– Есть. Я, наверное, что-то не так понял. Вы говорите, что суть почина в том, чтобы рабочие добровольно проголосовали за уменьшение собственной зарплаты? Это же бред! Или я чего-то прослушал.
– Конечно, не понимаешь. Это не бред, а элементы коммунистического отношения к труду. Вот, смотри – отработать даром день в году «за того парня» тоже на первый взгляд бред, а если посмотришь в идеологическом ракурсе, то видишь иное.
– Так «на того парня» вроде как обязаловка, а здесь дело добровольное. Неужели работяги такие идиоты, что сами себе захотят урезать зарплату? Да ни в жизнь!
– Ну, пойми ты, Костин, дело совсем не в том, умные или глупые рабочие, а в самом факте собрания. Главное, чтобы оно состоялось, а оно состоится. По приказу директора. И что там рабочие хотят или не хотят, совершенно неважно. Подписывать-то документ будет бригадир, а он подпишет.
– А почему вы в этом уверены?
– Опыт. Всегда так бывает. Против такого количества начальства работяге не устоять. Сробеет и подпишет что угодно.
– А если всё-таки упрётся?
– Чепуха, посулят чего-нибудь или компромат поднимут, а в крайнем случае заменят на другого. Да не переживай ты за это, Костин. Там люди опытные, в момент всё провернут, не впервой. А ты понаблюдаешь, подпишешь и всё. Завтра жду с докладом.
Ну вот, на другой день приехали мы в Камчатскую на это предприятие. Кабинет директора маловат, собрались в просторной приёмной. Начальник цеха пошёл звать бригадира для предварительного ознакомления с вопросом, а директор уединился с Крыловым в кабинете. Зашёл какой-то странный тип, сутуловатый и с папкой подмышкой. Что-то начал расспрашивать, но директор, выйдя из кабинета, довольно грубо его выгнал, а нам сказал:
– Вы, товарищи, пока знакомьтесь с бригадиром, а я пойду готовить собрание, но учтите, он – не подарок.
Солидная дама спросила:
– Алкаш что ли?
– Да если бы.
Директор вздохнул и вышел. Позже мне стало ясно, что он просто смылся. Другая дама, помоложе, заметила:
– Я просматривала сводки по этой бригаде. План выполняется, и это единственная бригада в тресте, на продукцию которой нет рекламаций по качеству. Вообще нет. Необычно как-то. Они даже надбавку за это получают.
Тут вошли начальник цеха и бригадир, который, к моему удивлению, оказался молодым, не старше меня, статным человеком со смышлёными глазами. Начальник цеха сказал:
– Знакомьтесь, бригадир Коновалов.
При этих словах у Веры Максимовны дремоту как ветром сдуло, и она начала слушать Костина с напряжённым вниманием.
И, обращаясь к Коновалову, продолжил:
– А это делегация из треста и другие важные представители. Суть дела они тебе сейчас объяснят.
С этими словами начальник цеха присел рядом со мной на свободный стул в углу. Вид у него был угрюмый. Тут зам. управляющего треста начал, было, что-то Коновалову говорить, но тот решительно его перебил и сказал:
– Товарищи! Насколько я понял, некоторое время нам придётся сотрудничать, а поэтому давайте знакомиться по-настоящему.
– Вам же сказали, товарищ Коновалов, что мы делегация из треста.
– Делегация состоит из людей. Мне как-то неудобно называть вас мужиком в синем пиджаке. Или обращаться к этой женщине со словами «дама в крашеном парике».
Одна из четырёх присутствующих женщин густо покраснела. Коновалов совершенно не был похож на ласкирёвского пролетария, робеющего перед начальством.
Начальник цеха негромко сказал:
– Ну, началось. Говорил же директору, чтобы отвертелся от этого дела, так уверяет, что не смог, надавили.
Он хмуро посмотрел на меня и продолжил:
– Зря вы сюда приехали.
– Это почему?
– Потому. Не любит Коновалов всякие комиссии и делегации.
– Разве его любовь или нелюбовь имеют значение?
– Имеют. Полгода назад приезжала к нам комиссия по соцсоревнованию, так он им такое устроил, что теперь лет сто сюда носа не покажут. Как бы и вам не перепало.
