Однако настроение девушки было не столь радостным. Она молча принесла из холодильника апельсиновый сок и разлила по высоким стаканам, которые тотчас запотели и приятно холодили ладони. Легкий короткий сарафанчик с ярким орнаментом делал ее похожей на экзотический цветок. Она села в плетеное кресло и закурила длинную темную сигарету. Влад с удивлением подумал, что впервые видит, как Ясмин курит. Заметив его изумление, она нервно затянулась, выпустила струйку пахнущего ментолом дыма.
– Да, иногда я курю, – сказала она. – Когда сильно волнуюсь.
– Волнуешься? Но почему? Остался всего один экзамен, к тому же, несложный. Скоро поедем домой, успеешь еще заглянуть в конспект. Все нормально.
– Экзамен тут не причём.
– А что причём?
Влад вдруг ощутил сосущее беспокойство и постарался заглянуть ей в глаза, но она избегала его взгляда.
– Понимаешь, это семейные обстоятельства, – медленно, с трудом выговорила она. – Моего отца неожиданно назначили послом. Мы, конечно, ожидали этого, но несколько позднее.
– Здорово! Поздравляю.
– Спасибо. Разумеется, это долгожданное служебное повышение. Руководством МИДа оказано доверие, ну, и прочие дела. Но ты меня перебил, не дал договорить.
– Извини, я весь внимание.
– Назначили послом, – словно через силу продолжала она, – в Южную Америку, в Аргентину.
– Далековато. Но это же так интересно – Борхес, Кортасар, аргентинское танго… Как-нибудь слетаешь туда.
Она с грустью смотрела на него, в глазах блестели слезы.
– Все так, да не совсем, – мягко сказала она. Повисла долгая пауза. – Понимаешь… как бы тебе объяснить?.. На семейном совете было решено, что теперь я буду жить с родителями.
– Как с родителями?! То есть…
– Ну, да. После экзаменов заберу документы из университета и отправлюсь в Буэнос-Айрес.
– Нет, нет… Как же так? Значит, ты уедешь насовсем?! Но это невозможно, немыслимо – я люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю. Но так сложились обстоятельства. И это не обсуждается.
Она яростно смяла сигарету в пепельнице. Лицо сделалось жестким и незнакомым. Возле губ пролегли глубокие складки. Ласковые глаза пугливой газели приобрели выражение стальной уверенности в собственной правоте. Сейчас он просто не узнавал в этой девушке свою прелестную пери.
– А я, – в отчаянии спросил он. – Как же я?!
– Влад, успокойся, я же не умираю, – смягчилась она. – Будем общаться по скайпу, переписываться. Иногда я буду приезжать в Москву. Или ты вдруг ко мне в Буэнос-Айрес соберешься!
– Может, и соберусь… – он чувствовал себя убитым, раздавленным, лишенным души и сердца.
Она встала с кресла, прошла в комнату и включила музыку. «Элегия» си-бемоль, понял он.
Они безмолвно сидели на веранде, за них говорила музыка. Так вот что она имела в виду, давая мне тогда слушать «Элегию», думал он. Надеялась, что я пойму. А я ни черта не понял. Даже не задумался над тем, что слово «элегия» обозначает печальную, даже скорбную музыкальную пьесу. Вот именно, скорбную! Она же мне намекала. В их среде не принято говорить напрямую. Как же – дочь дипломата. Принцесса.
– Но мы с тобой еще увидимся до отъезда?
– Конечно. – Она подошла к его креслу, опустилась на колени, твердо посмотрела ему в глаза. – Обязательно увидимся, любимый. Не сомневайся.
Домой он вернулся совершенно потерянный. Обида, отчаяние, злость, нежность – самые противоречивые чувства одновременно боролись в его душе. Но над всем царила Любовь. И Надежда. Ведь они еще непременно встретятся.
Но остаться наедине с Ясмин ему больше не довелось. Он дожидался ее возле университета, она сдавала последний экзамен и когда, наконец, появилась в дверях, он ринулся ей навстречу. Увидев Влада, она помахала ему рукой, но тут из припаркованной поблизости машины появился ее дед, и она направилась к нему. У дверцы мерседеса чуть помедлила, глядя на Влада, а потом нырнула внутрь. Дверца захлопнулась – автомобиль тронулся с места.
Вечером он получил от нее CMC. «Лунный свет/ И моя тоска/ Переполнили небо и землю,/ Обратились/ В осеннюю ночь».
