Этюд в российских тонах
Из воспоминаний военного врача
Александр Гущин
© Александр Гущин, 2020
ISBN 978-5-4485-7458-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Повесть. Часть 1. Из воспоминаний военного врача Демида У. Гущина, отставного офицера военно-медицинской службы Главного разведывательного управления Генерального штаба
Глава 1
Побег
Родительницу мою звали Люси. Родители Люси, мои дед с бабкой, в 1940 году, в годы правления Сталина, работали в колхозе. Мать рассказывала как они втроём, из Воронежской области, на телеге, бежали в город Владивосток. Паспорта колхозникам не выдавали. Это было советское, колхозное, крепостное право. Но горцы, земляки Сталина перемещались по стране свободно. Приезжие горцы в воронежском колхозе строили здание правления. Воронежские мужики сами бы построили правление, но подряд на строительство председатель исполкома отдавал пришельцам. Горцы подписывали договор-подряд, делились деньгами и с председателем исполкома, и с их заместителями. Построив дом управления, горцы уезжали. И всё оставалось шито-крыто. Деньги честно делились. Дурак-воронежский мужик тоже честен, но не до такой степени. Дурак делиться бы не стал. Мужик о воровстве заявил бы в милицию. Поэтому в СССР в советских колхозах – правления, конюшни, коровники, свинарники строили селянам не свои, а приезжие – горцы.
Моих, беспаспортных тридцатитрёхлетних деда с бабкой председатель колхоза за пределы района не выпускал. Тюрьма. Тюрьма колхозная не вечна. Исхлопотав справки для торговли редиской на городском рынке, и бабка, и дед, и шестилетняя мама уехали, бросив дом на произвол судьбы. По деревне родители матери ехали на лошади, запряжённой в телегу. Ехали мимо строящегося колхозного здания. Миновали правление с замиранием сердца. Мама моя была ребёнком, страх ей был неведом. Горцы – строители переговаривались на лесах. Один из них, крикнул,
– Девять к шести.
– Шесть к трём,
– ответила моя мама.
– Поезжайте к аллаху,
– сказал голос сверху.
За деревней дорога стала шире, лошадь перешла на рысь. Впереди их ждала свобода. Телегой и поездом воронежские мигранты добирались до Владивостока три месяца. Приморский город хорош, потому что здесь есть чему выучиться. Мама моя воспитывалась и училась во Владивостоке. В городе мама получила паспорт и поступила в институт иностранных языков. Мать вышла замуж за офицера, работала переводчицей в японском консульстве. От матери я научился говорить на английском, японском и пушту. Старший брат и сёстры поступили в высшие учебные заведения. По настоянию отца я поступил в военное училище. В 2000 году я окончил факультет руководящего состава Военно-медицинской академии имени Кирова. До 2017 года служил я офицером Генерального штаба Вооружённых сил Российской армии. И бросала меня судьба от Амура, через Витебск, до Афганистана.
Глава 2
Агентство Шерлок Холмс
Плохо в Витебске, в Орше горше, а в Минске всё по-свински. Семнадцатого августа 2017 года в возрасте 49 лет я, генералом армии Збрулартаевым, моим начальником, был отправлен в отставку, о чём особенно не сожалел. За свой талант и способности в сорок лет я стал генералом. Организация, в которой я работал, от руководящего состава требовала не только умных кандидатских диссертаций, но и острых успехов в рукопашном бою. Талант бойца позволял мне наносить противнику удар «хвостом дракона» несколько быстрее, чем наносил его сам Брюс Ли. Я научился трём-четырём приёмам борьбы карате, удары были стремительнее, чем у других. Мне прочили карьеру бойца. Талант. Но я предпочитал гуманитарные науки.
