- И что, есть даже настоящие патроны?
- Естественно, - степенно ответил Андрей и включил мотор.
Ночь была необыкновенной, на звездном небе сияла полная луна, освещая все вокруг.
По пути Андрей зашел в ночной магазин, чтобы купить там бутылку шампанского и коробку конфет.
- Отметим завершение твоего отпуска, - увидев вопросительный взгляд Зары, пояснил он.
Они выехали в поле и остановились возле стога сена. Андрей вытащил из машины старое покрывало, лежавшее в багажнике у Петрова и постелил его прямо на землю. А затем, открыв бутылку "Шампанского" и наполнив пластиковые стаканы, произнес тост:
- Давай выпьем за нас. За наше счастье, чтобы мы всегда были вместе. - Он сделал паузу и уже голосом, полным сожаления, добавил: - Во всяком случае, ты навсегда останешься в моем сердце.
- Зачем так грустно, - засмеялась девушка, - Я не бог весть куда уезжаю. До Таганрога всего 60 километров. Мы сможем приезжать друг к другу на выходные.
- Мне нельзя выезжать за границу, без разрешения командования, - буркнул Андрей.
- Значит, я буду приезжать к тебе, - весело сказала девушка и поцеловала парня в щеку.
До рассвета, они целовались в стогу, затем стреляли по бутылкам из автомата, пугая спящих птиц. А в завершении Андрей предложил Заре самой сесть за руль.
Когда на горизонте появились первые лучи восходящего солнца, Зара сказала:
- Я уезжаю первым автобусом. Отвези меня в пансионат, мне еще нужно собрать вещи. Да, и подруга, наверное, волнуется, я ведь телефон оставила в номере.
- Позвони с моего, - предложил Андрей и протянул ей телефон Петрова.
Девушка набрала номер и поднесла аппарат к уху, затем, взглянув на Андрея, сказала:
- Вызов заблокирован. Ты видимо все деньги выговорил, когда звонил мне.
- Наверно, - он небрежно бросил телефон в салон и помог Заре сесть в салон.
До пансионата они ехали молча, периодически обмениваясь взаимными улыбками. Остановившись возле ворот, девушка сказала, не выходя из машины:
- Давай не будем устраивать долгих проводов. Я не люблю лишних слез и тяжких вздохов. До автобусной остановки мы доберемся сами. Провожать нас не надо.
Она на прощание погладила Андрея ладонью по щеке, а потом поцеловала в губы.
Андрей захотел ее обнять, но Зара выскочила из машины и, не оборачиваясь, уверенным шагом направилась к своему корпусу. Маменко провожал ее долгим взглядом, пока она не скрылась за поворотом.
- Ну, вот и все, - обреченно сказал он и двинулся с места.
Он ехал куда глаза глядя, не видя дороги. Отдавая все же отчет в том, что его могут начать искать, он свернул с трассы и дальше помчался по проселочным дорогам. Только сейчас он осознал, что совершил настоящее убийство, за которое должен понести суровое наказание. Сначала он решил, что нужно вернуться на заставу и чистосердечно во всем признаться. Но, тут же отогнал от себя эту мысль, В этом случае он больше никогда не сможет увидеть Зару. Он ехал дальше по заброшенным, заросшим бурьянам дорогам, пока автомобиль, как раненый конь не завалился набок и резко остановился. Правым колесом он заехал в глубокую яму, из которой выбраться уже не смог. Андрей вышел из автомобиля, вытащил из-за кресла автомат и ремень со снаряжением.
