- А где Министр?
- Дверь к нему слева в темноте.
- Вы можете сообщить, что его ищут?
- Не знаю.
- Вы не знаете, у себя ли он?
- Дверь заперта, и она долго не открывалась.
- Заперта изнутри?
- Вопрос о том, кто внутри, а кто снаружи, очень скользкий.
- Но он не выходит?
- Да, его давно не встречали.
- Он умер у себя в кабинете?
- Вы чересчур категоричны в своих предположениях.
- Тогда он жив?
- Наверное, говорить так тоже будет преувеличением.
Ян задумался.
- Полагаете, что он выполняет должностные обязанности и его нельзя признать мёртвым?
- В какой-то мере, да. Он никак не показывает себя, но люди считают, что Министр постоянно трудится и зорко следит за всем, а мнение большинства так просто не выбросишь, какую бы глупость они не говорили. Им нравится так думать, и спорить с ними бессмысленно. Но в любом случае Министерству не нужен руководитель. Всё существует само по себе, и поэтому он справляется со своей ролью. Я могу легко это доказать. В доказательствах, как вы знаете, удобнее использовать неопределённые понятия.
- Для компромисса можно сказать, что он удалился, - продолжил незнакомец, - утверждать, что столь крупный чиновник способен умереть, означает принизить его статус. Даже заместители более-менее бессмертны, а уж он и подавно.
- Удалился, не выходя из кабинета?
- Совершенно верно!
- Но зачем он так сделал? Ему не нравилась работа?
- Возможно, он не захотел нести ответственность за то, что происходит, и устал от бесконечных оскорблений.
- Но кто его оскорбляет?
- Подчинённые, кто же ещё. Любимое развлечение толпы - стоять на коленях перед начальником и вопить о его величии, заявляя таким нехитрым способом, что он примитивен настолько, что счастлив от этого зрелища. Просьбу подняться они не понимают. Однако не волнуйтесь. Привыкнуть и найти здесь удовольствие несложно. Не человек получает власть, а власть получает человека. Они изменят вас по своему образу и подобию, даже если раньше вы никогда не были одним из них, а это бывает крайне редко. Толпа выбирает своих, а не тех, благодаря кому она может перестать быть толпой. Считается, что повелитель достаточно большой и могущественной толпы уже и не повелитель толпы, а нечто большее, хотя он в любом случае является её частью. Но я, наверное, выразился не совсем честно. Отношения начальника с народом - это танец. Не игра, а именно танец. Звучит старый патефон, и вы медленно вальсируете в грязном кабинете, среди поломанных стульев и разбросанных бумаг, смотрите друг на друга с любовью и отвращением, прижимаетесь небритыми щеками и изо всех сил стискиваете объятия, опасаясь, что кто-то решит остановиться и прекратить. Чем дольше длится танец, тем сильнее вы похожи, и скоро сами не поймёте, кто из вас кто, но не признаетесь в этом даже себе. Взаимопроникновение, выражаясь научным языком.
Незнакомец поморщился.
- Поэтому вы направились слишком далеко и не в ту сторону. Можно зайти в любой кабинет, отыскать там с десяток лиц, неотличимых от министра, и задать им свои вопросы. Если хотите понять власть, поймите маленьких смешных людей неподалёку.
- А вы видели Министра? Он вообще когда-нибудь существовал? - спросил Ян.
- Через долгое время воспоминания неизбежно сливаются с вымыслом, поэтому точно сказать не могу. Может, я его выдумал? Так же, как и себя? И вас? Но нет, вы реальны.
- Спасибо, - немного обрадовался Ян. - Мне такого никто не говорил.
- Он существует, - поразмыслив, сообщил мужчина, - хотя конечно меньше, чем наполовину.
Потом растерянно добавил:
- Если начальник существует менее чем наполовину, тогда насколько существует его секретарь?
- Не знаю, - ответил Ян. - Надо вычислять.
Они замолчали, каждый о чём-то раздумывая. Незнакомец вышел из-за стола, приблизился, и Ян заметил странную усталость на его лице.
- Власть - удовольствие простое. Очень простое. Вроде игры в солдатиков или в шахматы, когда на доске только твои фигуры. Чтобы счастливо повелевать толпой, нужно быть таким же, как толпа. Радость от золотых побрякушек чувствуют лишь бродяги. У люмпенов и элиты столько общего, что они могут без отвращения верить в эту игру. Придумать какую-нибудь теорию для оправдания нетрудно; сложнее не замечать её нелепости. Поэтому будь тем, кого презираешь, тем, кто далеко внизу. Другого пути к счастью нет. Не переживайте, ощущение собственного величия почти скрывает ощущение собственной ничтожности.