Многим людям талант приносит богатство и славу. Мне же мои способности принесли несчастье и неудачу. После отставки мне урезали пенсию и лишили звания «генерал майор». Разжалованный оказался не у дел. Впал я в депрессию. Я такой неудачник – если куплю кладбище – люди перестанут умирать. Старость – кладбище надежд. Но я ещё не стар. Или уже старик? Жена моя, дочь, погибли, родители умерли. Старший брат и сёстры обзавелись семьями, работали за границей. Иногда я думал о самоубийстве. Но я такой невезучий, что и это, наверно, было бы временным решением. Умереть каждый может. Надо было найти мужество жить. Немного оклемавшись, из Владивостока, третьего сентября 2017 года я переехал в Ленинград, в этот огромный мусорный мешок, куда неизбежно попадают все недалёкие северные бездельники. Хитрые лентяи уезжают в Крым. Но я подозревал, что в Крыму в 2018 году будет сильное, а в 2024 году катастрофическое землетрясения, поэтому приехал в Петербург, в бывший город Ленина. В 2013 году, как военный учёный-психофизик, я посещал город на Неве. Мы, все военные, и все учёные, жили на улице Боровой. По приказу Генерального штаба проводили секретные психофизические учения. Посредством дистанционного нейро-кодирования мозгов, проще говоря, с помощью психофизического излучения, незаметно заставляли прохожих прыгать под Боровой мост. Вода Обводного канала отрезвляла «самоубийц», «суицидники» бестолково выползали на берег. Правительственный чиновник Гефельштейн, оценивший мощь российской военной науки нейро-психофизиологии, был очень доволен. Петербург мне понравился, поэтому я вернулся в город на Неве. У меня не было близких друзей, и я был свободен. Как свободен? В России не скажут «свободен, как ветер», жизнь российская заставляет говорить грубо, «свободен, как сопля в полёте». Некоторое время я свободствовал в гостинице на Рихарда Зорге, тратя деньги более привольно, чем следовало. Вскоре моё финансовое положение стало настолько угрожающим, что я понял, необходимо либо бежать из Северной столицы и прозябать где-нибудь в деревне, либо решительно изменить образ жизни. Для начала решил найти менее дорогостоящее жильё. Идя по Ленинскому проспекту в сторону залива, я рассматривал бумажные объявления, ища предложения о сдаче комнат. Недалеко от высотных домов, близ Петергофского шоссе находилось озерцо, метров тридцать на шестьдесят, берега озера украшались вязами.
Остановившись у дерева, я наблюдал за гражданскими лицами, за водолазом, которые цепляли тросом утопленный в озере лимузин. Из обрывков разговора понял, что полицейские и детектив частного агентства «Шерлок Холмс» расследуют преступление. Сыщики не понимали, как автомобиль оказался глубоко на середине водоёма. Я объяснил им, показав на дереве надпись кровью «Rache» и след пропила.
– Три дня назад, бандиты, ночью, затащили автомобиль в озеро тросом, используя ствол дерева, как юферс,
– подсказал я сыщикам.
Слова «rache», «юферс» заинтересовали полицейских и детектива. Вылезший водолаз, услыша мудрёные речи, выплюнул загубник, глядя мимо меня произнёс,
– Юф чего?
Как бы то ни было, мне разрешили присутствовать рядом с полицейскими, так как я подсказал, где в воде искать номер автомобиля и отдал, найденные мною, обручальное кольцо, белый листок бумаги и женский бумажник с карточками. Полицейский кольцо и бумажник взял, а листок бумаги бросил на землю, указывая на множество бумажных листочков, разбросанных вокруг. Примечательный бумажный листок я подобрал и сунул себе в карман. Лимузин вытащили, внутри находился труп девицы. Покойницу расположили на брезенте. Пока ждали экспертов, я сообщил детективу агентства, что утопленная ранее жила в Афганистане.
– Как вы узнали?
– недоверчиво поинтересовался Анатолий Грегсов, один из полицейских.
– Ну, это пустяки,
– ответил я,
– Зовут её Рэчел, её не утопили, она была три дня назад отравлена, это задачка посложнее.
Прибывшие следователь и эксперты отправили труп Рэчел в морг. Образцы слюны, крови трупа – в лабораторию. На меня поглядывали всё более подозрительно. Я тихонько ретировался с места преступления. Но меня догнали и задержали. Обвинили в убийстве. В отделении допрашивали, трясли, допытываясь, откуда я узнал имя женского тела. Подтвердилось, что труп афганский, и что девица три дня назад отравлена. Зная, что объяснения только усугубят моё положение, я отвечал, что угадал случайно. Высокое полицейское начальство заставило меня сесть в кресло детектора лжи.
– Говорите только «да» или «нет». Для сравнения, где правда, где – ложь, я задам вопросы, типа «Вы опускались на глубину двенадцать километров?» или «Вы объединили фундаментальные взаимодействия?», на которые вы ответите «нет», ибо максимальная океанская глубина одиннадцать километров, а фундаментальные взаимодействия, как говорят учёные физики, будут объединены только в двадцать втором веке. «Да» вы ответите на вопрос, «отдыхали ли вы в профсоюзном доме отдыха?» ибо любой человек вашего возраста когда-нибудь на курорте отдыхал.
