- Про то господину прапорщику с девицей поболее моего известно, - начал было Нистратов - Северианов выстрелил мгновенно, без каких-либо угроз и предупреждений. Пуля, как и прежде, прошла впритирку, заставив Нистратова тут же вжать голову в плечи и прекратить всяческие возражения и пререкания.
- Я грозить понапрасну не намерен, Фома Фомич. Очень я сегодня перенервничал, могу и застрелить. И поверь, сожалеть не буду нисколько. Княжну Веломанскую и Георгия Антониновича чуть жизни не лишили не без твоей помощи, да ещё ты, оказывается, с ЧК сотрудничал... Ай-яй-яй, Фома Фомич, нехорошо!
При всей строгости и серьёзности положения, Настя вдруг почувствовала некую водевильную фальшивость ситуации и даже лёгкую антипатию к Северианову. Жалкое положение допрашиваемого тому способствовало или жестокое давление штабс-капитана, только зашевелилось внутри какое-то отторжение, неприятно-брезгливый привкус.
На сей раз Фома Фомич хотя и испугался выстрела, но ответил твёрдо и даже с неким вызовом в голосе:
- Можете меня застрелить, господин хороший, воля, конечно, Ваша, только не много пользы от этого поимеете. Вы бы барышню увели, не стоит ей слушать.
- Что так?
- Она жениха разыскивает, я могу что-либо сказать, чего ей знать не желательно, потом поздно будет.
- Я никуда не пойду! - твёрдо и даже немного истерично бросила Настя. - Про Виктора я должна знать все, говорите, я вытерплю!
- Что ж, как угодно, - вяло пожал плечами Фома Фомич. - Моё дело телячье: предупредил, а там хоть трава не расти.
Виктор Нежданов разыскал его, явился совершенно неожиданно, очень интересовался родственником, Петром Еремеевым, уехавшим давным-давно искать счастья и лёгкой доли в Москву. Еремеев поначалу письмо прислал: устроился, вроде бы, неплохо, от военной службы освободили, как сыр в масле катается. Это была единственная весточка, Фома Фомич и думать-то забыл о дальнем родственнике и визиту Виктора Нежданова весьма удивился. Виктор настаивал, уверял, что Еремеев в городе, либо вот-вот прибудет, да не один, а с нужным ему, Нежданову, человеком. Это было весьма странно и даже для старого жандарма подозрительно, отослал Нистратов нежданного гостя к еремеевскому дружку Митьке, и выбросил странного визитёра из памяти. Тем более, что Захаров тоже молчал.
Только как-то поздним вечером, тайно явился к Фоме Фомичу сам новый председатель Новоелизаветинской ЧК Антон Семенович Житин, назначенный вместо погибшего Ордынского, и долго расспрашивал о странном визитёре. Интересовался буквально всем, самим Виктором Неждановым, его расспросами о Еремееве, а также очень хотел узнать, что за человек должен был приехать с Еремеевым.
- В то, что ты, Фома Фомич не знаешь ничего, я не верю, - сказал Житин. - Ты лис старый, хитрый, все про всех тебе ведомо, потому говори...
Сколь ни клялся Нистратов, Житин не верил, каким-то чудом удалось бывшему жандарму убедить председателя ЧК, тот сильно попенял за незнание и приказал строго-настрого выяснить и расспросить со всей возможной тщательностью, но тайно, "под благовидным предлогом" все возможное о Нежданове и всем с ним связанном. Это было совсем странно: между председателем ЧК и каким-то Неждановым пропасть огромная. Однако, больше всего Фому Фомича интересовало, знает ли Житин о его тайном соглашении с Ордынским или действует по собственной инициативе, безотносительно к давнему сотрудничеству Нистратова с ЧК.
Нежданов, между тем, появлялся в Новоелизаветинске совершенно в различных местах и вел весьма странные расспросы, из коих выходило, что должна к нему приехать невеста, или уже приехала, он страстно её разыскивает и просит оказать в том всяческое вспомоществование.
