Выяснив, что забронированная на его имя дорожка оказалась у самой стены, Юрий немало порадовался этому: крайняя дорожка была не только наиболее тихой, но и уютной, потому что гарантировала, что по меньшей мере с одной стороны точно не будет посторонних. Из друзей еще никто не приходил, и он, переобувшись и заказав бутылочку пива, решил не терять времени и в ожидании товарищей размяться игрой одному.
Юрий был откровенно слабый игрок в боулинг. Росту чуть выше среднего, он обладал стройной комплекцией, и у него никогда не получалось сильных ударов. Рассчитывать на страйк ему приходилось только в случае, если он посылал снаряд строго между первой и третьей кеглей, если же удар приходился пусть даже прямо по центру, то редко когда запущенному им шару хватало импульса снести всё разом. Не имея сильного удара, Юрию оставалось полагаться исключительно на точность своих бросков, но здесь тоже все было не так гладко. Случалось, он входил в раж, и тогда шары катились строго в нужном направлении, так что выбить одиноко стоящую у самого края дорожки кеглю не представляло для него никакого труда; но с такой же вероятностью могло напасть крайнее невезение, и в этом случае снаряды один за другим улетали в «молоко».
Подобрав себе наиболее подходящий по весу снаряд, Юрий сделал несколько бросков. Первые удары оказались не очень удачные, пару раз даже шар улетал, так и не задев ни одной кегли, но дело быстро выправлялось и дошло до того, что при очередном броске легла вся пирамида.
– Страйк! – раздался громкий и веселый возглас за спиной у Юрия, когда свалилась последняя, шатающаяся, будто в нерешительности, кегля.
Глава VI
Юрий обернулся: возле столика стоял широколицый голубоглазый мужчина с жидкими светлыми, почти белыми волосами. Он был возрастом лет тридцати пяти, среднего роста, довольно плотного телосложения, одет в джинсы и белую навыпуск рубашку с яркими крупными красными и коричневыми пятнами, нанесенными хаотично, как если бы кто-то разлил на нее краску. Повернув вбок голову и расставив в стороны руки, будто открывая всего себя, мужчина улыбался двумя красивыми рядами ровных белоснежных зубов.
– Денис, – тоже улыбнулся Юрий, подходя к другу и протягивая ему руку.
Поставив на стол четыре бутылки пива, которые он держал по две в каждой руке, Летков размашисто, со смачным хлопком ударил по предложенной ему ладони и, крепко сжав ее, притянул Юрия вплотную к себе, второй рукой несколько раз дружески похлопав друга сзади по плечу.
– Значит – серьезно настроен, – весело кивая на выставляемую автоматом новую пирамиду, сказал он. – Наверное, по утрам тренироваться ездил.
– Ха-х. Ну да, – усмехнулся Юрий.
Летков ловко зажигалкой открыл одну из принесенных им бутылок пива, и друзья уселись за стол.
– А где Женьку оставил? – спросил Юрий. – Вы же вместе собирались приехать.
– Сдулся Женька.
– Что, серьезно?
– Да, – отхлебнув пива прямо из бутылки, весело произнес Летков. – Благоверная закрыла.
– Блин, жалко. Хотелось бы повидаться с ним.
– Знаешь, я уже не жалею. Ты когда с ним последний раз виделся?
– Когда? – всерьез задумался Юрий. – В августе на речку ездили.
– Во-во! Я тоже где-то там же. Раз в два месяца теперь пересекаемся. Как женился – так все.
– Прибрала жена к каблуку.
– Да. Жестко взялась, – сказал Летков, приподняв в воздух раскрытую ладонь, будто обхватывая ею что-то снизу, и с силой сжав в кулаке. – Пропал Женька. Вот она – замужняя жизнь.
– Ребенок маленький, – заметил Юрий. – Надо полагать.
– Да ладно ты – «ребенок маленький». Ну, реже встречаться – понятное дело. Но не раз же в два месяца? У тебя дочка маленькая была – ты же не сидел дома безвылазно. А он все – под каблук. Ты думаешь, ребенок подрастет – что-то изменится? Я в этом очень сомневаюсь. Не-ет, дружище, Женьку мы потеряли.
