Когда то, чего долго ждешь случается, оно воспринимается как неожиданность. Марк Твен это сказал, хотя вряд ли он первый. Так мог сказать еще какой-нибудь первобытный начальник, которому его первобытная секретарша сообщила о прибытии ревизоров - опять таки, первобытных. С вышестоящего племени. Только актов они не писали. Съедали прямо в кабинете, и весь сказ.
Размышляя таким образом, Шубников делал еще два дела - рисовал в пухлом еженедельнике печального двугорбого верблюда, символизирующего, должно быть, бесконечный караван чиновничьего пути; и внимал гласу своего заместителя, давнего соратника с говорящей фамилией Докучаев.
- Прибыл утренним рейсом, - отчитывался зам. - Парнишка молодой, на студента похож. Шумов в "Огни" повез, больше некуда, не могли, черти, предупредить. Фишка у них такая, внезапность ревизии, теперь расселяй, где хочешь.
- А чего сам не встретил? - спросил Шубников, пририсовывая верблюду полосатый галстук, отчего вид у животного стал еще более грустный. - Шумов начнет пургу гнать, с него станется. Сболтнет чего лишнего.
- Я сразу с отчетом, - засуетился Докучаев. - Надо бы стратегию выработать. Насчет Кудлаков. А Шумов разберется, не дурак.
При упоминании о Кудлаках Шубников поморщился. Все его мысли с момента известия о пренеприятнейшем событии, коим издавна считается ревизия, были сосредоточены вокруг этого живописного, с озорным названием местечка, ибо являлось оно грехом, долгом и совестью директора Светлоозерского филиала.
Город Светлоозерск не зря получил свое поэтичное название. Местные озера - слезы былинной красавицы Светлины, по фольклорному преданию щедро расплаканные ею вокруг города, являлись предметом гордости аборигенов, темой экскурсионных путеводителей и целью приезжавших отдыхающих разной степени организованности. Озеро Кудлаки было в этом строю слезой номер один, предлагая свои соблазнительные берега
Руководство филиала в стороне остаться не могло. Строительство базы отдыха начал пробивать еще шубниковский предшественник, Николай Николаевич Носов, руливший филиалом со дня его основания. Полный тезка автора книжек про Незнайку писателем-сказочником не был, хотя для успеха предприятия успешно практиковал в узком жанре ходатайств, технико-экономических обоснований и прочих литературных форм, рассчитанных на весьма специфичного читателя. Прозвище Носов получил предсказуемое - Носорог; но не столько за фамилию, сколько за упертость и нелегкий нрав. Он победил стадию землеотвода, проектирования, различного рода ведомственных и вневедомственных экспертиз, но потом случилась темная история с секретным делопроизводством, послужившая для Москвы поводом списать неуживчивого начальника на боевые потери.
Шубников подхватил знамя стройки в ответственный момент закладки нулевого цикла. Ему оставался "сущий пустяк" - пробить финальное финансирование. Отвечавший за хозяйственные вопросы Докучаев переселился в столицу, где - по его словам - ночевал в различных приемных и питался шоколадом, припасенным для секретарш. Победа досталась дорогой ценой; средства выделили только к сентябрю, и хотя Шубников уломал подрядчика начать работы до подписания договора, вписаться в календарный год было категорически невозможно. Крышу закрывали в декабре, Шубников ездил в Кудлаки ежедневно, сорвал голос и чуть ли не самолично хватался за мастерок. Вся отделка - а это треть выделенного бюджета - висела над ним дамокловым мечом, именуемым "Несвоевременное Освоение Выделенных Ассигнований", а по ночам снились ревизоры, похожие на орков из "Властелина колец". Названивала, интересуясь освоением, Москва - профильный департамент. Шубников попробовал заикнуться о временном возврате средств, но встретил веселое непонимание куратора.
- Ты, Петрович, так даже не шути, - жизнерадостно орал тот в телефонную трубку. - Нас тут, евпатий коловрат, на части рвут, любая копейка в секунду уходит, на следующий год смету капвложений режут чуть не вполовину. Люди на ремонт пробить не могут, филиалы по три года на незавершенке, и тут ты такой красивый, евпатий коловрат, возьмите бабло назад, я подожду. Будешь социалку тянуть, потом даже на сортир не получишь. Так что закрывай год, евпатий коловрат, стены потом докрасишь.
Правота тертого бюрократа была очевидной. Подрядчик, битый социалистическими и капиталистическими стройками волк, тоже проблему отмел как надуманную - "не ты первый, Петрович, Носорог, думаешь, по-другому работал? Подстанцию трансформаторную в июле закончили, акты декабрем закрыли, даже на земляные работы по благоустройству, кто и когда их читает, эти акты?" В общем, беседы со знатоками, совмещенные с далеко не аптекарскими дозами коньяка, реанимировали в директоре филиала сдержанный оптимизм и чувство снисходительного превосходства над бюрократией родной системы - вы там документы документируете, палки в колеса вставляете, а я на земле дело делаю, людЯм на пользу. К концу бутылки ревизоры и вовсе представлялись существами полумифическими.