- Извините, - ответил Ян, - но мне кажется, что вы и есть Министр, который прячется под маской своего секретаря.
- Кое-кто действительно так считает, - сказал мужчина. - Я с этим ничего не могу поделать. Мы очень похожи. А ещё возможно, что реальность соответствует смутному и загадочному ощущению, которое возникает, когда пытаешься представить фразу, говорящую о том, что верно и то, и другое.
- А сами вы что думаете?
- Моё мнение о том, кто я, лишь одно из многих, - махнул рукой незнакомец. - Оно никого не убедит, над ним будут смеяться. Произносить его незачем. История человека, как и его лицо, скорее прячет, чем говорит. Внешнее - ловушка для глупцов. Настоящего никто не увидит, а если и увидит, то не отличит от притворства. Лицо ближе к маске, чем к лицу. "А" скорее не "А", чем "А". Если не верите, взгляните в зеркало.
Ян молчал. В лампе неслышно дрожал огонёк, на столе замерли причудливые тени.
- Пожалуй, не стоит ни о чём спрашивать. Я зря сюда пришёл.
- Возможно, - также помолчав, ответил незнакомец. - Решайте сами. Вы, я вижу, расстроены.
- Не знаю, - сказал Ян. - Наверное, я чего-то такого и ожидал. Я устал от поисков и вопросов, а вот к странным ответам как раз привык. Сдаваться я не намерен, но всё сложнее объяснять себе, почему я этого не делаю. Сомнения пока находятся за дверью, то есть рядом, но всё-таки за дверью. Хотя иногда мне кажется, что они в чём-то правы, я их слушаю, и это позволяет не совершить совсем опрометчивые поступки. Я всё-таки не сумасшедший. Сумасшедшие нервно реагируют на события, а я стараюсь принимать реальность, как и положено людям. Получается, конечно, далеко не всегда. Кто-то перемешал страшное и обыденное, а зачем он так сделал, не сообщил. Но даже если я и сумасшедший, то немного, в разумных пределах. Хотя вам, наверное, всё это неинтересно.
Человек посмотрел вниз.
- Я хочу лишь забыться и ни о чём не думать. Я не могу вам помочь. Вы напрасно сюда пришли... а я напрасно здесь нахожусь.
Он опять развёл руками и улыбнулся.
- Заходите ещё.
6.9.
Через час почта принесла новую судебную повестку. Очень лаконичную, без места и исполняемой роли.
Видимо, из-за незначительности дела заседание проводилось в маленьком захламленном кабинете. К приходу Яна был незанят единственный стул в глубине сцены, куда он и прошёл, поскольку ничего другого не оставалось.
Помимо него, там находились ещё несколько человек. С краю стояла железная клетка, а в ней сидел молодой парень и что-то торопливо записывал. Это выглядело настолько странно, что Ян не выдержал и обратился к одному из своих соседей.
- А кто это в клетке?
Мужчина хихикнул и прошептал:
- Секретарь суда.
- А зачем его туда посадили?
- Для создания нужной атмосферы. Вина, наказание, всё это очень торжественно, мистично, и дополнительные загадочные элементы не помешают. Кого же ещё сажать в клетку? Преступника? - он почему-то смущённо посмотрел на Яна, - но это заезженный штамп, судью - тоже совсем простой образ, его за минуту расшифрует даже клерк третьего класса, а вот с секретарём в клетке придётся повозиться. Вы понимаете, что это означает? Нет? И я не понимаю! А он тем временем сидит! Замечательная находка! По-настоящему новое слово в юриспруденции.
Тут за трибуну вальяжно прошёл толстый мужчина. Он налил в стакан воды из графина и заговорил.
- Что есть идеальная юстиция? Безупречная, свободная и руководствующаяся лишь законом? Размышляя, мы неизбежно придём к тому, что она заключается в независимости судебных решений от обстоятельств дела. Факты не должны мешать правосудию!
- Рассматривая научные труды и приговоры, с любопытством сознаёшь, что достижения есть, мы вплотную приблизились к совершенству и ждём только последнего шага, который заключается в формальном признании уже существующего на практике. Прогресс не остановить, нас ждёт возврат к великим старым традициям!
