Сыщик зажег дюймовый обрубок гаваны, вдохнул горький вонючий дым, закашлялся, выдул серую струю наружу и аккуратно вернул тлеющий окурок в алюминиевую капсулу. Эту процедуру он проделывал исключительно из эстетических соображений, таким образом наполняя атмосферу кабинета ароматом дорогих сигар, который эффективно вытеснял запах пота, перегара и гниющего дерева.
Затем он попытался представить себе дыню, прилипшую к дамскому пальчику. Хмуро саркастически хмыкнул и прошелестел в трубку:
− Мисс Вероника, я по традиции выезжал на утренний труп. Что у вас опять случилось?
− Опять? Случилось? Да у меня трагедия! Ужас!..
− Собачка сбежала? Колготки порвались? Каблук сломался?
− Я сижу в том самом кресле, где в прошлый раз мы с вами... Ну, это неважно. А на столе напротив лежит листок, там написано: "Принесешь сегодня в шесть вечера сорок тысяч в бар "Синий огурец", оставишь на стойке и уходи прочь. А то пришью, как пуговицу, дуреха! И не вздумай идти в полицию, а то сделаю бо-бо!"
− Отлично сказано: "пришью, как пуговицу", − восхитился Вински, − сдается мне, ваш вымогатель − какой-нибудь сценарист Голливуда, которому зарубили сценарий, а писал бедняга свой шедевр полтора года.
− Вот, почему я вам позвонила! − взвизгнула трубка. − У вас сразу появилась версия? Так, кажется, это называется?
− Ага, так, − протянул сыщик. Он не стал объяснять расстроенной женщине, что ляпнул первое, что пришло в голову. − Мы вот, что сделаем, мисс Вероника, купите за десять центов конверт, набейте его резаной газетой и заклейте. Вечером в бар пойдем вместе. Я этого парня скручу и надаю подзатыльников. У меня не забалуешь!
− Вы самый крутой мужчина в мире, Вински! А что мне надеть?
− Ох, уж эти красивые молодые женщины! − проворчал сыщик. − Туалеты для вас самое главное в жизни. Пожалуй, то бордовое платье с декольте.
− Оно вам тоже нравится? − игриво хихикнула женщина.
"Ага, особенно то, что в случае чего, кровь на нем будет смотреться не так броско!" − проворчал про себя Вински, но вслух не сказал.
− Точно, нравится, − хмыкнул он. − В этом наряде вы так обольстительны! − Сказал он бархатным голосом, который включал в исключительных случаях, прежде чем назвать сумму гонорара. − В случае удачного исхода, я попрошу вас передать мне другой конверт, не с бумагой, а с двумя полновесными сотнями.
− Без проблем! − подтвердила она свое согласие. − И еще с меня бонус: двойной бурбон и ваши любимые орешки с лаймом. Только не в огуречной дыре, а в "Желтой обезьяне" − это приличное заведение, так что попрошу надеть смокинг с бабочкой, той самой, синей, под цвет ваших глаз.
− Окей, мэм, − выдохнул он, невольно почувствовав себя альфонсом.
Вински опять приложился к бутыли, по телу прошла волна судороги. Ну хотя бы куплю себе приличное виски и расплачусь с домовладельцем, подумал он и развалился в скрипучем кресле времен гражданской войны. Под стать креслу и мысли его вернулись в прошлое.
Вспомнились бабушка с дедом, их много раз поведанную внуку историю. Во время войны, они бежали из Польши сразу от трех врагов, которые по очереди обещали прикончить их. Враги эти были: руководство гетто, откуда сбежала девушка, просватанная старику с висячим носом и злющими глазками, но зато с шестью подпольными пекарнями; фашисты за ярко-выраженную семитскую внешность девушки и, как ни странно, ревностные католики за крещение в православной церкви. Дело в том, что после бегства девушки из гетто в объятия возлюбленного белокурого поляка, молодые растерялись − куда теперь? Первый же человек, к которому они обратились с просьбой, оказался православный священник в длинном до пят пальто и конспиративно короткой бородкой. Батюшка удивительно близко к сердцу принял историю их любви, даже восхитился смелостью невесты... А потом привел молодых в дом церковного притча, что рядом с храмом, и предложил креститься и обвенчаться − тогда их любовь будет иметь благословение Божие и, конечно, непробиваемую ангельскую защиту.
