Я колебался: идти - не идти и все - таки пошел, - ведь недаром я встал в такую рань и сломал свой режим, за которым стараюсь следить.
Пустившись в путь, имея впереди возможность снегопада, я совершил сразу две ошибки: надел вместо резиновых сапог кирзовые и не взял на руки ни варежек, ни даже верхонок. Об этом впоследствии сильно жалел и ругал себя последними словами...
Перейдя дорогу на перевал, я вошел в один из ближних распадков, пройдя по нему немного, стал подниматься на хребтик.
Рассвело, но небо закрывали низкие серые тучи и пробрасывал редкий снежок. Собаки вспугнули выводок рябчиков и гавкнув пару раз на них, убежали дальше, а я остановился, долго рассматривал рябчика в бинокль: он вылетел из кустов и сел на горелую лесину и не улетая, следил за мной, тревожно вытягивая шею и поворачиваясь на ветке вослед мне.
Наконец, я взобрался на самый верх горы, и оттуда, мне открылся чудный вид: кругом, насколько хватало глаз, разбросаны вершины скалистых гор, запорошенные снегом.
Червленое золото пожухлой хвои лиственниц, спокойно и мягко соседствовало с червлёным серебром покрытых снегом, каменистых осыпей.
Заросли лиственниц клиньями врезались, взбирались по распадкам почти к вершинам.
Золото лиственничных рощ, подчеркивалось нейтральностью темной зелени кедрового стланика, который составлял следующий уровень растительности.
Вспомнился предыдущий вечер, когда солнце, нависшее над хребтом, посылало прозрачное золото осенних лучей в долину, "посыпая" им золотистые лиственничные леса - получался красивый, необычный и редкий оттенок - золото на золоте...
Чем выше я поднимался по гребню, тем более величественный вид открывался: внизу подо мной лежали поселки, бежали речки, реки и ключи. Их течение ревниво укрывала тайга. И воздух на вершине, что ни говори, чище и прозрачнее, чем в долине.
...Время подошло к восьми часам, и снег разошелся гуще, видимость уменьшилась до полу километра, собаки устали, гоняясь за куропатками, которые подпускали нас совсем близко.
А куропач, гортанно ругая собак, летал почти по кругу.
Идти дальше не было смысла, да и время поджимало, и я повернул к дому.
Здесь я совершил третью ошибку - стал спускаться в долину ручья, вместо того, чтобы идти назад по чистым вершинам.
Итог: я продирался через, мягко говоря, мало проходимые заросли стланика, ко всему еще засыпанные снегом и ежеминутно рисковал не только сломать ружье, которое цеплялось за сучки и ветки, но и голову. Мог выколоть глаза, соскальзывая в кирзовых сапогах по стволам, или по предательски запорошенным, замаскированным камням. Руки мерзли, разбухли и не подчинялись командам. Ноги промокли и мерзли, ружье якорем цеплялось за что попало и болталось за спиной, больно колотя по бокам...
Ну и ругался же я!
Наконец, спустился к ручью, но идти вдоль ручья, хотя и вниз, тоже было чуть только легче, чем вверх. Заросли и колодник через двадцать-тридцать метров прижимались к воде. Неловко оступившись, переходя в который раз ключ, я булькнул в яму, вымытую в грунте быстрым потоком и черпнул сапогом воды...
Когда я вышел к дороге, вид у меня был жалкий!
Одежда промокла насквозь, сапоги разбухли напитав воду и хлябали, на ничего не чувствующих замерзших ногах. Руки покраснели и не хотели, а точнее, не могли расстегнуть пуговицы; ружье, мокрое и залеплено хвоей и листьями.
Я почти бегом бежал к дому!
Войдя внутрь, сбросил мокрую одежду и сапоги, переоделся и хромая, вперевалку, заковылял к горячему источнику; там, мигом скинул одежду и погрузился в горячее блаженство. Ноги и руки приятно покалывало...
Прошло десять минут и сырое морозное утро забыто. Пуская пузыри, я любовался причудливыми линиями на дне, созданные ясным солнцем, преломившимся в прозрачной воде.