"Это мне, пожалуй, ни к чему, - подумал он, глядя на штык-нож и пустой магазин в подсумке. Как можно дальше от машины, он раскидал их в разные стороны и, оставив, на сиденье ремень с пустым подсумком, направился в степь. Повесив автомат на плечо, он стал напряженно думать, как ему выйти из этого положения. И тут у него возник план. Из потенциального убийцы он может стать жертвой неизвестных бандитов. Ведь свидетелей все равно нет. Маменко проверил магазин в автомате, там был один патрон, еще один оставался в патроннике. "Отлично, - подумал он, - сделаю в себя два выстрела для убедительности. При двух ранениях ни у кого не возникнет мысли о членовредительстве". Теперь оставалось решить, в какую часть тела лучше выстрелить. Руки и ноги, как вариант, отпали сразу, так как можно было повредить кость и навечно остаться инвалидом. Плечи и грудь тоже вызвали у него глубокие сомнения. Он сел в траву и стал напряженно думать. Затем, восстановив все свои скромные знания в анатомии человека, он решил выстрелить себе в бок, причем так, чтобы не задеть тазовую кость и не повредить печень. Он расстегнул тужурку, заправил полу на спине под ремень и приставил ствол автомата к правому боку. Затем, снял левый сапог, правой рукой, насколько было возможно, оттянул кожу вместе с тельняшкой, а левой зафиксировал ствол, чтобы тот не дернулся в момент стрельбы. Закончив приготовления, он большим пальцем ноги нажал на спусковой крючок.
Среди утренней тишины раздался оглушительный выстрел, а вслед за ним не человеческий крик. Маменко никогда не предполагал, что это может быть так больно. В глазах у него потемнело, и резко стала кружиться голова. Он лег на землю и опустил веки. Мысль о втором выстреле уже не возникла.
Когда боль немного притупилась, он встал и поплелся до ближайшей посадки. За ней оказалась проселочная дорога и поле подсолнечника. Что было сил, Маменко забросил автомат подальше в подсолнухи, и пошел прямо в надежде встреть людей на своем пути. Идти становилось все труднее и труднее. Наконец, он увидел на поле стадо коров, и пастуха, косившего сено. Застегнув тужурку на все пуговицы, он, размахивая рукой, вышел ему навстречу.
Глава 13
- Да-а, Маменко, - на выдохе протянул Рыбаков, - Наломал ты дров.
- Меня теперь посадят? - тихо спросил солдат.
- А ты как думаешь? - вопросом на вопрос ответил подполковник.
Парень опустил голову, по его щеке покатилась слеза.
- Товарищ, подполковник, скажите, я перед арестом смогу увидеть Зару? - с надеждой в глазах спросил Маменко.
Рыбаков, перечитывая исписанные листы бумаги, посмотрел на солдата и честно сказал:
- Боюсь, что увидеться ты сможешь с ней только на очной ставке.
Парень уткнулся лицом в подушку и от отчаяния зарыдал в полный голос.
- Только не это, - причитал он, - Я не выдержу этого позора. Я не хочу, чтобы они считала меня подонком.
Рыбаков протянул к нему руку, чтобы успокоить, но тут же ее одернул. Он не знал, как себя вести по отношению к этому молодому человеку. История, услышанная от него, вызывала у Виктора чувство сожаления. Но, внутренний голос твердил обратное. Фактически этот парень лишил жизни другого человека, у которого были родители, молодая жена и к концу лета они ожидали своего первенца. Ничто не может оправдать убийство.
Рыбаков вышел в коридор, там его ждал Косовский. Не успел Виктор открыть рот, как майор его перебил:
- В палате хорошая акустика, а дверь плотно не закрывается, поэтому я все слышал.
- Ну и что скажете?
- А что я могу сказать, - невозмутимо ответил помощник военного прокурора, - Эту версию нужно тоже проверять, как и все другие.
Приоткрыв дверь и заглянув в палату, он крикнул:
-Маменко, ты куда деньги спрятал?
- Наши потратил на "Шампанское" и сладости, а российские спрятал здесь в туалете под бочком, - не отрывая головы от подушки, ответил солдат.
- Ну, Виктор Андреевич, охраняйте арестанта, а я пойду, возьму понятых и начну досматривать сортир, - улыбнулся Косовский.