Подмахивая акты, Шубников, сам себе напоминал руководителя-бессеребренника из производственных фильмов эпохи социализма. Шумно отметив Новый год, он приехал в Кудлаки на семейные шашлыки, где-то даже бравируя перед домашними своим недорожденным детищем.
Так что вчерашний вечерний телефонный звонок с далекого московского кабинета, настоятельно порекомендовавший Шубникову встретить столичный рейс с незваным гостем на борту, вызвал у директора филиала холодную неуютность где-то пониже диафрагмы. В этом свете категорическая ненужность предстоящей ревизии выглядела еще более угрожающее, так как до сих незваные гости имели обыкновение предупреждать о визите дня за три, а то и за неделю - и волки сыты, и пастух цел. Визитеры получали встречу в аэропорту, гарантию приличной гостиницы; принимающие - время свыкнуться с мыслью об экзекуции, продумать план обороны, да и кое-что подшаманить в вечно недооформленных документах.
У самого Шубникова опыт приема ревизий был скуден. Год назад - сразу после носороговской отставки, приезжал какой-то старичок-лесовичок; синий кургузый пиджак вкупе с красным галстуком делали его похожим на великовозрастного пионера. Шубников заперся с ревизором в кабинете и поил "Араратом", пока нос гостя по цвету не сравнялся с галстуком - у дипломатов это называется "превентивные меры". На завтра был объявлен день рождения главбуха - трепетно относившаяся к гороскопу Лисовская стоически перенесла свое перевоплощение из Весов в Деву, жизнерадостно смеялась отполированным от долгого применения шуткам гостя и тостов не пропускала. Дальнейшими поводами для возлияний ревизор интересовался мало. На пятый день его миссия окончательно растворилась в местном гостеприимстве - "лесовичок" растерял остатки авантажности, вздрагивал от любого стеклянного звона и литрами пил минеральную воду. Акт ревизии напоминал газетные передовицы времен первых пятилеток - за нестройным описанием быта тружеников Светлоозерского филиала проступало скромное обаяние простых, но талантливых и неимоверно трудолюбивых людей. Упомянутые при этом отдельные недостатки только усиливали это впечатление - "да, мол, и мы не боги".
Провожали лесовичка как родного. Лисовская, которую впервые не уличили в искажении отчетности, лучилась тихим бухгалтерским счастьем, а вымотанный алкогольным марафоном Докучаев, нетвердо держа стакан, сказал проникновенный тост про прямо таки нечеловеческую человечность гостя.
Хотелось, конечно, верить, что лесовичок не одинок в своем понимании процесса ревизии, но коллеги Шубникова на ежегодном московском слете рассказывали про совершенно другие ревизорские подвиды - молодых и энергичных хищниках-карьеристах, бессердечных и непьющих, или тетках-синечулочницах, обрушивающих на беззащитные филиалы весь нерастраченный в личной жизни потенциал.
<p>
***</p>
Утро было явно не из тех, которые мудренее вечера. Для начала Саша пляшущими руками нашел свою голову - жест этот понимания у организма не встретил. Сказать, что было плохо, значило, как говорил его начальник, замолчать проблему. Во рту поселился устойчивый кислый привкус, словно Саша весь вечер добросовестно облизывал электроды, а в голове полным ходом шла плавка чугуна. Попытки вспомнить причину своего состояния отозвались в желудке характерным спазмом, Саша рывком сбросил себя с кровати и поскакал в ванную. Попугав унитаз, он, стараясь не глядеть в зеркало, наскоро умыл опухшее лицо и полез под душ. Под наспех отрегулированной струей воды, в голове вместе с тупой болью пульсировала похожая на лозунг мысль - "так пить нельзя"! "Где я прокололся? Зачем? Это Серега, змей, заманил! По пятьдесят, по пятьдесят...".
В Светлоозерск Саша загремел по недоразумению. По плану ревизия стояла на осень, но в начале года сверху свалилась директива пощупать филиалы на предмет освоения капитальных затрат. По слухам, причиной послужили чудеса экономии, сотворенные одним предприимчивым директором - он умудрился оттяпать от сметы реконструкции основного здания столько, что хватило на неплохой коттедж. У воплотившего мечту украсть по крупному начальника нашлись "доброжелатели" как в коллективе, состряпавшие анонимку, так и в Москве, давшие ей ход.