У меня вдруг возникло чувство, что комбинатовское начальство побаивается этого Коновалова. Ну, а то, что было дальше, напоминало цирк, причём в роли клоунов оказались практически все члены делегации. Громким голосом бригадир обратился ко всем:
– Уважаемые товарищи! Вас много, а я один. Меня одного вы запомните легко, а мне запомнить вас трудно. И чтобы не перепутать, я запишу ваши представления. Это быстро.
С этими словами он достал большой блокнот и две авторучки – одна обычная, другая красная. Подошёл к крайнему мужчине и попросил представиться. Тот пожал плечами и назвал свою фамилию. Коновалов аккуратно записал синей ручкой и продолжил:
– Должность?
– Технолог.
– И последнее – кто вас назначил в делегацию? Желательно назвать фамилию.
Технолог от такого вопроса занервничал:
– Не понял, зачем тебе фамилия? Разве не ясно, что всё организовано парткомом?
– Партком не фамилия. Должен же я знать, с кем имею дело, кто именно вас назначил.
– Да с какой стати?
– Ясно. Так и запишем красным – по собственной инициативе. Распишитесь вот здесь.
– Да ты чё, бригадир? Какая роспись? Ещё чего?
– Хорошо, так и запишем красным – от росписи отказался.
Глядя на технолога, пояснил:
– Красный цвет означает сомнение в представленной информации, что даёт повод к её проверке.
Пока технолог хлопал глазами, Коновалов подошёл к следующему члену делегации. Это была дебелая дама, ранее предполагавшая пристрастие бригадира к алкоголю. Звали её Алла Фёдоровна, и она оказалась бухгалтером управления. На вопрос о том, кто её делегировал, дама промолчала, презрительно скривив губы. Это не смутило Коновалова:
– Прекрасно, так и запишем красным – по собственной инициативе.
– Что вы городите, молодой человек? Как можно по собственной инициативе?
– Ну, я не знаю как. Могу только предположить. Узнав, что собирается делегация на наш комбинат, вы взяли отпуск за свой счёт и втёрлись в коллектив делегации. Вам лучше знать каким способом. Но вот вопрос – зачем? Есть у меня подозрение на этот счёт, и неплохо бы его проверить.
Он повернулся к начальнику цеха:
– Кстати, Пётр Адамович, там я видел, что склад с рубероидом не закрыт, а на территории посторонние люди. Как бы чего не случилось.
И, пристально глядя на женщину бухгалтера, продолжил:
– Хорошо, что они пока на глазах, а потом?
Пётр Адамович ответить не успел. Алла Фёдоровна заревела басом:
– Да ты что? Охренел совсем? Намекаешь, что я приехала сюда воровать рубероид?
– Рубероидом брезгуете? А чем же вы тогда интересуетесь? Может, петлями никелированными, замочками красивыми? Вон, какая у вас сумка большая! Были тут до вас такие, только номер у них не прошёл. Мы на страже. И у вас не пройдёт, будьте спокойны.
– Да ты ненормальный!
– Напротив. Ненормальный тот, кто думает, что оставленный без присмотра рубероид никто не украдёт. Уведут в момент. Проверено опытом.
Нелепость и абсурдность обвинения ввергла Аллу Фёдоровну в шок, и некоторое время она только по-рыбьи зевала. Тут я заметил, что сидящая в углу за столом секретарша, тряся плечами, зажимала себе обеими ладонями лицо, едва не залезая при этом под стол. Остальные в недоумении переглядывались. Наконец, рыдающим голосом Алла Фёдоровна обратилась к начальнику цеха:
– Пётр Адамович, да объясните вы этому идиотскому Пинкертону, кто я такая!
– Коновалов! Это Алла Фёдоровна Волкова, бухгалтер управления треста.
– Вы уверены?
– Да, я её знаю как облупленную.
– А когда последний раз вы её видели?
– Недавно, месяца полтора назад.
– Ну, вы даёте, Пётр Адамович! Да за это время её бросил муж, она сошлась с каким-то забулдыгой, поменяла фамилию и её выгнали с работы за пьянку.
