- Гляди-ка, реально схвачено, - удивился он, как будто впервые увидел, и авторитетно добавил: - Но картина не полная. Про искусственные наши сопки ты не упомянул.
- Я вас понял, - откликнулся Гера. - Но ведь шахты-то уже закрылись. Я делаю упор на природу. Кстати, - живо продолжил он. - Недавно американский фильм смотрел. Знаете, через какое время Земля излечится от наших рукотворных дел, если человечество внезапно вымрет?
- Хм, интересно. Базарь!
- Всего за пятьсот лет. И следов никаких не останется, будто нас никогда и не существовало. Асфальт прорастет травой, небоскребы развалятся, Богиня свободы поржавеет и рухнет в океан. Только египетские пирамиды сохранятся.
- Но мы не вымрем, - оптимистически объявил Мишка. - Назло природе. Так что добавь мажору. И я тебя умоляю, не злоупотребляй бемолем. А когда окончательно закончишь, обязательно пришли мне. Ужо я по достоинству оценю.
- Прислать текст или ноты? - уточнил Гера.
- И то, и другое.
- А куда?
- Я по-прежнему обитаю в своем особняке, что на улице Пушкина, дом четырнадцать, квартира шесть. Но если забудешь, спрашивай Мигуэля Серафимовича Сорокина. Меня все знают, - подробно разъяснил Мишка.
- Так вы теперь тоже музыкой увлеклись?
- Ко всему интерес имею.
- И в футбол по-прежнему играете? - даже с какой-то завистью спросил композитор.
- А то, - подтвердил Мишка. - Меня в Италию приглашают, за "Сампдорию" выступать. Вот только не знаю, ехать или нет. Боюсь, поддамся соблазну, подпишусь на это дело и потеряю свободу. Там же все строго по распорядку: игры, тренировки, а по вечерам купание в Адриатическом море. И никуда ведь не денешься, придется выполнять.
- Свобода это осознанная необходимость, - скромно заметил композитор. - Или, как я слышал по телику, это круг нашего вращенья, к которому мы прикованы цепью. Притом, длину цепи мы определяем сами.
- Ты что гонишь? Какой круг? Какая цепь? - возмутился Сорокин. - Пересмотри свою концепьсию, а то для тебя небо будет казаться с овчинку и при полной свободе. А я, даже сидя в клетке, небо незарешеченным видел. Ты пораскинь, мозгами-то.
- Хорошо, я подумаю, - согласился композитор.- А в какой клетке вы сидели?
- Во всяких приходилось, - проворчал Мишка. - А че ты так бережно прижимаешь к своим грудям?
- Пирожные "Рафаэлло", - встрепенулся Гера, развязывая ленту на коробке. - Угощайтесь, пожалуйста!
- Они мне в Италии еще надоедят. Ну да, ладно, одно возьму, чтобы не обидеть. - Мишка угостился пирожным и тут же откусил от него. - А пуховик тебе, я гляжу, великоватый. Еще одного такого композитора можно вовнутрь впустить.
- Да, я сильно похудел в последнее время, - согласился Трегубов. - Мама меня на обследование в краевую больницу возила, профессорам показывала.
- И что?
- Не выяснили.
- А на мне плащ не застегивается, - посетовал Мишка.
Вот, ей-богу, не просил он Трегубова меняться, композитор сам предложил, и тут же с готовностью стал расстегивать пуговицы пуховика.
- Погоди-ка... - Мишка приостановил его. - А зачем мне, собстно, в Италии пуховик? - раздумывая, спросил он. - Еще не хватало там париться. Ладно, носи сам! Ты еще поправишься, Герасим. Чем питаешься? Небось, какой-нибудь иноземной гадостью?.. Бери пример с меня! Налегай больше на картофан, а для аппетиту красное винцо употребляй.
- Вы уж подскажите, какое именно.
- Рекомендую портвейн "Три семерки". Также неплохо идет вермут. Только, когда берешь, проверяй на прозрачность. Если шибко мутное, требуй замены. Да смотри, чтобы куски свеклы в ем не плавали. Хотя свекла, сама по себе, тоже неплохой продукт. Способствует пищеварению, нормализации стула, ну и тому подобному...