«Пришлось разлучиться нам,/ Но образ твой нигде, никогда/ Я позабыть не смогу./ Ты оставила мне луну/ Стражем воспоминаний», – ответил он, слегка перефразировав японскую танка из «Капли росы».
Ответа не последовало. Оказывается, той же ночью она улетела в Аргентину.
Через день они поговорили по скайпу. И еще примерно полгода разговаривали и перебрасывались CMC-ми. Но интервалы между встречами постепенно удлинялись. Она поступила в университет Буэнос-Айреса и, судя по всему, с головой окунулась в студенческую круговерть. Иногда рассказывала о приемах в посольстве и светской жизни столицы Аргентины, неотъемлемой частью которой теперь стала и она. И Влад буквально физически ощущал, как неумолимая судьба все дальше относит их друг от друга.
Потом она замолчала совсем. От Сергея, родители которого поддерживали отношения с родственниками Ясмин, он узнал, что у нее в Аргентине появился достойный жених, внук бывшего президента, и недавно состоялась помолвка. Влад нисколько не удивился, все должно идти своим чередом. В тот вечер, придя домой с занятий, он отыскал в интернете «Элегию» си-бемоль Сергея Рахманинова («Обязательно в исполнении самого Рахманинова!» – словно услышал он далекий голос Ясмин), и включил колонки на полную мощность.
Прошли годы. Влад многого добился и теперь заведует кафедрой в своем бывшем университете. Семейная жизнь у него тоже сложилась удачно, хотя без особых страстей и любви. К жене, она тоже преподаватель, он искренне привязан, но никогда не читал ей стихов. У них двое детей и небольшая дача в дальнем Подмосковье. Жизнь его размеренно катится по наезженной колее. Но иногда ночью ему снится залитый лунным светом сад и благоухающий куст жасмина, усеянный полупрозрачными белоснежными цветами, – тогда он внезапно просыпается со сладкой болью в груди и влажными от слез глазами. К сожалению, это происходит все реже и реже.
Цветок жасмина
Посвящается Наталии Шульдешовой, Острову с белым мелким песочком – и, конечно, Орфею
На переломе тысячелетий зима выдалась по-настоящему сибирской. Всеобщий перестроечный разброд, длившийся уже несколько лет, привел к резкому падению производства и опустошению городской казны настолько, что даже не хватало денег сделать зимние запасы топлива для ТЭЦ – и уголь из Кузбасса везли и использовали буквально с колес. Температура в системах отопления поддерживалась минимальная – только чтобы батареи не перемерзли, хотя зачастую случалось и это. Вследствие этих всероссийских катаклизмов в квартире было настолько холодно, что я обитала, в основном, в маленькой комнатке, служившей спальней, где занавесила одеялом окно, постелила на пол ковер и весь день держала включенным обогреватель. Но, несмотря на все эти ухищрения, температура в комнатке держалась на уровне +12 градусов; в кухне было не более +5 – так что трехлитровые банки с водой, стоявшие на кухонном подоконнике, которые я держала на случай отключения воды, что случалось нередко, не просто покрылись льдом, а промерзли насквозь и полопались.
Поздним вечером 7 января я сидела на диване в маленькой комнатке и читала, укрывшись пледом. В ногах дремала Зоська. Неожиданно в прихожей на журнальном столике зазвонил телефон. Высовываться из сравнительно теплого помещения на холод, царивший в прихожей и коридоре, не хотелось, однако телефон все трезвонил, и я покинула свое уютное гнездышко под шерстяным пледом и взяла-таки трубку. Голос был незнакомый и молодой. Парень представился Гаркаускасом, заявил, что прочитал мою повесть «Призрачный возлюбленный» в «Сибирских огнях» и вот решил позвонить. Один из героев той моей повести действительно именовался Гаркаускасом, причем, он мистическим образом периодически вторгался в жизнь героини повествования, проявляясь в реальности через какие-либо действия, но, не материализуясь в обычном человеческом облике. По сюжету получилось довольно завлекательно.