Присутствующие с интересом уставились на бухгалтершу, а у одной женщины от таких новостей открылся рот. С обезумевшими глазами Алла Фёдоровна подбежала к начальнику цеха и, схватив его за рукав, прохрипела:
– Да скажите же наконец что-нибудь этому ублюдку, чтобы он не нёс чепухи!
Тот неожиданно зло оттолкнул её руки и сказал:
– Щ-щасс! Вы думаете, что мне хочется стать вашим соучастником?
– Соучастником чего?
– А того, во что вы вляпались. Выбирайтесь сами.
Совсем одуревшая женщина со стоном опустилась на стул. Коновалов же, как ни в чём не бывало, спокойным голосом её спрашивает:
– А паспорт, гражданочка, у вас при себе?
Алла Фёдоровна собралась что-то ответить, но он, выставив ладонь, её опередил:
– Понимаю, вы правы. По закону у меня нет на это полномочий, но ничего страшного, предъявите паспорт тому, у кого эти полномочия имеются.
Раздался голос Петра Адамовича:
– Коновалов, опять наряд будешь вызывать?
– Не знаю, не решил ещё, может быть, участковым обойдусь.
Пётр Адамович обратился ко всем:
– Товарищи, довожу до сведения – тем, кто отмечен у Коновалова красным, придётся давать объяснения сотрудникам милиции и скорее всего в самом отделении. Но ничего страшного, скорее всего сразу же и отпустят. Я уверен, что среди вас нет натовских диверсантов. В отличие от Коновалова.
Соседка бухгалтерши спросила:
– У вас, что, и милиция сумасшедшая?
– Нет, милиция у нас как раз нормальная. Просто у них есть тяжёлый опыт общения с товарищем Коноваловым, поэтому они предпочтут пообщаться с вами.
И тут раздался полный ярости голос Крылова, который, выйдя из кабинета, некоторое время пребывал в недоумении:
– Что здесь происходит, чёрт побери? Что всё это значит? Что это за балаган?
Коновалов среагировал мгновенно и сразу подключился:
– Совершенно верно, товарищ! Самый настоящий балаган. Понаехала куча народа непонятно зачем, утверждают, что по собственной инициативе, хитрят, скрывают что-то. А вы, простите, кто? Судя по всему, вы важное должностное лицо. Командирскую повадку не скроешь, видно сразу.
От такого натиска Крылов как-то стих и назвал себя и свою должность. Коновалов записал в блокноте и сказал:
– Вам я не буду задавать вопрос о полномочиях, потому что вы действительно сами можете проявлять инициативу. Осталось немного, один звонок, и к делу. Кстати, вы не могли бы показать свой партийный билет?
– Да ты кто такой, бригадир? Очнись! Буду я всякому показывать!
– Ага, значит, не можете. Так и запишем – партбилет показать не может, поскольку его потерял.
От такой наглости Крылов даже растерялся:
– Ты чего там пишешь? Охренел совсем! Как это, потерял?
– Вам лучше знать, товарищ Крылов, как всё произошло, и каким образом вы его утратили. Может, жинка в брюках постирала, а может, где по пьянке посеяли. Это уже не имеет значения.
Надо сказать, что всё происходило в быстром, ненормально ускоренном темпе, вероятно специально заданным Коноваловым. Это даже гипнотизировало. Не успевали отреагировать на одно, а Коновалов подбрасывал уже другое абсурдное утверждение, не давая передышки на осмысление и отпор. Пока Крылов подбирал подходящие к случаю матюги, Коновалов уже говорил секретарше:
– Катя, найди номер товарища Фелюгина, третьего секретаря обкома, сейчас сделаем ему звонок. А вы, товарищ Крылов, не волнуйтесь. Если товарищ Фелюгин в курсе ваших дел, то всё будет в порядке, и мы продолжим сотрудничество.
Крылов взвился:
– Да вы что? Причём здесь Фелюгин?
Коновалов напрягся, и взгляд его стал хищным:
– Так значит товарищу Фелюгину ничего не известно о том, что вы здесь затеваете? Вы это имеете в виду, товарищ Крылов?
– Конечно, не знает. Он же совсем по другому ведомству.
