О банде Петра Кузьмича Топчина рассказывали разное, по большей части совсем уж страшное. Топчин разъезжал поНовоелизаветинску натачанке игоре тому, кто подвернётся напути- несчастного или несчастную хлестали плёткой, затаскивали вэкипаж иувозили в неизвестном направлении. Запросто могли среди бела дня разуть и раздеть до исподнего, и жертва еще должна была быть благодарна, что вообще осталась в живых. Звать на помощь бесполезно - никто не прибежит, а если и найдется неразумный - вполне может разделить участь несчастного, дабы не лез, куда не следует. Также у банды имелось в достатке винтовок, наганов, даже, говорили, есть пулеметы, в общем, достаточно, чтобы вооружить, как минимум, взвод.
Стемнело. В доме засветились окна, послышалась разухабистая гармошка и нестройный хор. Все в сборе, что-то празднуют. Пора! Северианов медленно пополз к дому, подобрался под окна, замер, превратившись вслух. Тускло светила луна, Гусилище вымерло, боясь потревожить отдых воровской малины. Подъехала еще одна пролетка, и Северианов теснее вжался в стену дома: из пролетки двое бандитов выволокли связанного офицера и молодую девушку. Неяркий свет из окон осветил лица пленников, и Северианов узнал Жоржа Белоносова из контрразведки, юная спутница прапорщика оказалась незнакомой. Жоржа волокли под руки, похоже, он был без сознания, девушка же, подталкиваемая в спину стволом винтовочного обреза, шла сама. Вместо лица - застывшая маска ужаса, безысходности. Они прошли в метре от Северианова, и этот ужас словно передался ему. Ситуация менялась стремительно, пленных требовалось освобождать незамедлительно, времени не было. Северианов изготовился к скоротечному бою. Живым нужен лишь главарь и то ненадолго. Штабс-капитан неслышной тенью скользнул к парадному входу, лёгким скользящим шагом проник внутрь. Там никого не было, даже намёк на часового, либо прочую охрану отсутствовал. А зачем, кто посмеет здесь появиться? А вот это вы зря, подумал Северианов, мягко поднимаясь по парадной лестнице, прижавшись к стене, держа оба нагана наизготовку и сторожко осматриваясь. За вестибюлем находился парадный зал - непременная часть помещичьего дома, ведь граф обязательно должен устраивать обеды, балы, приемы. Стены обиты материей из расписных тканей, украшены зеркалами - это зрительно увеличивало размеры помещений. Под ногами беззащитно лежат книги из некогда богатой графской библиотеки. Захваченное богатое великолепие непременно должно превратить в хлев, для утверждения собственной значимости, так что ли?
Никого, только хор голосов сверху. Северианов вплотную подошёл к двери, сцепил большие пальцы рук, превращая два нагана в систему из двух стволов. Ногой легко толкнул дверь. Вся банда сидела за бесконечно длинным столом, все вооруженные, обвешенные револьверами, бомбами, несколько винтовок прислонены к стульям. Прапорщик и девица - в стороне, у стены, бандиты рассматривают их, как диковинных насекомых. Что-то разухабистое наяривает гармошка. Во главе стола - красочный персонаж: длинная светлая челка, элегантные гусарские усы, цветастая рубаха с расстегнутым воротом, деревянная кобура маузера К-96 на ремне. Картина маслом, душераздирающее зрелище, апофеоз лиходейства, ода вседозволенности и беззаконию.
Сейчас все сборище, еще не ведая о том, перестало быть бандой, кодлой, шайкой, кагалом, воровской малиной, а приобрело статус того, что в наставлении по стрелковому делу называется групповой мишенью. Никто даже не успел повернуть головы, не то, что понять что-либо. Северианов открыл огонь с двух рук. Сцепленные большие пальцы не позволяли оружию сбиваться во время спуска курка при стрельбе самовзводом, концентрированная плотность огня двух револьверов по групповой цели была страшна и не уступала пулеметному, словно Северианов стрелял из "Льюиса". Для такого вида стрельбы приходилось тренироваться, подолгу выдерживая наганы на вытянутых руках. Северианов целился каждым глазом по своему оружию, быстро перемещаясь вдоль стола к главарю боком полускрестным шагом, не тратя больше одной пули на каждого противника. Брызнули в разные стороны осколки стёкла, с истошным визгом оборвалась гармошка, щелкнули вхолостую бойки наганов: патроны закончились. Северианов бросил пустые револьверы, из рукава скакнул в ладонь миниатюрный "дамский" браунинг М 1906, на вид игрушка, но в умелых руках - грозное оружие.