Рыбаков остался в коридоре, заходить в палату, и общаться дальше с Маменко у него не было желания. Он стоял и думал, как один поступок или не вовремя сказанное слово, может в корне сломать человеку всю последующую жизнь. Если б Маменко не схватился за оружие и не спровоцировал Петрова на драку, то не было бы этого злополучного выстрела. Если б Петров, не позарился на сомнительный заработок на границе, а выполнил свой служебный долг, то остался бы живым. Ах, если б, если б.... Как говорили классики "История не любит сослагательного наклонения", поэтому у каждого своя судьба. Так размышлял Рыбаков, молча, наблюдая за солдатом через открытую дверь палаты.
Не прошло и десяти минут, как вернулся Косовский. Внешне он казался подавленным.
- Что-то случилось? - спросил его Рыбаков, - Деньги пропали?
- Да нет, - вяло ответил майор, - Пожалуйста, - Он протянул Рыбакову шесть купюр достоинством по сто рублей. - Вот чего стоит человеческая жизнь, шестьсот рублей, сто двадцать гривень на наши деньги.
Он присел на стул, стоящий в коридоре и задумчиво посмотрел в окно.
- Вы знаете, Виктор Андреевич, - обратился он к Рыбакову, - Я уже десять лет работаю в прокуратуре, многое повидал, но никак не могу привыкнуть к тому, что жизни можно лишиться из-за пустяка. В подобных ситуациях мне всегда жаль родителей. Я сам, как отец двоих детей, знаю, как тяжело их поднимать и воспитывать, как радуешься их успехам, сколько надежд на них возлагаешь...- он вновь замолчал, потом резко встал и добавил:
- А потом вот так, из-за какой-то мелочи, вроде шестисот рублей, все это остается в прошлом.
Он тяжело вздохнул и, перейдя на деловой тон, продолжил:
- И так, Виктор Андреевич, я предлагаю связаться с командованием Погранотряда и начать поиски оружия. Помимо убийства, умышленного или непреднамеренного, это решит баллистическая экспертиза; на нем еще повиснут "нарушение правил несения пограничной службы", "Халатное обращение с оружием", "Хищение оружия и боеприпасов". Этот букет статей Уголовного Кодекса я на вскидку пока предполагаю. По рассказу Маменко, я не услышал, куда он дел пистолет Петрова. Не исключено, что может всплыть еще одна статья. Сейчас сюда приедет наш следователь и я предлагаю разбиться на группы. Нужно прочесать поле, где они ночью стреляли, собрать все гильзы, найти штык-нож, автомат и пистолет. Так что, дня на два прогулки на чистом воздухе нам обеспечены.
- Я думаю, мы найдем их раньше, - предположил Рыбаков, - Предлагаю, взять с собой Маменко и пусть он нам на месте все покажет, а солдат для поиска тоже вызовем сюда.
- Не возражаю, - ответил Косовский, - С командованием договариваться, это уже ваш вопрос.
Как и предполагалось, все гильзы от автомата были найдены в диком поле возле стога сена. Сам автомат нашли в подсолнухах, где он указал. Штык-нож и магазин пришлось искать дольше, потому что Маменко не мог вспомнить в какую сторону его бросил. Гораздо сложнее оказалось найти пистолет. Арестованный постоянно путался, и не мог точно вспомнить, на каком этапе своего движения выбросил оружие, а самое главное, куда. Наконец, когда и солдаты, и офицеры изрядно утомились от безуспешных поисков, Маменко обратился к Косовскому:
- Товарищ, майор, я хочу в туалет.
- Отойди в сторону и делай свои дела, - ответил ему помощник прокурора.
- Я по-другому хочу, - опустив глаза, произнес Маменко.
Косовский подозвал к себе двух солдат и приказал им:
- Проводите задержанного в посадку, и смотрите, глаз с него не спускайте.
- А как же я в наручниках все это сделаю? - показав руки, спросил Маменко.