Следующую историю рассказывал только дед. Когда семейная пара, опять же с помощью священника, прибыла на пароходе к берегам Америки, случился почти смешной казус. В дороге им достались места на продуваемой осенними ветрами палубе, где они согревались объятиями, кругом краковской колбасы и сливовицей из стеклянной фляжки. Выстояв многочасовую очередь к важному чиновнику фильтрационного лагеря, дед для храбрости приложился к почти пустой фляжке, стараясь дышать через раз. И тут случилось маленькое чудо! Чиновник маялся с похмелья, с ненавистью поглядывая на неубывающую очередь, говорил отрывисто, заполнял документы небрежно, наскоро. ...И вдруг он учуял с детства любимый аромат свежевыпитого спиртного. В ту секунду его авторучка зависла над графой "фамилия". Он протер очки и несколько раз жадно вдохнул прозрачный пар, исходивший из дедовых уст.
− Какая у тебя фамилия, приятель? − необычайно мягко, как родному, задал он вопрос.
− Буты-ы-ыльски, − волнуясь протянул молодой и красивый тогда дед.
− О-о-о, май га-а-ад, − пропел чиновник, с наслаждением вдыхая любимый аромат. − А что такое бутыль?
− Это бутылка, − растерянно пояснил дедушка, готовый к немедленной репатриации.
− Бутылка с чем? − приблизив ухо и ноздри к лицу поляка, уточнил тот.
− Ну вот, хотя бы с этим! − дед достал из внутреннего кармана пальто фляжку со сливовицей на дне.
− Что? Что это? − вздрогнул и потянулся к фляжке чиновник.
− Сливовица.
− Не понимаю...
− Ракия.
− Не знаю, что это.
− А, понял! Это виски, сэ-э-э-эр!
− О, да! Виски! − чиновник отнял фляжку, написал в графу "фамилия" слово "виски", сунул бумагу деду, а сам чуть не бегом бросился в туалетную комнату для персонала.
Так дед с бабушкой стали четой Виски. Потом бабушка во время получения паспорта, сунула чиновнику двадцатку и попросила вписать в фамилию букву "н" − так они стали Вински.
Впервые Джек Вински познакомился с, − можно сказать − родовым напитком в Рождественскую ночь. Мальчик встал среди ночи и отправился в туалет по малой нужде. Дверь гостиной оказалась открытой, там в кресле дремал дед, бабушка ушла спать. По телевизору показывали веселое праздничное шоу: тети в бикини и толстые дяди в шубах, все в красно-белых шапках, непристойно прыгали, гоготали, изо всех сил пытаясь разбудить дремлющих у телевизоров зрителей, объевшихся индейкой. На столике перед дедом стояла красивая бутыль в золотых наклейках. Мальчик на цыпочках подкрался к столику, двумя руками поднял бутылку и сделал длинный глоток. Видимо, напиток был дорогой и качественный, поэтому на вкус напоминал теплый кисель, а не дешевый виски, от употребления которого дедушка дергался и дышал, как лошадь. Позже дед рассекретил юноше марку напитка − да, да, им оказался 18-летний гленливет, к которому Джек воспылал уважением на всю жизнь. По телу мальчика растеклась волна тепла, в голову ударила легкая круговерть, он почувствовал прилив смелости. Дед всхрапнул во сне, Джеки убежал в свою комнату, укрылся с головой пуховым одеялом, предавшись таинственным ощущениям. Ему тогда едва исполнилось пять лет. Он еще плохо выговаривал половину букв, его понимала только бабушка, другие члены семьи во время разговоров с Джеки всегда звали старушку в качестве переводчика.
А тут на утро, сын сходу заговорил на чистейшем бруклинском диалекте английского, потом даже прошипел несколько фраз по-польски, чем удивил взрослых, а себе прибавил немалую толику самоуважения. И еще через несколько месяцев Джек обнаружил в себе совершенно незнакомое качество. Раньше он избегал встреч со старшими мальчишками, они всегда кричали, размахивали руками, чем старательно пугали окружающих и самого Джека. Ввиду нарождающейся драки, он бочком, бочком сбегал домой. А тут вдруг − откуда что взялось! Шестилетний мальчик сам первым бросался с кулаками на хулиганов, неважно какого возраста и габаритов, при этом синие глаза искрили голубыми молниями дикой храбрости, а те позорно сбегали прочь, только пятки сверкали. К пятнадцати годам возмужавший Джек Вински стал считаться на районе признанным авторитетом и даже получил от трех бандформирований приглашение вступить в их порочные ряды.