...Тимошка подрос и одолевает меня игривостью. Нападает на Мусю, обхватывая ее за шею лапками, норовит укусить за голову и яростно когтит ее задними ногами. А Муся отвечает изредка, притворно яростно кусает, или сменив "гнев", на милость, принимается лизать упрямого драчуна, уговаривая не дебоширить...
Рано утром, Муся просится на улицу и вскоре приносит с чердака мышь, которую отдает Тимофею, а тот с кровожадным урчанием поедает ее в темном углу.
Еще одна особенность. Если они вместе подходят к миске, то Муся терпеливо ждет, как бы ни была голодна, пока Тимофей наестся. Выяснилось, что Муся ночами ловит мышей и складывает их на чердаке, а утром достает их и скармливает сыночку.
Вчера же в обед чистил ружье и решил стрельнуть из левого ствола пулей. Пули эти были положены Аверьяновым на место высыпанной дроби и были они 16 калибра, а ружье у меня 12 калибра. В качестве мишени поставил ящик, в котором раньше были аккумуляторные батареи. Размеры его приблизительно сорок шесть сантиметров на двадцать восемь, и я, установил этот ящик на расстоянии метров в двадцать пять...
Сделал первый выстрел - промах. Сходил за вторым патроном с такой же пулей... Снова промах! Я призадумался и сходил за третьим зарядом, и снова промах! И тут - то я впервые осознал до конца опасность моего положения в недавней стычке с медведем и понял, почему медведь, только после четвёртого выстрела ушел на рысях.
Выясняется, что я позорно мазал, потому что стрелял его метров с 30, и только последний выстрел достиг цели, - я это услышал, по характерному чмоканью.
Но, наверное, и убойность этих "снарядов" была соответствующая. Отныне и навсегда надо уяснить истину, что из каждой партии снаряженных патронов надо обязательно делать пробные выстрелы - один, а лучше два-три. Нельзя жалеть времени на правильную, хорошую зарядку патронов, так как в критической ситуации, такие промахи могут стоить жизни. Кстати сказать, когда я сделал выстрел родной пулей, она прошила ящик в том месте, куда целился, и вырвала изнутри батареи клок алюминия.
Сегодня девятнадцатое сентября.
За окном все те же золотые лиственницы, только золото это похоже на акварель, светлое и уже прозрачное, а это значит, что скоро упадет снег.
Листва с березок и берез опала и засыпала слоями ключ, из которого мы берем воду. Хвоя лиственниц своим чередом опадет, и когда это случится, упадет на землю большой снег. И вот тогда в наши края придет зима, окончательно и надолго!
И как обычно в конце осени чувство легкой щемящей грусти сменяется непременно удушливой тоской: нет желания ни читать, ни писать, пропадает охота жить, и только переживания за детишек и жену остаются.
Для меня всегда поздняя осень была временем, когда дома солят капусту, то есть промозглые, сырые, холодные дни с ветром и без солнца; в доме беспорядок, и мать солит капусту, целый день вручную шинкуя очищенные кочаны, и мы всегда вынуждены помогать её в этом однообразном труде.
Целый день едим как попало, потому что кухня завалена кочанами капусты и самое важное в ощущении этого дня: настроение у всех нехорошее, нервное. Да и погода, как правило, в эти дни, отвратительная...
Сегодня двадцать третье сентября.
С утра светит солнышко сквозь тучи, а снежок, падая на землю из туч, светится под лучами солнца.
Вздыхая думаю: наконец остался один, совсем один, и это на всю зиму, до следующего полевого сезона. Скольких полевиков я уже проводил за это лето?
Против окна осиротело торчат остовы палаток, с которых вчера только сняли брезент, и глаз не успел еще привыкнуть к этому виду. Уезжая, ребята вошли в дом, посидели на дорожку, пожелали мне здоровья, пожали руки и поехали вперед, к дому, зимовать в тепле и уюте города.
А мне надобно теперь ждать - в начале мокрого снега, который все кругом перекрасит в белое, потом морозов, которые заставят надеть валенки, шубу и прятаться в доме, улавливая каждую струйку тепла.
Здоровье сейчас, как никогда, нормальное. Система в питании и новый режим, несмотря на обилие работ, дают возможность иногда еще почитать и пописать. Когда я один, кажется, что время использую наиболее продуктивно и устаю меньше.