- Несомненно, физическое отражение пытается сохранить со своим юридическим первоисточником некоторую связь, висит на нём, словно прикованное к лодыжке судьи чугунное ядро, и возникает вопрос - как поступить?
- Ответ очевиден. Надо разрывать эту связь! Уверенно говорить о её отсутствии! Игнорировать и нигде не указывать! Заявлять, что это к делу не относится! Всё изумительно просто! Зачем логика, если есть закон?
- Из любого факта следует любой вывод, который захочет сделать судья. Может ли он хотеть чего-то плохого? Нет, конечно. Никаких сомнений. Сначала докажите, а потом сомневайтесь. Справедливо не то, что справедливо, а то, что называют справедливым.
Выступление Яна не заинтересовало, нечто подобное он слышал уже неоднократно. Время тянулось медленно, и он решил ещё поговорить с соседом.
- Скажите, а кого сейчас судят? - спросил Ян.
Собеседник замялся, повёл плечами, однако ответил.
- Знаете, мне неудобно об этом говорить... но я скажу. Судят, прошу прощения, вас.
Ян оторопел, но быстро пришёл в себя.
- Вы уверены?
- Абсолютно. Вы сидите на стуле подсудимого.
Ян опустил голову и посмотрел на свой стул. Он не отличался от других, старый и деревянный, такой можно найти где угодно.
- Он специальной конструкции. Сидя на нем, обвиняемый чувствует вину. Чувствуете?
Ян замер и покачал головой.
- Нет.
- Попробуйте ещё.
Ян поёрзал на стуле.
- Ну, пожалуй, что-то есть. Смутное ощущение.
- Я же говорил!
Мужчина словно расцвёл от признания его правоты.
- А в чём я виноват?
- Какая разница? Каждый в чём-то непременно виноват. Разве вы не доверяете суду? Порядочный гражданин так себя не ведёт, а в вашем положении это совсем неразумно.
- Получается, если доверять суду, приговор будет мягок и справедлив?
- Конечно, нет.
- Тогда зачем это делать?
- Все так поступают! Лучше ещё и полюбить суд, хотя и это на результат не повлияет.
- И за что его любить?!
- За то, что он назначит вам наказание. По-вашему, этого мало?
- Но ведь суд, если разобраться, ненастоящий? - Ян вспомнил то, что ему когда-то рассказывали.
- Разумеется. Зато наказание настоящее! Чем более суд ненастоящий, тем тяжелее приговор, одно возмещает нехватку другого. Компенсация, сами понимаете. Законы психологии распространяются и на юриспруденцию, у них схожие комплексы подходов. Например, чувство собственного достоинства - наиглавнейший признак вялотекущего психического заболевания и опасного преступления против общественной морали и нравственности. Нормальные люди так не делают, они же не сумасшедшие! Не верите, походите по кабинетам. Что станет с обществом, если у всех вдруг появится это чувство? Доживёт ли оно до вечера, при условии, что всё начнётся в обед? Но сейчас я доволен, устои незыблемы, хотя, думаю, надо реже набирать судей из люмпенов и им подобных. На заседаниях порой даже как-то неловко. Мантия не всё может скрыть, голова ведь торчит снаружи!
- И какое будет наказание? - спросил Ян, ощущая, что его пробирает дрожь.
- Пустяки, - ответил чиновник. - Через секунду и не вспомните.
- А оглашать приговор когда начнут?
- Не знаю. Никто не знает!
- Скажите, а я обязан сидеть здесь? - снова спросил Ян. - Почему-то нет никакого желания.
- Зачем, вас же не арестовали! И даже при аресте вы сможете идти куда угодно, его смысл в том, что арестованный человек становится другим человеком, осознавшим свою вину, смирившимся, его-то и судят, чтобы не судить невиновного. Любопытно, вы согласны?
- Не очень. Я, наверное, пойду, - нахмурившись, сказал Ян и спустился со сцены.
- Стойте, - вдруг услышал он.
Ян оглянулся.
За трибуной стоял неизвестный ему чиновник. Наклонив голову, он пристально смотрел на него и улыбался.
- Последнее время в Министерстве появилось много лишних документов, - подмигнув, сказал чиновник. - Плохих. Ошибочных. Ненужных. Зачем они нам? Думаю, от них надо избавиться. Да, избавиться!