Надавал композитору кучу советов, съел еще одно пирожное и побрел дальше. Попалась на пути баня, куда он хотел устроиться директором. Но на дверях висели сразу две таблички: "Нет горячей воды" и "Закрыта на капитальный ремонт". Дальше - сквер, где он пил пиво. Все, приплыли. На дымящиеся трубы ТЭЦ можно было только взглянуть с сожалением. И теперь следовало переместиться на другой конец города. Однако пешком идти не хотелось, автобусы курсировали редко. Мишка поднял руку, останавливая проезжавшее мимо такси.
Сел рядом с водителем, неторопливо достал пачку "Примы". Но она оказалась пуста. Он смял пачку и выбросил, самовольно приоткрыв стекло.
- Слушай, угости, а? - попросил таксиста.
Тот вытащил пачку сигарет с фильтром. Мишка "угостился" и прикурил.
- Куда ехать-то? - спросил таксист, пока не трогаясь с места.
- А куда ехал, туда и езжай.
- Ты загадки мне тут не загадывай, - недобро сказал таксист. - Говори, куда.
- На семнадцатый километр.
- Двести.
- Скинь сотню. Тебе ведь, так или иначе, к центру возвращаться, - попробовал поторговаться Мишка, но, видя, что таксист, отнесся к этой идее крайне недобро, примирительно добавил: - Ладно, погоняй лошадей!
Проехали весь город, и остановились на другой окраине. Мишка "вспомнил", что наличными у него нету, и предложил выписать чек. После долгих препирательств, таксист согласился. Сорокин сообщил адрес и на листке, который водитель вырвал из блокнота, написал: "Транспортные расходы - 200р. М. Сорокин". Его замысловатой росписи позавидовал бы министр финансов.
- Моя мама с тобой рассчитается, - устно пояснил он. - Ее звать Мария Сергеевна.
Однако и в этом районе города работы не нашел. Сам убедился, что все три фабрики - трикотажная, швейная, ковровая - не Работали. Еще тут размещалась фабрика пианино. Но на проходной висело объявление, что имущество распродается. Понятно, в связи с банкротством. Никто не хочет покупать изготовленные здесь инструменты. Перевелись в городе пианисты... Нет, остался Гера Трегубов. Он-то каждый день музицирует. Только богатая мама наверняка прикупила ему что-нибудь импортное, добротное.
Пришлось вновь повернуть к центру города. Но такси на этот раз Мишка не стал брать. Неуспех по трудоустройству не позволил ему шиковать дальше.
Шумел и гудел рынок. За прилавками - китайцы, корейцы да наши, на все согласные женщины. Кем пристроиться? Снабженцем, торговым агентом?.. Нет, увольте. К торговле Мигуэль де Сааведра относился с предубеждением. Так же, как и к службе в милиции. Непонятно, почему. Наверно, мешала генетическая память. Не было в его родне ни торгашей, ни милиционеров. Правда, один из дядьев, окончив техникум, занялся торговлей, даже до заведующего продуктовой базы поднялся. Однако, не удержавшись от соблазна, сделал пересортицу селедки. За что и посадили. Отсидев срок, устроился на более привычную для своего менталитета работу: пошел крепильщиком в шахту. Впрочем, это случилось давно, и сейчас дядька Иван, маясь астмой, радикулитом и силикозом, сидит на пенсии.
Уже к концу рабочего дня, ни на что не надеясь, Сорокин заглянул в Комбинат Бытового Обслуживания. Там, правда, он уже работал. Но может, не помнят. Черт подери, не забыли вовсе!
- Да знаю я тебя, - можно сказать, дружески проворковала приятная во всех отношениях женщина, инспектор отдела кадров.
- Нет, Тамара Викторовна, не знаете, - попытался он доказать ей, разглядывая узоры на светлой кофточке, через которую просвечивал наполовину открытый бюст. - Я уже другой. Повзрослел, набрался знаний, остепенился...
- Кандидатскую, что ли, защитил? - с любопытством спросила кадровичка. Подняла руки к голове, вроде желая поправить прическу, и ее грудь обозначилась во всей красе.
В голливудских фильмах, которые доводилось смотреть Мишке, мужиков часто обвиняли в сексуальном домогательстве к женщинам. У них там такая статья в уголовном кодексе есть. Посмотрел не так, сказал не то. А почему в отношении женщин подобной статьи нет? Это ведь явная дискриминация по половому признаку. Не мешало бы дополнить, типа того: "Провокационные действия женщин, подталкивающие мужчин на сексуальные домогательства в отношениях с женщинами".