Вчера пробовал заряжать пули 28 калибра в пробковом контейнере, результат поразительный: пули идут точно в цель. Вчера же ездил на машине в поселок и наконец - то застал Валеру Михайлова - начальника промыслового участка, дома.
Посидел, поговорил с ним. Был еще Юра Лобанов - штатный охотник, бородатый, маленького роста, боевой мужичок...
Оформил заявку на охотничий участок - рискнул взять себе долину горного ручья от устья до истока с прилегающими лесами и скалами. Надо будет обязательно сходить осмотреть до отъезда домой, хотя бы нижнюю треть этого ключа и прикинуть, на что можно рассчитывать.
На строительстве новой сейсмостанции на Белых Озёрах, произошли два необычных случая, связанных с медведями...
В один из обычных вечеров, ребята - строители сидели у костра и пили чай, разговаривая. Вдруг, кто-то из них заметил мелькание тёмного пятна за валежиной и приглядевшись, понял, что это медведь, подкрадывается к костру.
Поднялась паника! Все бросились за ружьями и вскоре в окрестностях, укрытых плотными сумерками, раздались беспорядочные выстрелы. Медведь был смертельно ранен первой же пулей и с перебитым хребтом, пытался уползти в лес.
Его добили, но ещё долго не могли успокоиться наперебой рассказывая, кто что видел в этот момент. Потом, тушу средних размеров медведя, притащили к костру и разделали. Тут же из филейных частей нарезали мясо мелкими кусочками и пожарили на большой сковороде, на которой обычно жарили крупную рыбу...
Второй случай произошёл через неделю. Из бани, стоящей поодаль от дома будущей сейсмостанции, кто-то украл эмалированный таз с солёной рыбой...
Начали разбираться, и Толя Полушкин, заподозрив неладное, стал осматривать окрестности. За речкой, он и нашёл тазик, уже пустой и с вмятинами от когтей медведя на краях.
Все долго смеялись, представляя себе как вор-медведь, втиснулся в маленькую баню, захватил лапами таз с рыбой и на задних лапах, вынес его из домика, потом перешёл речку и уже там стал "разбираться" с краденой добычей...
Через несколько дней, памятуя, что медведь может вновь наведаться в баню, Толя с товарищами, установил петлю из тросика на крупную сосну, стоящую рядом с баней, в качестве наживки, приспособив крупного, сушёного леща...
Прошло ещё несколько дней и вот, рано утром, кто - то вышел из дома по нужде и вдруг заметил какое -то шевеление в стороне бани. Приглядевшись, этот "кто-то" понял, что рядом с банным домиком, на задних лапах стоит небольшой медведишко, и периодически тянет на себя правую лапу за которую его ухватила петля. Ворвавшись в дом, нечаянный свидетель закричал: - Полундра! Медведь попался в петлю!
Все повскакали с нар, схватились за ружья, но первым, к беспомощному воришке с опаской подошёл Игорь Михеев - бывший охотовед и хороший знающий охотник. Он на секунду опередил собиравшегося броситься на человека медведя и точным выстрелом в голову, всего метров с десяти, закончил мучения неловкого грабителя.
Разделывая этого зверя, мясо которого чуть попахивало рыбой, ребята гадали, когда этот незадачливый любитель солёной рыбки, пришёл к избушке и как долго он сидел здесь, как собака на привязи, раз за разом безуспешно пытаясь освободиться от петли, болезненно обхватившей его всего - то за одну лапу...
Вскоре, ко мне на станцию завернул отрядный вездеход, на котором ребята прислали мне с "Озерной" картонную коробку медвежатины. Сейчас нужды ни в деньгах, ни в продовольствии не испытываю. Ем медвежатину, сваренную кусками, и запиваю наваристым бульоном.
Собакам сырое медвежье мясо очень нравится, но вот кошка, несмотря на голод, отказалась есть медвежатину наотрез.
Медвежье мясо очень долго надо варить и даже тогда, начинать есть надо маленькими порциями, так как, хоть это и питательно, но очень тяжелая пища. Организм долго переваривает, и нередко случается, что с непривычки, у наевшихся медвежатины схватывает живот.
Отличительная особенность медвежьей плоти - жёсткость и сила - кости круглые и почти монолитные, то есть очень крепкие.