Одновременно личный состав ревизионного отдела главка подкосил грипп, и Сашу, вчерашнего студента, чей стаж исчислялся двумя неделями, а опыт - беглым прочтением собственной должностной инструкции, бросили на передовую. Заместитель начальника отдела Данилыч напутствовал его пламенной комиссарской речью, но о самой задаче упомянул как-то неконкретно, особенно не углубляясь. Впрочем, в качестве оружия он вручил молодому бойцу шпаргалку из серии "ревизия для чайников". В этом напутствии не без туповатой педантичности был описан подробный алгоритм Сашиных действий - примерно, как в старом анекдоте про иностранца и пиво.
И начиналось все вроде как неплохо. В аэропорту Сашу встретил с виду приятный, хоть и несколько понтоватый парень, представившийся Серегой. Саша, по собственным ощущениям, дистанцию выдержал, был суховат и немногословен. Да и тон выбрал правильный, в меру сурово, но не без иронии. "Главное", вспоминал он рассказы опытного Данилыча, "задать рамки общения. Ты не тушуйся, помни схему - охотник и заяц. Ревизор и ревизуемый. Пьеса на века. Ты догоняешь, я убегаю. Не хрен ведь с горы, чиновник, осанку держи как у действительного статского советника, дело государственной важности, прибыл по величайшему повелению. Ну-с, милейший, где ваш экипаж?"
Саша намеревался было взять быка за рога, то есть рвануть в филиал сразу, без заезда в гостиницу. Супостат Серега, однако, пыл гостя охладил; дескать, шеф все одно в мэрии, а переодеться с дороги дело святое. Саша согласился, без галстука он ощущал себя неуютно. В дороге встречающий с деструктивными предложениями не навязывался, увлекшись краеведческим разглагольствованием. Несмотря на то, что по пути им попадались преимущественно индустриальные объекты, Серега умудрялся позиционировать их чуть не как памятники архитектуры, незаслуженно забытые летописцами. В гостиницу они прибыли в четвертом часу. В узком, как келья, номере, Саша наспех поскреб щеку бритвой, надел пару лет назад завязанный галстук, и, прорепетировав перед зеркалом проницательный и чуть жесткий взгляд, почувствовал себя готовым к профессиональному дебюту.
На этом, однако, прелюдия закончилась и начался "полный абзац". Усыпив Сашину бдительность корректными и деловыми вопросами, хитрый змей Серега привез ревизора в кафе с оригинальным названием "Вечернее". Когда Саша просек, что заведение как-то не слишком похоже на офис нужной ему организации, Серега спокойно объяснил диспозицию. Шеф, который всё еще в мэрии, поручил ему (Сереге) накормить гостя в месте поприличней, а если он (Серега) этого не сделает, то его (Серегу) ждет незамедлительное умножение на ноль. Тут же, чуя колебания ревизора, Серега добавил, что понимает важность мероприятия - миссия ответственная, поэтому (сказал, как отрезал!) пить они не будут.
Все это было произнесено с такой непроницаемой уверенностью, что спорить Саша не решился, да и что такого, пожрать и правда было бы неплохо. Он даже успел несколько обидеться - не боятся, собаки, не считают нужным в кабаке споить, но обида прожила недолго, вплоть до момента, когда шустрая официантка внесла аппетитно запотевший графинчик.
Вот тут уже Саша открыл рот, но только открыл - Серега тоном учителя младших классов, уставшим объяснять малышне избитые истины, подтвердил, что да, пить они не будут, "но что тут пить"? Так, для аппетита и за знакомство. В общем, "Кавказская пленница", вольный римейк.
К концу первого графинчика разговор из сдержанной беседы связанных официальными условностями функционеров превратился во вполне непринужденный треп двух приятелей, заскочивших расслабиться после трудовой вахты. Узел Сашиного галстука стремительно пополз к животу, официантка хорошела на глазах, а жизнь приобретала новый, доселе неизведанный смысл. Заказ второго графина произошел под молчаливое одобрение гостя, а дальнейшие события и вовсе сплелись в один фантасмагорический хоровод. Где-то на обочине памяти отыскались местные музыканты, хрипло кричавшие про белого лебедя на пруду; стайка девиц, которых они с Серегой последовательно лапали в суровых шансоновских медляках, заляпанный кетчупом рукав и вереница писсуаров, над которыми кто-то нацарапал бессмертное - "не льсти себе - подойди поближе".
От части воспоминаний было и вовсе грустно. По пути в гостиницу Саша в причудливой диалектической спирали вернулся в ревизорский имидж, хвалился начисто отсутствующими достижениями в борьбе с российским бардаком и проповедовал беспристрастность вне зависимости от личных симпатий. "Ты мне, Серега, друг, но истина, понимаешь, дороже... " Оставалось только гадать, какие еще идеи он озвучил в роли рокового борца с системным казнокрадством, когда Серега транспортировал его до номера - воспоминания об этом временном отрезке отсутствовали напрочь.