Мишка с неохотой отвлекся от законотворчества, вызванного прозрачной кофтой кадровички, и ответил на ее вопрос:
- Да нет, я в другом смысле. Сегодня у нас что? Вторник? Так вот, в среду исполнится три дня, как я начал вести исключительно трезвый образ жизни.
- И экипировался надлежащим образом, - поощрительно кивнула она. - В костюме, при галстуке.
- Верно заметили, Тамара Викторовна. Я без галстука, как и всякий уважающий себя джентльмен, ходить не мыслю.
- А галстук-то у тебя в горошек, джентльмен, - улыбнулась она. - И плащ в подмышках жмет.
- О вкусах не спорят, - вывернулся он.
Вообще-то обаянием Мигуэль де Сааведра обладал и теперь улыбчиво смотрел ей в подведенные глаза, про бюст только подразумевая. Тамара уступила, как уступали ему многие женщины.
- Ладно, возьмем с недельным испытательным сроком, - возвращая предъявленные "корочки" сварщика, решила она.
- А кем?
- Пока разнорабочим, а там видно будет.
- Может, аванс выпишете?
Не выписали, и домой он вернулся пешком. Там на него напустилась мать.
- Ишь, олигатор нашелся! - смешивая два понятия, заругалась она. - На таксях он, видите ли, разъезжает. А мне у соседей пришлось занимать, чтобы расплатиться.
На другой день уже с метлой в руках, и опять же в костюме и при галстуке, как истый джентльмен, Мишка подметал внутренний двор мастерских. Навыки работы в приезжем цирке пригодились. Однако спецодежду пока не выдали, жмоты. А погода продолжала портиться. Откуда-то с Севера, наверно, с Якутии, куда его хотел отправить брат, подул резкий, холодный ветер. Сорокин закурил, поежился и, вспомнив про встречу с Герой, досадливо подумал: "Ну, не дурак ли я? От дармового пуховика отказался".
Ветер завыл особенно злобно, и он выплюнул окурок вместе с мыслями. "Ладно, переживем!" На следующий день, переступив через заявленные принципы, вышел на работу не в костюме и галстуке, а в драном свитере и когда-то принадлежавшем брату Петру армейском бушлате.
* * *
Зима, слава богу, прошла без приключений. Кабы Серафим Иванович вновь приехал, то, небось, сильно удивился. Сын, следуя его совету, сделал попытку приобщиться к "багажу, накопленному человечеством". Мишка в кои-то веки посетил библиотеку при Дворце Культуры. Он хладнокровно миновал бильярдную, из которой соблазнительно доносились перестуки шаров, прошел в дальнее, глухое крыло, куда редко кто забредал, поднялся на второй этаж и попал собственно в библиотеку. Две сотрудницы, скучавшие без дела, встретили его приветливо. Обе уже успели испортить зрение и носили очки.
- Что вы хотели? - спросила та, которая помоложе, в светлом платьице с короткими рукавами.
- Я юриспрюденцией интересуюсь, - разъяснил он, стащив с головы вязаную шапчонку.
- Юриспруденцией, - поправила его вторая библиотекарша, постарше, в платье с длинными рукавами.
- Знаю, - кивнул он. - Но мне такой прононс больше нравится. Вы уж не будьте так строги к моим заскокам.
Они пообещали подобрать литературу, но прежде попросили записаться и получить читательский билет.
- Нет, давайте обойдемся без бюрократических проволочек, - пытался отказаться он.
- Но это же нетрудно, - уговаривали его сотрудницы. - Мы мигом все оформим.
- А оно мне надо?
- Хорошо, раскроем свои карты, - переглянувшись с молодой, сказала старшая. - Вам, может, не надо, но у вас есть возможность без особых усилий сделать для нас доброе дело.
Они поведали, что в библиотеку мало кто ходит, и ее собираются закрыть, а им, бессменным сотрудницам, грозит сокращение. И каждый новый читатель для них - шанс на спасение.
- А, ну тогда ладно, - согласился он.
Отчего же, без особых усилий ни сделать доброе дело? Вот только и на этот раз никаких документов у него с собой не оказалось. Библиотекарши всему поверили на слово. Конечно, можно было, на всякий случай, насочинять что-нибудь правдоподобное, но в ответ на их доверие и он доверчиво выложил свои паспортные данные. И, может, впервые в жизни без оглядки и сожаления назвался так, как задумал отец:
- Пишите: Мигуэль де Сааведра Сорокин.