Пока неизвестный парень сначала от имени Гаркаускаса, а потом и от себя лично признавался мне в любви, я слушала его вполуха и отделывалась ироничными замечаниями, предпринимая одновременно тщетные попытки ухватить кошку. Зоська, едва я покинула комнату, естественно, ринулась за мной, и когда я стала говорить по телефону, вскарабкалась по спине мне на плечи, а потом взгромоздилась на голову и вцепилась в волосы. Вести серьезные разговоры о любви в таком экстремальном состоянии я, конечно, не могла и, буквально умирая от смеха, одной рукой держала трубку возле уха и слушала горячие признания (что не было мне неприятно), а другой пыталась ухватить за шиворот вконец обнаглевшее животное и оторвать от волос. Наконец, мне это удалось, и я отшвырнула маленькую дрянь в сторону. Разумеется, все это доставило Зоське массу удовольствия и, задрав хвост, она удрала в другую комнату, явно ощущая себя победительницей.
Это была не первая моя публикация, и из предыдущего опыта я уже знала, что мои произведения иногда оказывали на некоторых представителей противоположного пола своеобразное воздействие. Человек искренне влюблялся в созданную моим воображением героиню, которой в реальной жизни я отнюдь не являюсь, и переносил свою влюбленность лично на меня. Поэтому после каждой публикации повести или романа мне вдруг начинали названивать взволнованные мужчины, жаждущие со мной познакомиться; иногда дело доходило и до неожиданных посещений, не всегда приятных, ибо люди эти были, как правило, весьма неуравновешенные.
Вот и с этим молодым человеком я разговаривала достаточно взвешенно, вежливо давая понять, что звонить не стоило. Старалась его не обидеть, но при этом развлекалась от души. Парень явно уловил мое настроение, однако продолжал оставаться смертельно серьезным. Под конец разговора еще раз сообщил, что это не розыгрыш, что он действительно меня любит и что в том же журнале, в котором напечатана моя повесть есть и его стихи. Сам он так и не решился представиться.
Я положила трубку – и тотчас выбросила этот разговор из головы. Вернулась в комнату, закрыла дверь, забралась под одеяло и взялась за книгу. Скоро в дверь стала царапаться Зоська, которая не чувствовала за собой никакой вины, ведь я была ее и только ее хозяйкой, большой кошкой, кошачьей мамкой, – следовательно, принадлежала только ей. Я пустила кошку в комнату, она забралась мне на колени, свернулась клубком и громко замурлыкала. Такая нахалка!
Обитали мы с Зоськой на пару в небольшой квартире на первом этаже. Иногда я мысленно проклинала себя за свое необдуманное решение взять сиамского котенка, необузданный нрав которого порой меня просто пугал. Я ходила на работу исцарапанная, а, возвратившись домой, тотчас натягивала толстый купальный халат, потому что подросшая кошка изобрела своеобразную игру, которую я окрестила «кошкодром». Она подстерегала меня и выжидала, когда я потеряю бдительность. Улучив момент, Зоська, словно молния, выскакивала из своего укрытия, взбегала по моей спине вверх до шеи, разворачивалась, неслась по спине вниз, – и пряталась где-нибудь под диваном или шкафом. Даже толстый халат не спасал от острых когтей. Я издавала вопль ярости и боли, потом ругала Зоську, – а довольная кошка выглядывала из своего укрытия и на ее мордочке была написана сардоническая усмешка.
Я уходила на работу к девяти и возвращалась часов в десять-одиннадцать вечера. Кормила Зоську и буквально падала в постель. Кошка, вернее, сиамский котенок, имела прескверный характер и поначалу была почти дикой. Быть может, потому что родилась на воле в Комаровке, дачном местечке в нескольких десятках километров от города.
Не могу сказать, что она свалилась мне, как снег на голову. Прошел уже год с тех пор, как умерла моя пушистая любимица Бася. Я долго переживала, потом успокоилась. Прошло время, и мне снова захотелось иметь кошку – дом без кошки представлялся мне пустым. Я сходила на рынок, но в этот раз котят там почему-то не оказалось. На улице мне тоже не попадались бродячие котята. Я информировала всех моих друзей и знакомых, что хочу снова завести кошку. Через какое-то время моя близкая приятельница сообщила, что у соседей по даче в Комаровке сиамская кошка принесла двух котят. На одного уже имеется претендент, но если я хочу – могу взять второго, когда немного подрастет. Я хотела.
Прекрасным субботним вечером в начале августа она, наконец, позвонила и сказала, что котенок уже у нее дома и завтра я могу его забрать; кажется, это девочка, но она в этом не совсем уверена. Договорились, что к полудню я к ней подъеду. Я занялась какими-то хозяйственными делами, как вдруг снова раздался звонок, и Лена попросила меня срочно приехать и забрать котенка. Я безмерно удивилась.