Из всей компании Летков был единственный заядлый холостяк. «Личная свобода» – это словосочетание представляло для него совсем не пустой звук. Он видел в ней смысл, дорожил ей и до тридцати лет не задумывался о семье вообще. После – стал допускать возможность таких отношений, но лишь в том случае, если бы основные его свободы при этом никак не ущемлялись. Он с удовольствием представлял себе хозяйку в доме, заботящуюся о быте, но при этом не контролирующую его финансы; любовную спутницу, искушенную и знающую его желания, но не претендующую на свою исключительную роль; веселых и послушных детей, но с тем условием, чтобы забота о них была всецело обязанностью супруги. Постепенно прежде всегда очень скоротечные романы Легкова стали продолжительней. С двумя девушками он сожительствовал некоторое время: с первой спустя год расстался, а со второй, прожив под одной крышей без малого два года, к вящему удивлению всех друзей неожиданно расписался. Компания недоумевала: всем это казалось чем-то необычным, почти невероятным, но продолжалось недолго – через десять месяцев семейной жизни в марте этого года новоиспеченные супруги развелись.
– Когда Женька женился? Два года назад?
– Где-то так, – напрягая брови и морща кожу на лбу, ответил Юрий. – Может, даже и меньше.
– Хэ-х, – откинувшись на спинку кресла с бутылкой пива в одной руке и сигаретой в другой, ухмыльнулся Легков. – Представляешь – двух лет не прошло. Сколько раз я замечал: встречаются, дружат, живут вместе – нормально; как только женятся – всё! Тот же Женька – он же со своей больше года до свадьбы дружил. Ты помнишь, чтобы в это время какие-нибудь трудности были? Не-е-ет. До свадьбы – все отлично. Уехать гулять неизвестно куда в субботу на всю ночь – пожалуйста; решил провести отпуск с друзьями на озере – пожалуйста… Да что Женька – я это все на собственном опыте изучил. Как только расписался – отношения тут же меняются. В считаные недели буквально на глазах трансформируются. И в этом – главный секрет.
– Секрет?
– Да, секрет. Секрет оптимальных отношений.
– Это что такое?
– Оптимальные отношения?
– Да.
– По сути – идеальные отношения с женщиной. Почти идеальные – с одним только недостатком.
– И что это за отношения? – испытывая неподдельный интерес, спросил Юрий.
– Сожительство. Типа гражданского брака.
– И всё?
– Да. Но в этом – всё! Это оптимальная стадия отношений… Сам прикинь – ты живешь вместе с девушкой. Соответственно, убирает, гладит, поддерживает порядок и чистоту в доме – она. От тебя требуется только совсем уж не свинячить. Ну и помогать время от времени на кухне. Всё! Остальное делает она.
– У меня то же самое и в законном браке. Да и у большинства так.
– Вот именно! – воскликнул Летков. – Получается, сожительство с женщиной имеет такие же плюсы, как и брак с ней. Но при этом не имеет недостатков! Взять ту же зарплату. Законная жена всегда может потребовать от мужа отчет – в сожительстве девушка не лезет в твой кошелек. Конечно, трат все равно больше, чем жить одному, но заставить тебя отчитаться она не может. Или, например, – свобода действий. Оля может сказать тебе: «В эти выходные едем к моим родителям», – и никуда ты не денешься. А при сожительстве свобода сохраняется. И происходит это естественно, без особых напрягов. Девушка просто плохо знает друзей, совсем не знает родственников – всегда можно придумать тысячу благовидных причин, по которым ты будешь занят несколько дней. И это не просто голые слова – я экспериментальным путем к этому выводу пришел. Сожительство – почти идеальные отношения.
– Почти? А недостаток в чем?
– Единственный недостаток сожительства по сравнению с законным браком – нет детей. Но это даже на любителя. Для многих мужчин, которых я знаю, наличие детей вообще не принципиально. Дети – больше женская необходимость, – затушив сигарету в пепельнице, Летков положил ногу на ногу и, снова откинувшись на стуле, расплылся в самодовольной улыбке, оголив оба ряда своих аккуратных белых зубов. – Я как развелся – реально ожил! Все это лето отрывался по полной. С августа вместе с девушкой живу. В Таиланд с ней слетали – неделю назад вернулись. Это рай!.. Ты не представляешь, как душит брак. Я сам не представлял! Когда женат – этого так не ощущаешь. Только снова став свободным, понимаешь всю прелесть жизни, – раскрасневшееся лицо Легкова приобрело ликующее выражение. – Я по-настоящему ожил!
