, - сказал Студж, когда они уже направлялись к двери. На самом деле он понимал, что Артемида права. Просто хотелось немного повыпендриваться. Они шагнули на улицу, где уже было темно и прохладно, и пошли, наступая на причудливые тени деревьев, что росли вдоль дороги. Некоторое время молчали, потом Артемида, ещё раз критически осмотрев изменения во внешности своего попутчика, спросила:
- Ну и как кубик Рубика, уже собирается?
Студж довольно улыбнулся:
- О, да. Уже почти готов. И, знаешь, какой момент стал поворотной точкой от распада к приведению ситуации в гармоническое единство?
- Совсем не знаю.
- Момент, когда ты двинула этого психа стулом.
- Да ладно! Я в эту секунду вообще ничего не соображала. Типа рефлекс.
- И тем не менее.
- И у тебя что, уже ничего не болит?
- Не-а. Ни фига. Мне, вроде как, что-то вкололи.
Они подошли к участку, куда их почему-то долго не хотели впускать. Дежурный ничего не понимал настолько, что всё казалось каким-то театром абсурда. Наконец, через полчаса, явился начальник, и всё вдруг оказалось до удивления просто, а сама процедура заняла всего-навсего пять минут. Потом Артемида позвонила маме, которая тревожилась, ругалась и ничего не могла понять из путаных и неполных объяснений дочери.