Оператор, полицейский детектив по фамилии Листрейдов, именем Семён, настраивал детектор лжи, и задал мне эти вопросы, на которые я ответил наоборот. Ибо я, как врач экспедиции, на глубоководном секретном аппарате «Гигантский кальмар» министерства обороны, опускался в Марианскую впадину на глубину более тринадцати километров. Фундаментальные взаимодействия я объединил с помощью простейших формул площади сферы и объёма шара, и формул площади и объёма вписанного в шар правильного тетраэдра. Тетраэдральное равенство
32²ц²/3³=√139968
оказалось ключом к четвёртому измерению ядра атома. Нашёл я в ядрах атомов не протоны, а антипротоны. Утверждал я, что максимум химических элементов 112. Научные журналы утверждали 118 «протоновых» химических элементов. Поэтому мои «антипротоновые» работы не печатали. На курортах я никогда не отдыхал, поэтому ответил,
– Нет.
На вопрос,
– Вы убили Рэчел?
– я отвечал,
– Нет.
Сердитый оператор детектора лжи мне не верил. Листрейдов задавал очередные вопросы,
– Поднимался ли я на Эверест, на Эльбрус, на Джомолунгму?
– на что я ответил,
– Да.
На вопрос,
– Поднимался ли я в космос?
– я ответил,
Да.
Злой оператор в Интернете нашёл список космонавтов и не нашёл моей фамилии. Меня обозвали шарлатаном и на несколько суток, вместе с тринадцатью арестованными, заперли в тюремную камеру. Тюрьма ещё никого не исправляла. Камера тюрьмы «Кресты» площадью была двадцать квадратных метров.
И в тюрьме не все воры. В камере я подсказал арестованному олигарху, строителю тюрьмы «Кресты-2», как оправдаться перед судом. Почему я радостно и уважительно общался с ворами и с уголовниками? Если во все колодцы плевать, откуда воду пить? Спустя трое рабочих суток, сиречь через пять дней меня выпустили, ибо в моём досье было написано, что я с генералом Лисовым на парашютах опускались и на Эверест, и на Эльбрус. Восемь минут пребывания в космосе на секретном воздухоплавательном аппарате «Воздухомерка» министерства обороны, доказали, что я не лгун. К тому же выяснилось, что на момент убийства очаровательной афганки и преступного утопления роскошного лимузина, у меня было алиби. Впрочем, полицейский полковник сообщил мне, что за меня поручилось знаменитое агентство «Шерлок Холмс». Иначе меня, разжалованного генерала медицинской службы, освободили на месяц позже. Если бы освободили.
Глава 3
Искусство делать выводы
Тринадцатого сентября, в среду, часу в четвёртом дня, на выходе из тюрьмы «Кресты», меня ожидали. Ждали меня частные детективы и «детект девицы». «Детективицы» и детективы представились. Начальник детективного агентства Хома Шероков с агентами и с очаровательными агентиссами – сотрудницами агентства «Шерлок Холмс», удивлённо меня разглядывали. Хома без обиняков предложил работать в его агентстве. Я согласился на испытательный срок, после которого, если мне не понравится работа, я мог бы считать себя свободным от всяких обязательств. Шероков предложил неплохой, больше генеральского, заработок. Когда я сказал ему, что он служил армейскую службу лейтенантом в гвардейских воздушно десантных войсках, Хома заявил, что у меня способности Шерлока Холмса.
– В Англии способности Холмса приносили Шерлоку хлеб с маслом. В России мои способности приносят огорчения, сидения в тюрьмах, в кандалах и в камерах. Мне едва на хлеб хватает, о масле не мечтаю,
– отвечал я Шерокову, зная, что сведущий человек в России не процветает.
– За твёрдые знания мы неплохо платим,
– заявила длинноногая татарка, сыщица Лидия Верезбаева, ослепительно красивая сотрудница агентства «Шерлок Холмс». Я сначала подумал, что это черноногая чувашка в чёрных онучах. Детективица в чёрном одеянии снисходительно поглядывала на меня исподлобья. Я ей ответил немедленно, подойдя поближе.