Женщины переглянулись: правде-то они и не поверили. Пришлось пускаться в дополнительные разъяснения, рассказывать о Серафиме Ивановиче с его причудами. Тогда библиотекари поняли и приняли. И следом наперебой, меняя друг дружку, прочитали целую лекцию о том, кто ж это был - Мигуэль де Сааведра, по фамилии Сервантес. Младшая, Лидия, даже поведала занимательную историю о Достоевском. Якобы, когда "великому русскому романисту" предложили выбрать, какую книгу он возьмет с собой в космическое путешествие, то Федор Михайлович, не колеблясь, назвал "Дон Кихота".
- Так ясное дело, - кивнул Мишка. - В те далекие годы фильма "Белое солнце пустыни" еще не сняли. А так бы Федор Михалыч, как и наши космонавты, предпочел бы взять с собой не Дон-Кихота, а это кино про красноармейца Сухова.
Библиотекарши засмеялись. Настроение у них изменилось к лучшему, они напрочь забыли, что им грозит сокращение. Они принесли ему кипу книг по юриспруденции. Мишка с умным видом полистал их, выбрал пару фолиантов и попросил, чтобы разрешили взять с собой.
Где-то через неделю он проходил мимо кинотеатра "ША ТЕР". Третья буква (Х) в названии давно не светилась, и кое-кто в этом видел хулиганский умысел. Но были и такие, которые утверждали, что это работа провидения. В кино мало кто ходил. И теперь здесь разместилось еще несколько конкурентоспособных культурно-развлекательных заведений, в том числе пивбар. А у входа - можно сказать, на паперти сего заведения - часто дежурила компания Стефаныча в обычном составе. Бомжи не пропустили Мишку мимо и попросили взять по кружке пива.
- Лады, - согласился Сорокин. - Только прежде давайте сделаем одно доброе дело.
Он повел их в библиотеку. Женщины с изумлением смотрели на ввалившуюся компанию.
- Новые читатели, - пояснил Мишка. - Я не желаю, чтобы наш рассадник культуры закрылся.
Он громко объявил - для Оксаны Петровны. Лидочке же шепнул на ушко куда проще: "Не хочу, чтобы ты осталась без работы".
От новых книгочеев специфически пахло, на полу оставались следы от обуви, но библиотекарши обрадовались: "Нашего полку прибыло!" Правда, опять возникла проблемка с документами. У них на семерых имелось два паспорта и те без прописки. Ну, кроме того, у бывшего землепашца Охлябина сохранилось удостоверение "механизатора", у бывшего шахтера Стаканова членский билет Красного Креста и Полумесяца, а у Дерсу Узала вообще никаких бумаг не имел, да он и читать не мог.
- Эх, мальчики, - вздохнула Оксана Петровна. - Вы натуральные "мертвые души". Конечно, Николай Васильевич на небесах удовлетворенно потирает руки, но нам-то как быть? Вы сможете, в случае чего, подтвердить, что существуете на самом деле?
Бомжи повернулись к своему теоретику. Сможет ли, он подтвердить их незавидное, никем не признаваемое и нигде не зафиксированное существование?
Стефаныч не долго думал.
- У каждого человека есть два ноздри, - сказал он, предварительно высморкавшись. - У меня тоже есть два ноздри. Следовательно, я человек. Это я вам привел пример чего? Правильно, силлогизма! И о чем говорит мое употребление его? О том, что я мыслю. А если я мыслю, следовательно, существую.
Тут Лидочка внимательней к нему присмотрелась, всплеснула руками и воскликнула:
- Ой, а ведь я вас помню, Геннадий Степанович! Вы ж бывший лектор общества "Знание". И лет пять назад читали у нас лекцию на тему "Постмодернизм - мировоззрение пузатых".
- Да нет, не так называлась лекция, - поправил Стефаныч. - Это я на свой вкус переделал.
Все-таки, несмотря на отсутствие документов и регистрации, женщины отважились гостям выписать по новенькому читательскому билету. Посовещавшись, решили выдать неофитам и по книжке. Из тех, что приготовили к списыванию, как устаревшие и невостребованные.