– Слушай, давай все-таки завтра подъеду, – сказала я. – Уже девять часов вечера, совсем темно.
– Нет-нет, давай сегодня, сейчас, – настаивала она. – Это существо – что-то с чем-то. Нападает на мою Дашку, загнало ее под диван, шипит и рычит.
Я представила себе огромную персидскую кошку Дашку и удивилась еще больше. Ведь, насколько я знала, котенок был примерно месячным. Кроха.
– Эта кроха уже меня исцарапала, – сказала Лена. – Приезжай срочно!
– Черт возьми, – пробурчала я. – Ладно, сейчас соберусь.
У двери Лены я оказалась в одиннадцатом часу. Она тотчас отворила.
– Забирай скорей свое «сокровище» – она тут уже свои порядки наводит.
– И где же мое «сокровище»?
– Вон выглядывает из-за двери.
Из-за дверного косяка, действительно, высунулась уморительная мордочка с ярко-голубыми глазами и большими ушами и снизу, не мигая, уставилась на нас. Я засомневалась, каким образом эта очаровашка могла наделать столько шума, шагнула к ней и протянула руку, чтобы погладить. Малышка тотчас распушилась, изогнула дугой спину и громко зашипела. Я отдернула руку и расхохоталась. Малышка была с характером.
– Когда я ее привезла, она тут же стала наводить свои порядки. – Рассказывала Лена. – Дашка подошла к ней познакомиться, она вот так же выгнулась, подняла шерсть дыбом – и бросилась на нее. Дашенька у меня воспитанная, ушла сразу, а эта за ней. Не успокоилась, пока под диван не загнала. Потом обнаружила Дашкины мисочки, поела – и снова к дивану, рычит и шипит на Дашку. Та нервничает.
– Понятно. Тогда я рассиживаться не буду – на метро надо успеть. Плохо, что у меня дома никакой еды для котенка нет.
– Пожертвую тебе полминтая, – сказала Лена и направилась к холодильнику.
Я достала шерстяной платок, взятый специально для этой цели, изловчилась и накинула на котенка. Тот возмущенно заверещал. Я быстро засунула его в свою сумку. Лена протянула мне пакет с рыбой, и я поспешила домой. Всю дорогу, сначала в автобусе, потом в метро, котенок молчал. Наверно пригрелся и спит, решила я. Так что до дома мы добрались благополучно.
Включив свет в прихожей, я открыла сумочку, вынула малышку и поставила на линолеум. Она с любопытством огляделась и, не проявляя ни смущения, ни страха, принялась изучать обстановку. А я переоделась в толстый купальный халат, дома уже было прохладно, и пошла в кухню, чтобы сварить ей (или ему?) рыбу.
Пока резала на разделочной доске минтая, малышка уже крутилась в кухне у меня под ногами, вероятно, учуяв рыбу. «Подожди, сейчас сварю и дам тебе», – говорила я котенку. Но не тут-то было! Ждать он не пожелал. В мгновение ока вскарабкался по моим голым ногам, по халату мне на плечо, шлепнулся на стол, вцепился когтями в сырую рыбу и с урчанием принялся за ужин. Я вырвала у него кусок сырой рыбы, опустила малыша на пол – подожди. Как бы не так! Через пару секунд он снова сидел у меня на плече, еще через пару секунд уже с урчанием пожирал рыбу. «Да… – вслух произнесла я, – похоже, жизнь у тебя была не сахар. С тобой не соскучишься…» И как в воду глядела.
Через несколько дней котенок совершенно адаптировался и уже позволял брать себя на руки и гладить. Но характер, но темперамент!.. Это был какой-то крошечный вечный двигатель, носившийся по квартире, словно ртутный шарик, поймать который почти невозможно. Все же я смогла определить, что это девочка, и за элегантную внешность нарекла ее Лукрецией, подразумевая Лукрецию Борджиа. Однако своей дикостью и даже порой свирепостью новоиспеченная Лукреция серьезно меня озадачила – это был настоящий дикий котенок. Как известно, толкователи имён считают, что имя оказывает на судьбу и характер человека сильное влияние. Быть может, на животных тоже? – подумала я, припомнив репутацию одиозной дочери папы римского. И срочно переименовала котенка из Лукреции Борджиа в Зосю. Это имя к ней прилипло.