Выстрел.
Выстрел.
Выстрел.
Главарь ошалело раскрывал рот, силясь вдохнуть, словно язык распух и закупорил гортань, остальные признаков жизни не подавали. Кисло пахло сгоревшим порохом, сивушным духом, кислой капустой. И смертью. Северианов оказался рядом, мгновенно, приставил ствол браунинга ко лбу главаря.
- Я задаю вопрос - ты отвечаешь, тогда у тебя есть шанс дожить до завтра. Если понял - кивни.
Главарь судорожно хватал ртом воздух, силился что-то сказать, но из горла вырывалось лишь сипение, похожее на скрип несмазанного колеса. Северианов сильнее надавил стволом браунинга.
- Все равно убьешь, - наконец смог прохрипеть главарь.
- Мне не нужна твоя жизнь, - спокойно сказал Северианов. - Говоришь правду - и можешь идти на все четыре стороны. Только чтобы в городе я тебя больше не видел.
Главарь судорожно сглотнул.
- Кто убил ювелира Свиридского?
- Не знаю!
Северианов прищурился, поскреб указательным пальцем спусковой крючок.
- Не знаю! - заорал бандит. - Не наши это. Ходили слухи, что его ЧК шлепнула.
- Ерунда, зачем ЧК комедию ломать - изображать налет, проще арестовать.
- За что купил - за то и продаю. Слушок прошёл: что дело это гнилое, нечисто там все.
- Что вам нужно от ювелира Ливкина, Семена Яковлевича? Твои люди у него были?
- Камушек. Брильянт. Большой. Точно не знаю, говорено было, что дюже знатный камушек, цены немалой.
- Что за брильянт?
- Его зимой взяли ребята "Красавца" на дороге возле города. Купчишка в наши края ехал, с ним девка, а у девки цацки запрятаны, среди них этот брильянт. "Красавец" его барыге скинул, тот кому-то перепродал, а потом вдруг выяснилось, что сильно продешевили оба, камень цены огромной. Кинулся "Красавец" к барыге, кому, мол, камень запродал, да не успел, грохнули его легавые со всей его камарильей, а барыгу и вовсе замели в уголовку, так что концов не найти. Так и сгинул камушек. А недавно - опять слушок: видели камень в городе. Где, у кого - никто точно не знает, только сказано было: у ювелира искать надо, на улице Лентуловской.
- Кем сказано?
- Я его не знаю. Из господ кто-то, в городе неизвестный, появился недавно. Как меня нашёл - про то не ведаю, только встретились мы, он и шепнул: камень в городе, найдите, я хорошую цену дам.
- Как выглядит?
- Мужик тертый, опасный. Круглый, как колобок, невысокий, но чувствуется: барин. Одет прилично, культурного из себя строит. Лица не разобрал: темно было, и котелок низко надвинут, на самые глаза. Голос такой... простуженный, как будто. Подловил меня одного, как так вышло - ума не приложу. Говорит вежливо, но словно бритвой режет. Струхнул я тогда, хоть и не робкого десятка. А он все не отстает: найди брильянтик, только смотри, утаить не вздумай, на морском дне сыщу. Ну, послал я ребят на Лентуловскую улицу, только сгинули они, и ювелир сразу исчез, как ветром сдуло.
- Когда встречался с этим неизвестным благодетелем?
- Три дня назад, у трактира Солодовникова, на Казинке, только там его никто не знает, я справлялся.
- Как договорились связываться?
- Сказал, сам меня найдёт. Как брильянт добудем - так и найдёт.
- Что стало с тем купцом и барышней, у которых бриллиант отняли?
- Я там не был, но, думаю, известно что - на нож. Кто ж свидетелей оставляет, - сказал бандит, и сам испугался сказанного.