– Вы прошлой ночью занимались любовью с чёрным негром. С африканцем из экваториальной Африки. Как вы заплатите мне за эти знания?
– отвечал я Лидии, снимая чёрный, паховый, кучерявый волос, прилепившийся к её чёрному пальто. Татарка Лидия была ослепительно красивой из-за своих предков. Её лицо не было уродливо плоским, как у чистокровных татар одиннадцатого века. Нет проку в старых татарских очах. Красоту Лидии лепили славянские, скорее всего польские гены. Я разгадывал очередную загадку, кто кого сношал? Сношал ли воинствующий пра-пра-прадед татарин пра-пра-пра-бабушку Лидии – полячку, или скандальный, удалой пра-пра-пра-поляк в тринадцатом веке сношал некрасивую пра-пра-пра-татарочку?
Я забыл, где татарка – там опасно. Пока я разгадывал эту генетическую загадку, Лидия влепила мне пощёчину. А что, добрый человек, не видал ли ты злой татарки? Начальник агенства Шероков отвёл Лидию в сторону и бездоказательно отругал Верезбаеву за чёрную связь сотрудницы с богатым клиентом. Стремительный секс с состоятельным американским негром Лидия не отрицала.
– Вы нарушаете правила агентства «Шерлок Холмс»,
– заявил Хома Лидии, восторженно глядя в мою сторону.
– А что я нарушил? Мадам Лидия, за что такая реакция?
– говорил я, держась за щеку.
– Бестактный, безбашенный, бывший генерал,
– шипела Верезбаева.
– В России за знания не платят, сажают в тюремную камеру, хлещут по лицу,
– доказывал я российскую аксиому Шерокову. Сотрудник Александр Сашин, огромный мощный детина лет сорока восьми был лыс, быковат, туповат и явно имел успех у женщин. Лысый детектив с любопытством, подошёл ко мне вплотную, обошёл вокруг меня, разглядывая, в основном, мои ботинки. Александр сделал вид, что выдернул из своей безволосой, бритой головы волос, подал его мне,
– Скажи, космонавт разжалованный, с кем я вчера сексуально общался, и почему я не служил в Советской армии?
– насмешливо пророкотал Сашин.
– Утверждение неверное. Последнюю неделю вы без секса. В Советскую Армию призывались. Служили сержантом советской морской пехоты, сэр,
– серьёзно отвечал я, не принимая виртуального волоса, замечая реакцию присутствующих. Все восторженно загудели. Послышались зловредные женские возгласы,
– На пешего морского, нашёлся космический.
К Сашину подошла детективица Ирэн Мандова и тихо произнесла,
– Значить с Шершнёвой вчера у тебя ничего не было? А я думала…
Сашина, Ирэн оттёрли в сторону. Со словами,
– Пеший конному не товарищ,
– мне предложили сесть в автомобиль.
– Вопроса, как я угадал, – не ждать?
– спрашивал я, разглядывая женщин. У женщин ум не в головах, а в глазах. Наглые девы-сыщицы взгляды в сторону не отводили. Я прищёлкнул каблуками, отдал левой рукой честь, и сел в указанный автомобиль. Разместившись в трёх автомобилях, мы проехали к четырёхэтажному дому с квадратной аркой, к дому номер 112-а, на Невский проспект.
Частное учреждение «Шерлок Холмс» обслуживало богатый контингент жителей Санкт-Петербурга. Крупные доходы позволили поместить агентство в центре города, на третьем и четвёртом этажах, в достойном здании, на Невском проспекте. Роскошный парадный подъезд, большие, светлые окна. На стекле одного из евро-окон, я заметил нарисованных фломастером смешных пляшущих человечков. Огромные двери пропускали посетителей в холл, в котором был уютный камин. Я рассматривал кабинеты сотрудников, заглядывал в комнаты сотрудниц. В кабинетах и в комнатах – удобная мебель. Три гостевые спальни кичились роскошью. Кухня, две душевые, одна ванна, туалеты в комнатах и кабинетах, плюс два туалета в концах коридоров, гостиная и холл удивляли простором. Удобные кожаные кресла, обои «под эрмитаж», хрустальные люстры, дорогие картины доказывали, что общество с ограниченной ответственностью не бедствует. В агентстве постоянно работало три детект девицы, и четверо детективов. Плюс семь человек охранного и обслуживающего персонала. Всего постоянных детективов и непостоянных детект девиц оказалось семь человек. Я оказался восьмым.