Чиновник изогнулся, захохотал и ударил кулаком по трибуне.
- Их надо уничтожить. Сжечь! Расстрелять! Скормить мышам! Проткнуть дыроколом! Забыть и никогда не вспоминать! Мы требуем этого! Да, мы все!
Раздались аплодисменты.
Ян отвернулся и прошёл сквозь зрительный зал в коридор.
6.10.
Он лежал в своей комнате и услышал, что на улице зашумел дождь. Ян открыл окно, выставил ладонь и вновь не достал до падающих с неба капель.
Он полностью вытянул руку. Бесполезно. Тогда он забрался на подоконник, и, держась за раму, наклонился над пропастью. Ещё немного...
Может, шагнуть вперёд? По-другому не получится?
Ян закрыл глаза, но потом мотнул головой и слез на пол.
6.11.
На следующее утро в лифте привычно находилась всё та же семья. Ян нажал кнопку, кабина загудела и поехала. Он молча смотрел вниз, затем поднял голову.
Бледные и уставшие лица. Одни и те же. Каждое утро.
- Вы живете этажом выше? - помедлив, спросил Ян.
Люди от страха застыли, не зная, что ответить, а мальчик даже заплакал. Родители облегчённо бросились его успокаивать, с укоризной взглянув на Яна.
- Извините, - сказал он и отвернулся.
Спустя минуту лифт замер, и Ян вышел на улицу.
6.12.
Едва он успел включить лампу и разложить бумаги, как зазвенел телефон. Звонил Борис и вкрадчиво, с подчёркнутой вежливостью попросил зайти, причём голос показался каким-то странным.
Ян постучал, и как обычно, не дожидаясь ответа, распахнул дверь. Однако подойдя к столу, за которым сидел Борис, он понял, что перед ним другой человек. Он, конечно, внешне напоминал того, прошлого, те же черты, очки на носу, но это ничего не значило. Никогда Ян видел у Бориса столь надменного взгляда и задранного подбородка. От него сквозило чем-то новым, чужим, страшным, это даже скорее можно было почувствовать, а не увидеть.
- Вас подменили, - тихо и растерянно сказал Ян. - Скажите, кто вы, и где тот, прошлый Борис, с которым несмотря ни на что можно было поговорить? Я понимаю, что для Министерства явление подмены весьма обыкновенно, но я требую ответа. Заранее предупреждаю, что ни в какие логические дискуссии вступать не намерен. Только примитивный здравый смысл, и ничего больше.
Борис усмехнулся.
- Нет, меня не подменили. Меня утвердили! Наконец-то! Сколько времени прошло, я потерял надежду... и вот документ. Теперь всё по-другому. Я стал тем, кем должен быть. Хотите спросить, что я чувствую? Счастье. Это словно... - он повертел в воздухе рукой.
- Словно нирвана. Да, именно так. Но, конечно, более искреннее и глубокое чувство. Вряд ли древние мистики переживали подобное, никого из них не назначали заместителем начальника отдела. Тебя уносит нескончаемая река, противиться немыслимо, да и незачем. Надо вверить себя течению, его глубоким чёрным водам, в которых тонут все иллюзии, всё ненастоящее. Признаюсь, раньше я часто размышлял о том, что делать, если меня утвердят. Необходимо будет вести себя иначе, так же, как и другие начальники. Вы понимаете, о чём я. Это казалось отвратительным. Неужели я когда-нибудь стану разговаривать так с людьми лишь оттого, что нахожусь ступенькой выше на этой безумной лестнице? Я однажды попробовал. Репетировал перед зеркалом. Сил хватило ненадолго. Оттуда выглянуло лицо... которое не было моим. Чужое. Жуткое. Омерзительное. Человеческая кожа, натянутая на мёртвый череп. Но пришла бумага, и всё закончилось. В дверь ворвался поток и унёс меня со всеми сомнениями. Я утонул. Сопротивляться бесполезно, да я и не сопротивлялся. В тех водах тонешь с удовольствием. Где тут моя вина? Разве я сделал так, что лицо перестало быть чудовищным? Кто только не прячется в зеркалах, не обращать же на это внимание. Кстати, теперь мне нравится писать отчёты. Работа над ними подчёркивает статус, в чём единственно и заключается её смысл. Изумительно просто, но почему-то раньше не понимал. Думаю, сейчас я даже значительнее, чем начальник отдела. Кто его видел? А я реален!