- И кто такие, ты не знаешь? - иронично произнёс Северианов, нежно поглаживая спусковой крючок дамского пистолетика. Главарь затрясся.
- Думаю, из благородных дамочка, от большевиков бежала с фамильными побрякушками, да не свезло...
- Пленные кто? - Северианов кивнул на Жоржа и Настю. Шок - вот то состояние, в котором они находились, характеризуя медицинским термином - "общее расстройство функций организма вследствие психического потрясения, положение, граничащее с кратковременной потерей сознания". Настя, вероятно, как раз, чувств лишилась, и если бы Жорж не поддерживал ее, опустилась на пол, съехала по стене вниз, выпала из жуткой реальности.
- Чего от них надобно?
Щека главаря навязчиво и стыдно задергалась: унизительное положение было непривычно, хотя и не совсем ново: когда-то ему часто приходилось бывать в шкуре униженного, запуганного и забитого. И ведь не так много воды с тех пор утекло, только напомнить теперь про то не мог никто: тех, кто знал - уже нет на свете, сам же он предпочёл крепко-накрепко об этом забыть, вымарал из памяти и очень надеялся, что навсегда. Но нет, ничто не вечно, напомнили. Если бы выражением глаз можно было причинять вред, убивать, уничтожать противника, главарь взглядом испепелил бы Северианова, разложил на составляющие молекулы, превратил в пар, однако "видит собака молоко, да рыло коротко". Свежий кисло-противный пороховой аромат из пистолетного дула и мягко выбирающий свободный ход спускового крючка палец мгновенно сменили яростное зырканье на преданно-щенячье обожание и главарь покорно и даже слегка подобострастно заблеял.
- Не ведаю, Ванька Зельцов с Котькой Игнатенкой их сюда прикобенили, говорили, что по нашу душу контрразведка клинья подбивает, собирались допрос им тут учинить по всей форме, только не успели.
- Ты слишком торопишься умереть, - с сожалением проговорил Северианов. - Что ж, ты сам выбрал свою участь...
- Не надо! - истошно заблажил главарь, пытаясь отстраниться назад, отодвинуть переносицу от пистолетного дула, как будто это могло ослабить убойную силу 6,35-мм пули браунинга М1906. Заскреб сапогами по полу, желая отодвинуться вместе со стулом, плечи мелко задрожали, затряслись в неудержимо-страшном танце. Северианов увидел, как невообразимо расширились зрачки бандита. - Не стреляй, правду говорю, не знаю ничего, не успели допросить, даже не начали! Пальцем не тронули!
Он не врал, он и вправду ничего не знал. Северианов поразился: человек способен меняться до полной противоположности. Сейчас перед ним на стуле съежилась полнейшая развалина, жалкая трясущаяся пародия на человека, ни в коей мере не могущая быть тем безжалостным и грозным бандитским главарем, атаманом шайки, хозяином воровской малины, государем всея Гусилища, в общем, тем, кем он был несколько десятков минут назад. Это трясущееся, полностью деморализованное существо вызывало лишь чувство брезгливого омерзения, гадливости, Северианов опустил пистолет.
- Ты обещал, обещал! - заходился пронзительным визгом бандит.
- Обещал - выполню! - Северианов сделал короткое движение пистолетным дулом справа-налево: убирайся - главарь понял, вскочил и бочком-бочком, по стеночке засеменил к выходу.
- У тебя есть час, чтобы исчезнуть. Из города. Навсегда. Увижу ещё раз - пристрелю на месте! - бросил в спину улепетывающему бандиту Северианов. Шансов, что почуяв некую толику свободы, Петр Кузьмич Топчин, бывший главарь банды попытается по-воровски: исподтишка втихомолочку напасть, взять реванш, рассчитаться с обидчиком не было ни малейшего, однако Северианов, дождался, пока на улице приниженно и бесправно прошелестит удаляющийся сапожный топот, только после этого спрятал оружие и повернулся к освобожденным пленникам.