– А вот тут, товарищ Крылов, вы ошибаетесь. Дело оказывается гораздо серьёзнее, чем я думал. И позвонить товарищу Фелюгину теперь я просто обязан. Катя, нашла номер?
– Сейчас.
Крылов заволновался:
– Да в чём дело? Почему Фелюгин?
– Товарищ Фелюгин имеет немалый авторитет среди рабочих нашего цеха, он для нас образец человека и коммуниста. Более того, он является кандидатом в почётные члены нашей бригады, и было бы неправильно оставлять его в неведении относительно творящихся здесь дел. И хорошо, если вы прибыли сюда с добром. Но вам не сойдёт с рук, если вы приехали агитировать против советской власти или за свободный выезд за границу. А вдруг вы, страшно даже подумать, явились к нам с целью опорочить имя самого товарища Фелюгина?
Нет и нет! Я сейчас же сообщу товарищу Фелюгину, что некто, называющий себя Крыловым, человек, потерявший партбилет, проник на территорию с неясными целями, возможно, подрывными. А может быть, ты, чмо брюхатое, диссидент, специалист по идеологическим диверсиям? Тогда надо сразу в «контору». С такими гадами у меня разговор короткий. Нет, всё-таки сперва Фелюгину, а потом по обстановке.
В этот поток попытался вклиниться зам. управляющего:
– Послушайте, Коновалов, не сходите с ума, мы же пытаемся вам объяснить…
Но Коновалов резко его перебил:
– Ага! Сообщник! Сядьте на место и не делайте резких движений, иначе я буду вынужден вас связать. Учтите – у меня есть армейский опыт задержания шпионов. Упакую в момент.
Ну и хитрецы! Даже баб понабрали для прикрытия в расчёте на нашу простоту. Не пройдёт! Катя, скоро?
Все оторопело молчали. Я думал о Ласкирёве. Если бы его сюда, то что бы он сказал о тёртых партработниках, легко обрабатывающих бригадиров? Послышался голос Петра Адамовича, который злобно глядел на Крылова и бормотал:
– Идиот! Будет тебе сейчас почин. Предупреждали же русским языком – нечего здесь делать. А теперь готовься.
Я спросил:
– К чему?
– Разве не видите? Коновалов их специально провоцирует на какую-нибудь грубость или глупость. Как коршун ждёт повода, и тогда…
– Что?
– Да свяжет ремнём, кляп в рот и сдаст в КГБ. Для него не проблема, не впервой уже. Лось здоровый, при нужде всех тут уложит. Пока оправдаешься – карьера к чёрту, а ему хоть бы хны, он же не коммунист.
Женщина рядом сказала:
– Боже, как во сне. В жизни бы не подумала, что такое бывает. А почему вы не вмешаетесь, Пётр Адамович?
– Неохота рядом с Крыловым связанным лежать, а потом оправдываться неизвестно за что. Я Коновалова получше вас знаю, рисковать не хочу.
Но Крылов сломался. Глянув в горящие азартом глаза Коновалова, он понял, что этот дуболом и в самом деле сейчас позвонит ничего не подозревающему Фелюгину и вывалит тому всю эту ахинею. Дальнейшее представлять было сложно, к тому же времени на анализ уже не было – секретарша набирала номер телефона.
– Товарищ, э-э, Коновалов, если вы хотите звонить в обком, то звоните товарищу Кирееву, он в курсе нашего мероприятия. И это, партбилет я не терял, если желаете, то можете взглянуть.
Коновалов положил трубку, подошёл и, глядя на раскрытую книжечку в руках Крылова, внимательно сличил фотографию с оригиналом, а затем сказал:
– А что? Я вам верю. Вон какие на фотографии у вас честные глаза. Преданность партии из них так и прёт. Всё. Снимаю с вас подозрения, товарищ Крылов.
И, обращаясь ко всем:
– Надеюсь, вы, товарищи, не обижаетесь на мою бдительность. Сами понимаете – живём в империалистическом окружении, да и внутренний враг не дремлет. Лучше уж перебдеть, как говорил кто-то из великих, кажется, Дзержинский. Впрочем, неважно кто, важна актуальность. Итак, продолжим знакомство. Я думаю, красная ручка уже не понадобится.