Пока Джек выбирал наиболее перспективное место будущего бандитизма, случилась трагедия, круто изменившая его жизнь. Родителей Джека расстреляли в автомобиле, да еще сожгли. После этого юноша на всю жизнь возненавидел бандитов всех мастей. В шестнадцать лет Джек Вински провел первое собственное расследование, узнал, где скрывается банда скинхедов, ночью, дождавшись, когда те перепьются, проник в дом на отшибе, завладел брошенными у входной двери пулеметом Томпсона и револьвером Магнум. Затем прислушался к себе и, не обнаружив ни сомнений, ни жалости, ни страха, − методично и хладнокровно с двух рук расстрелял бандитов. Один из бритоголовых, видимо витавший в теплых струях наркотического дурмана, бросился из темного угла на Джека, который как раз перезаряжал оружие, и прокусил ему ухо, за что получил прикладом по скуле и вернулся в обычное состояние небытия. Через три дня к Вински подошел пожилой полицейский, сообщил, что "всё знает", и после длинного монолога предложил сотрудничество, а через четыре года он же помог Джеку получить лицензию частного сыщика. Такие дела...
Воспоминания медленно кружили его в теплых струях памяти. И только лишь тяжелые веки прикрыли воспаленные глаза, только он подумал, что судьба вроде бы повернулась к нему лицом, а не... тем, чем обычно. Только он впервые за долгие месяцы улыбнулся... как дверь с треском распахнулась, и в проеме вырос бронзовый гигант с кастетом в правой ладони, смахивающей на совковую лопату.
− Это ты, бастард, убил моего босса! − зарычал мексиканец, вращая черными глазами на красных белках глаз.
− Нет, Марио, не я, − устало промолвил Вински, на всякий случай, нащупав в ящике стола рукоятку Магнума. − Ну, сам подумай, зачем убивать заказчика, который со мной не расплатился за раскрытое дело?
Мексиканец обмяк, сраженный стальной логикой, грохнулся на гостевой стул и сокрушенно опустил голову. Марио полтора года назад охранял босса мексиканского наркокартеля Амадо. Дела у босса шли с каждым годом все хуже и хуже, напирали конкуренты с полицией, платили парню сущие гроши, а жизнью рисковать приходилось каждый день. Ну, ему одному, пожалуй бы хватило, но у Марио в деревне с матерью росли четверо сестер, и обеспечивать их было просто некому. Однажды в его комнату ночью проник Молчун, сел на табурет и шепотом сказал:
− Мальчик, эта банда обречена. Назавтра назначена спецоперация по уничтожению. Я − полицейский под прикрытием, поэтому знаю. Послушай, Марио, на тебе нет крови, ты хороший парень, мне известно о твоей семье. Кстати, чтобы ты знал: это Амадо убил твоего отца, чтобы заполучить эдакого здоровяка. Знаю, что помогаешь сестрам, и это правильно. Поэтому вот тебе мой совет. Прямо сейчас садись в мой джип, я тебя заброшу за границу. Дальше тебя будет сопровождать мой друг, он тоже коп. Ко мне обратился очень богатый гринго, попросил подобрать ему телохранителя. Я указал на тебя. Так что с завтрашнего дня, пока тут будут всех убивать, ты сможешь приступить к работе на новом месте. Ну а сколько ты будешь зарабатывать там, узнаешь чуть позже, но это очень много. Ты и сам живой останешься, и семье своей поможешь. Одевайся, живо!
− Кстати, у тебя нет трех сотен? − Вински с надеждой посмотрел на громилу. − Мог бы и расплатиться за хозяина. Он-то был очень порядочным заказчиком, никогда не задерживал оплаты. Еще до того, как он нанял тебя в качестве телохранителя, я отбивал наезды Жирного Дюка, − загибал он пальцы, − затем Бешеного Ирландца, ну и наконец, Седого Тихони.
− Знаю, − прохрипел парень, походивший на мальчика, поставленного мамой в угол за украденное из холодильника мороженое.
− А знаешь ли ты, парень, кто тебя устроил на работу к боссу? Да, я, которого ты час назад чуть не убил. Это ко мне босс обратился с просьбой найти ему охранника. Это мой приятель по кличке Молчун работал в вашей мексиканской банде копом под прикрытием. Так что, прошу, сынок, не убивай меня, а? − Сыщик состроил жалостную мину, впрочем от завершающего "гы-гы" не удержался.
Наконец, Марио вздернул голову и горячо заговорил: − Окай, сэр, я заплачу пятьсот, только, пожалуйста, найдите убийцу босса, а дальше... я уж сам с ним разделаюсь.