Юрий слушал друга со сдержанной улыбкой на лице. Во многом он был солидарен с Легковым и прежде сам не раз прямо выказывал зависть его статусу неженатого мужчины, рассуждая о преимуществах холостяцкой жизни, но сейчас, напротив, неожиданно испытал очень сильное желание выразить свое категорическое несогласие с мнением друга. Безапелляционно заявляя, что брак – это одна сплошная морока, каторга и что жизнь женатого мужчины даже и сравнить нельзя с жизнью холостого, Летков самым очевидным образом хвастался своим положением. Делал он это не осознанно, а просто, будучи искренним с другом, свободно и открыто делился своими эмоциями, но все его слова, движения тела, сияющее самодовольной радостью лицо ясно выражали внутренний посыл: как великолепно быть холостым и как он один сейчас счастливее и умнее всех женатых «дурачков» вместе взятых. Они кричали об убежденности Легкова в безусловном превосходстве своего текущего статуса, в том числе и над женатым другом, сидящим сейчас перед ним. И почувствовав это, Юрий испытал вдруг очень сильное внутреннее желание возразить Легкову, высказать колкую насмешку, каким-либо способом поддеть, даже принизить, как это только возможно, значимость его текущего положения, и побуждаемое внезапным стремлением подсознание его мгновенно нашло наилучший способ, как это сделать.
– У нас в институте работает очень интересная женщина – заведующая кафедрой английского языка, – начал он, когда друг замолчал. – Мне как-то довелось пообщаться с ней, и она произвела на меня сильное впечатление.
– Э-э, да ты не запал на нее, случаем? – приподняв подбородок, с манерами совершеннейшего победителя, шуткой прервал его Летков.
– Хах, – коротко усмехнулся Юрий, сделав это только для приличия и желая скорее продолжить. – Не-ет. Она взрослая женщина и впечатление произвела не внешностью, а развитым эрудированным умом. Так вот, по учебной необходимости ей приходилось не раз стажироваться в США, где она подолгу жила, изучая местную культуру и обычаи. Она рассказывала мно-ого любопытных наблюдений и среди прочего – что у американцев есть одно интересное убеждение. Суть его: если у человека, взрослого человека, нет семьи – значит, с ним что-то не так.
Неторопливо отчетливо проговорив каждое слово в своей последней фразе, Юрий лукаво сощурился и значительно посмотрел на друга.
– Не понимаю, – после недолгого молчания сказал Летков. Ликующая самодовольная радость исчезла с его лица, и только на губах осталась неуверенная, призванная скрыть внутреннее замешательство улыбка. – Что «не так»?
– Неважно что. Просто: если у взрослого человека нет семьи – значит, с ним что-то не так.
– Хэ-х, – какой-то искусственной, напускной усмешкой хмыкнул Летков. – Ничего не понимаю… Про какого человека вообще речь?
– Да про любого. Про любого человека. Про твоего соседа по квартире: если у него нет семьи – с ним что-то не так. Про твоего тренера по плаванию: если у него нет семьи – с ним что-то не так. Про коллегу с работы… – тут Юрий оживился и сощурил глаза, будто припомнив что-то. – Про коллег, кстати, она интересно говорила: у американцев принято иметь фотографии семьи (жены, мужа, детей) на рабочем месте. Это даже по их фильмам можно видеть… Так вот, если у коллеги нет семьи – что-то с ним не так.
– Ну и в чем смысл?
– В этом и есть смысл. Не имеет существенного значения, что не так. Может быть, этот человек властный эгоист и не способен уживаться с людьми; может быть, он является членом сатанинской секты; может быть, он латентный гомосексуалист; или, может быть, он пердит по ночам так, что невозможно находиться с ним в одной квартире. Это не важно! Все это – детали. Суть же одна: если у человека нет семьи – значит, с ним что-то не так!