Глава 16
Фортуна - дама капризная и весьма своевольная. У нее не бывает постоянных любимчиков, баловней и фаворитов, ибо никогда не может быть известно, какой фортель сия прихотливая леди способна выкинуть на пустом, собственно, месте и без всяких, казалось бы, поводов. Ещё вчера вы можете занимать весьма высокое положение в обществе, портмоне трещать от банкнот, а самая красивая женщина смотреть на вас с приятным вожделением. Но наступает сегодня, у вздорной госпожи Фортуны меняется настроение, созревает некий каприз, и вы мучительно больно обрушиваетесь вниз с возведенного пьедестала, да так стремительно, что опережаете собственный ужасающий взвизг и не можете оправиться весьма долго, до того счастливого момента, когда взбалмошная леди не соблаговолит вновь повернуться к вам лицом.
Примерно так рассуждал Тоби Уэббер, рассматривая рыдающую Кейт Симмонс, юную сексапильную красотку с многообещающей улыбкой и умопомрачительным бюстом, размер которого, как полагал Тоби, был обратно пропорционален количеству мозговых извилин в очаровательной головке Кейт. Леди Симмонс сейчас нельзя было назвать красивой: пурпурно-кирпичного цвета, опухшее от слез лицо, безнадежно погубленный дневной макияж, как символ безутешного горя. Произошло нечто до такой степени трагическое, что Кейт просто не могла перенести этого спокойно.
Истинный джентльмен - это не просто представитель высокого сословия. И не только хорошо воспитанный, уравновешенный и невозмутимый человек. Истинный джентльмен всегда придерживается определенных правил поведения: "кодекса джентльмена". Итак, "истинный джентльмен" должен:
- Никогда не перебивать того, кто говорит;
- Никогда не пытаться доказать свою правоту с помощью повышения голоса или высокомерия;
- Поменьше внимания уделять рассказам о собственной персоне;
- Никогда не пытаться показать свое превосходство в интеллектуальном плане, быть скромным;
- Уметь с интересом слушать собеседника;
- Вести дискуссию спокойно, кратко и по делу;
- Никогда не делать замечаний;
- Никогда не слушать разговор других лиц, не предназначенный для его ушей.
- Избегать педантизма, хвастовства, сплетен, излишней глубины и утонченности, слишком частого употребления всевозможных цитат и мыслей великих, наконец, избегать роли шута, "смешного человека" для вечеринок.
Тоби Уэббера можно было без преувеличения назвать истинным джентльменом. Сэр Тобиас Джеймс Гектор Уэббер, очаровательный шатен двадцати пяти лет, совершенно элегантный от завитка волос до кончика ботинка, почитал себя образцом классического британского аристократа, наследника рыцарских традиций. Истинный джентльмен должен любить женщин и всегда обладать известной галантностью по отношению к даме. Даже если единственная слезинка скатилась по щеке леди - его обязанность проявить живое участие и всяческую поддержку.
- Что произошло, Кэти, дорогая? - спросил Тоби, и Кейт поведала ему страшную историю, приключившуюся с ней.
История и впрямь была весьма трагической и безнадежно драматичной. Некий молодой человек познакомился с ней, целый месяц они встречались, и Кейт всерьез собиралась связать с ним всю последующую жизнь. Дело неудержимо двигалось к свадьбе, как вдруг Кейт с ужасом узнала, что ее обожатель вовсе не является настоящим англичанином, то есть представителем знатного рода, аристократом, украшением общества, состоятельным человеком, щедрым и обладающим определенными средствами, чтобы не зарабатывать себе на жизнь.
- Я не могу пережить всей тяжести случившегося, Тоби, он оказался ничтожеством, мерзавцем, низким подлецом! Нищий бродяга, второсортный актеришка из Манчестера! Простой горожанин, самого низшего сословия! Разливался соловьем, обещал в кругосветное путешествие через месяц, "Роллс-Ройс" подарить, бриллианты... Оказалось, что квартира, в которой мы встречались, не его, а директора театра, который был в отъезде. А говорил, что мне её подарит. И авто, на котором катал меня, тоже директорское.
От душевного расстройства Кейт лечилась хорошей порцией виски, бокал стоял рядом. Стерев надушенным платочком очередную порцию слез, она сделала изрядный глоток и вновь разрыдалась, весьма развратно обнажив при этом декольте.