− Ну, что ж, боец, тогда пойдем! − Вински с трудом оторвал от кресла грузное тело, надел плащ, шляпу и, на всякий случай, сунул в задний карман брюк старый добрый Магнум.
Мужчины проскрипели по лестнице, вышли из дома и сели в Крайслер, размером с мусоровоз, только не оранжевый, а черный как смерть.
На улице произошли явные перемены − дождь кончился, вышло солнце, и небо стало пронзительно синим. Вински глянул туда, где полчаса назад сидел нищий с ноутбуком, но ничего кроме сухого пятачка асфальта не обнаружил. Вспомнил до мельчайших подробностей продвинутого грязнулю в рождественской шапке, подмигнул ему и снова улыбнулся. Кажется, нас ожидают чудесные перемены к лучшему, подумал сыщик, протирая ладонью запотевшее лобовое стекло.
− Куда? − спросил Марио.
− Сначала в Лондейл, в офис Ирландца, оттуда поедем, куда рыжий псих укажет. Гони! Мне очень нужны деньги, сынок, а то существует риск вылететь на улицу и пополнить ряды бездомных.
Ирландец, как всегда попытался заставить себя ждать. Так он внушал уважение к своей персоне. Обычно ему это удавалось, гости чувствовали, что их намеренно унижают, роптать или жаловаться в полицию не решался никто, поэтому затихали и лишь по-собачьи с подобострастием поглядывали на дверь кабинета. Это удавалось со всеми, только не с Вински. Он в сопровождении разъяренного Марио ворвался в офис, мексиканец раскидал парочку горилл с автоматами, на всякий случай отобрав у них оружие. Девушка-секретарь с невозмутимой улыбкой на прелестном личике сообщила шефу по селектору о визите непрошенных гостей. Вински с Марио толкнули дверь, для солидности выдержали паузу, вошли в кабинет Ирландца.
− А ты, рыжая бестия, красиво устроился! − сыщик восхищенно окинул взглядом просторное помещение с шикарной мебелью. − И не скажешь, что это бывшая скотобойня. Сколько народу ты здесь отправил на тот свет?
− Какой народ? − улыбался рыжеволосый бандит в шикарном белом костюме. − Кто его видел? Кто доказал?
− Я! − рявкнул Вински.
− Полегче, старина, − дернулся Ирландец, ностальгически почесав переносицу, которая анфас напоминала букву "С" − след от хука справа, нанесенного сыщиком двенадцать лет назад.
− Послушай, парень, − протянул Вински, − ты сколько хочешь, покупай копов, можешь корчить из себя солидного джентльмена, только меня не проведешь. Слишком долго я работаю в этом городе, чтобы не знать всё обо всех.
− Тогда зачем ты здесь? Что хочешь узнать, умник? − Не унимая белозубой улыбки, бандит налил в хрустальный стакан гленливет, от которого старый сыщик всегда смягчался.
− Где в настоящее время скрывается Черный Бык? Он моему клиенту угрожал. Скорей всего, он же его и устранил.
− Джек! Старина! Если ты покончишь с этой обезьяной, с меня тысяча! Двигайте, джентльмены, в Азусу, две мили в гору, первый поворот налево, он там виллу себе отбил. Как раз на прошлой неделе вселился. Только осторожней, у него там охрана, как у президента.
− Спасибо, Ирландец! Мы сразу туда.
− Если хочешь, прихвати тех недоумков, которых вы только что разоружили. Они мне уже не годятся.
Мексиканец подхватил обморочную парочку подмышки и закинул на заднее сиденье черного монстра, разломил ампулу аммиака, сунул им под нос, они всхлипнули, выкатили глаза, синхронно чихнули и стали приходить в себя. Вински улыбнулся:
− С добрым утром, мальчики! Шеф приказал взять вас на дело. Так что ведите себя тихо, вы поступаете в подчинение этому господину. − Он ткнул пальцем в мексиканца, который не преминул состроить мрачную агрессивную мину, выкатить глаза и клацнуть зубами. "Мальчики" стали как шелковые.
− Послушайте, сэр, − почесал Марио затылок, − а не та ли эта вилла, которую строил для себя босс?
− Она самая! − кивнул сыщик. − Я как-то видел чертежи этого домика у босса на стене кабинета. Видимо, Черный Бык как-то умудрился виллу присвоить...Только вот, почему босс мне ни слова об этом? Мое последнее задание было разыскать помощника Быка и доставить к боссу для разговора. Зачем он мне ничего про виллу не сказал? Зачем?.. Я бы сумел его защитить!