Глава VII
Летков молчал. Речь Юрия родила в нем множество мыслей, и он некоторое время не мог толком сосредоточиться. Но еще более, чем мыслей, в нем вдруг возникло неясных чувств и ощущений, так что в те минуты, когда он еще даже не до конца осознал слова друга (не говоря уже об их глубинном посыле), в душе, на уровне подсознания, им уже вполне ощущался характер того, что подразумевалось. Он сидел нахмурившись, нервически вертя в обеих руках пустую бутылку из-под пива.
Юрий, в свою очередь, не особо задумывался над тем, зачем говорил это другу, как он это говорил, стоило ли вообще это делать. Он просто действовал, повинуясь своему внутреннему побуждению, которое настойчиво, с безусловной уверенностью требовало от него высказать сейчас эти мысли, а высказав их, испытал чувство глубокого удовлетворения. Удовлетворения одновременно своим лаконичным рассуждением и тем, как красиво он сбил с друга его преисполненную самодовольства браваду.
– Вон и Глеб с Ринатом, – вдруг встрепенулся Юрий, вытягивая шею и заглядывая за плечо товарищу.
Летков развернулся. Завязин и Ринат, уже переобувшись, захватив из бара каждый по бутылочке, шли к столику.
– Вот картина. Ха, – увидев друзей, негромко усмехнулся Летков. – Я никогда раньше и не замечал, что прям такая разница.
– Не говори, – тоже с улыбкой наблюдая за друзьями, ответил Юрий. – Принцип контраста в действии.
Глеб Завязин шел слева. Это был высоченный, за два метра, мужчина с красивым мощным торсом, крупными волосатыми ручищами и массивными ногами. Он впечатлял своей внушительной наружностью и при этом имел вполне гармоничное, атлетическое телосложение. Невероятных размеров рельефная грудная клетка венчалась сверху широкими плечами, крепкой, на вид твердой, как кость, шеей и такой же основательной головой. Лицо у Завязина было под стать телосложению: мускулистое, с крупными чертами, внешности больше европейской, но за которой явственно пробивались азиатские следы, столь свойственные русским за Уралом; круглые скулы и подбородок выдавались вперед, небольшой нос с короткой переносицей был как бы приподнят к карим, несколько утопленным глазам, над которыми нависал плоский скошенный назад лоб, покрытый челкой черных кудрявых и жестких волос. Завязни в свои сорок с небольшим был уже далеко не первой молодости, но казалось, что именно теперь он находится в расцвете сил, просто потому, что еще больший расцвет сложно было представить. Он шел не спеша, медленно передвигая своими гигантскими ногами, тогда как его спутнику, чтобы только поспевать за ним, приходилось двигаться ровно в два раза энергичнее.
Ринат Гатауллин, молодой мужчина лет двадцати семи с ярко выраженной татарской внешностью, шел рядом с Завязиным, что-то оживленно рассказывая и вовсе не смотря на друга. Он даже не предпринимал попыток заглянуть в лицо слушателя, потому что ему понадобилось бы задрать голову чуть ли не вертикально вверх, да и в этом случае он мало что смог бы разобрать из-под нависавшего над ним широкого мускулистого плеча. Ринат был очень низкого роста и скромной, даже миниатюрной комплекции, с узким торсом, тонкими руками и ногами. Со стороны он вполне мог показаться физически плохо развитым, хилым человеком, но это было обманчивое впечатление: не обладая значительной мышечной массой, Ринат имел очень жилистое строение, заключающее в нем недюжинную силу и упругость. Смуглое поджарое лицо его было чуть вытянуто, с мясистыми губами, широким с горбинкой татарским носом, черными как смоль волосами и густыми разросшимися бровями над большими, чуть выпученными темно-карими глазами.
В присутствии кого-нибудь более-менее стандартного телосложения визуальная разница между Завязиным и Ринатом несколько сглаживалась и не была столь ощутимой, но, увидев сейчас их вдвоем, рядом, на расстоянии и в движении, Летков с Юрием были порядком изумлены – один был по виду раза в три крупнее другого. Ринат со свойственной ему живостью поспешал за другом, и это смотрелось для его компактного телосложения столь же естественно, как медленное вышагивание для громадного Завязина; заметив же сидящих за столиком Легкова и Юрия, он в знак приветствия вытянул вверх руку, и его маленькие по-женски тонкие пальцы оказались как раз на уровне подбородка идущего рядом товарища.