И это понятно - стоит посмотреть, какие ямы медведь копает, и какие при этом камни выворачивает...
...Последние ночи три, снятся разные сны: помню их отрывочно, и содержание чаще хорошее, хотя бывает, что проснешься и подумаешь: "Фу, черт, хорошо, что это был сон".
Взялся читать Томаса Вулфа, но перебивает его и притягивает "Идиот" Достоевского, хотя последний раз перечитывал эту книгу не далее, как в прошлом году. Но этот роман Достоевского, все также захватывает, хотя иногда трудно уже заметить подробности или особенность писательского метода.
Недавно тщательно проработал черновой вариант романа Достоевского "Подросток" и еще раз убедился, что писателей, подобных Достоевскому не было и нет и на Руси, и во всем мире. Тонкость замечаний, умение сконцентрировать внимание читателя на многочисленных сюжетных поворотах - эти завязки, нарастание конфликта с вовлечением в него все новых и новых действующих лиц и, наконец, "гроза, молнии и гром" - все сталкивается, клокочет - происходит разрешение конфликта. Но текст продолжается и снова все закипает, прирастает, - и вновь развязка, вновь столкновение и буря!
А сколько верно подмеченных философских и житейских истин, которые напряженностью сюжета часто перекрываются, и только доступны людям, хорошо знающим литературу, и нередко пишущим для себя или для печатания?
И еще, удивительный объем работ подготовительных, и эта методичность и строгость к себе, и сюжет, который месяц от месяца вырисовывается все яснее, всё четче. Экстраординарности становится меньше, переходы мягче, выступающих граней меньше.
Достоевский - художник, наверное хорошо знал "своего" читателя и писал, исходя из оценок его будущих героев будущими читателями, учитывая их уровень. Во всяком случае, мне это твердо показалось.
Художественность его романов, их объем, как мне кажется, тоже объясняется желанием передать всю насыщенность жизни чувствами, переживаниями, мучениями, счастливыми взлетами и оглушительными падениями.
Тонкость образов и характеров требует многословия, и подробности в описании самых незначительных происшествий, иначе все превращается в газетный репортаж, в очерк, в голую схему...
Тут важно, как вошел, как посмотрел, что сказал вначале, и о чем подумал, и как ответил, и как выглядел - только передавая все в подробностях и точно, жизненно, можно надеяться, что читатель правильно поймет, что хотел сказать, а точнее, что хотел показать автор той или иной сценкой романа, повести или рассказа.
Сегодня двадцать четвёртое сентября.
Вчера днем солнце весь день светило на небе, прорывая завесу из туч. К вечеру похолодало, и вызвездило небосвод яркими мерцающими звездами. Посмотрел на стрелку барометра: девятьсот двадцать миллибар - что - то низко слишком для такой ясной ночи. Лег спать рано, как обычно в девятом часу, долго еще ворочался, вспоминал прошедший день, обдумывал, что надо бы сделать завтра; изредка в голову лезла латинская грамматика, которую читал весь вечер. Наконец заснул...
И стали сниться сны отрывочные и нереальные. То медведи рыкали изюбриными голосами; то снилось "бабье лето" с золотом берез и огромным солнцем, встающим над горизонтом сквозь влажную кисею тумана...
В два часа ночи, прозвенел будильник. Я поднялся, накинул фуфайку на голое тело, надел штаны и вышел на улицу. На дворе было светло от выпавшего снега и очень тихо, непривычно тихо. Не слышно было даже шума Курумкана, который бежал по камням по - прежнему, но выпавший снег и еще сыплющийся с неба, как ватой, заполнил пространство вокруг и поглощал звуки, рождая тишину.
Такая тишина бывает только в начале зимы или в конце ее, когда нет еще мороза, на котором скрипит снег и трещат оглушительно деревья, но уже есть снег и ещё подваливает, обволакивая все молочной круговертью.
Утром, вскочив чуть свет, я сбегал на часок в лес полюбоваться на начало зимы и прогулять собак по первому снежку. Лес стоял нахохлившись, прикрыв не успевшее облететь золото хвои белой снежной шубой и только клин сосняка, росшего на том берегу речки, ярко зеленой полосой врезался в коричнево - белую тайгу.