- И это явно не Вы, моя милая, - с некоторым сочувствием сказал Фома Фомич Насте. Та барышня, как я понял, должна была с Петром Еремеевым в Новоелизаветинск прибыть и весьма задолго до Вашего появления. Увы, непостоянен Ваш жених, многим дамам головы вскружил, кого любит - про то ему одному ведомо.
- А что Вы говорили про Ольгу Ремберг? - спросила Настя. - Это Ваши догадки, или что-то более существенное?
Фома Фомич по-отечески посмотрел на Настю.
- Видел их как-то раз на улице. Прогуливаются, значит, дефилируют вниз по Старопочтенской, за руки держатся, воркуют, аки голубки. Идиллическая картина, прослезиться впору.
Настя до боли закусила губу, кулачки сжались так, что побелели пальцы. Жорж с сожалением и симпатией положил ей руку на запястье, ощутив нервическую дрожь, а Северианов бросил на княжну Веломанскую взгляд изрядно внимательный и оценивающий, однако тут же повернулся к Нистратову.
- Все это весьма трогательно, Фома Фомич, только каким образом рассказ о женихе госпожи Веломанской с бандой Топчина и Дмитрием Захаровым связан? Не надо в сторону уводить, про Захарова поподробнее, будьте любезны.
- А что про Захарова? - Фома Фомич изобразил на лице непонимание, и даже некоторое недоумение. - Захаров - пустышка, тьфу, ничтожество. Инвалид войны, скрипа тележного опасается, к делу никоим образом.
- Так-таки и никаким? - нехорошо прищурился Северианов. - Ой, не надо шутки шутить, почтеннейший.
- Да какие шутки! - возмутился Фома Фомич, словно уличенный в неприличном поведении в почтенном обществе. - Пустяковый и жалчайший человечишко, тля, говорить не о чём.
- Видишь, как получается, Фома Фомич. Ты совершенно не при делах, Митька Захаров - ничтожество замухрышистое, к происшедшему никаким боком. Кто же банду навел? А?
Фома Фомич физически чувствовал исходившую от Северианов угрозу, молчал.
- Плохо дело, Фома Фомич, как поступать будем? - спросил Северианов. - Думай быстрее, вспоминай! Ты про всех всё знаешь, всё в Новоелизаветинске ведаешь, неужто мыслишек никаких в голове нет?
Фома Фомич устал. Допрос продолжался уже более часа, для того, чтобы лгать и изворачиваться силы потребны, а их у господина Нистратова уже не осталось, он отвечал вяло и равнодушно, не прилагая усилий для увиливания, не ловчил. Об участи своей, дальнейшем существовании Фома Фомич уже не думал, даже предполагать не пытался и весьма походил на лимон, из которого выжали все соки.
- Только предположить могу.
- Валяй, предполагай.
- Митькин приятель, Иван Зельцов из дому ушёл, в Гусилище перебрался. Возможно, у Топчина в банде обретается. Шпана отпетая, а Митьку жалел, пьянствовать к нему приходил. Налузгаются, аки черти, до зелёных соплей, Митька себя человеком и почувствует. Есть, мол, на свете ещё всяческие приятности и удовольствия.
- И?
- Возможно, Зельцов каким-то боком замешан.
Северианов кивнул.
- Ладно, примем за рабочую версию, ибо на правду в известной, разумеется, степени похоже. Зельцов, кстати, уже никаким боком здесь не замешан, он убит. Вместе с остальными бандитами. Не далее, как несколько часов назад.
Северианов поднялся, спрятал револьвер.
- Допустим, Фома Фомич, что на сей раз я тебе поверил. Что с тобой дальше будет - не мне решать. Живи, как жил до сегодняшнего дня, только убедительно прошу: не пытайся скрыться, исчезнуть из города. Далеко вряд ли уйдешь, разыщем, да и староват ты для дальних странствий. Дома-то всякого лучше, чем в неизвестности. Засим, прощаемся, можешь возвращаться обратно, в объятия Морфея. Топчинских людишек не опасайся - нет их больше.
- Вы, в самом деле, смогли бы застрелить его? - первым делом задала Настя мучавший её вопрос, когда они вышли.
- Поведи он себя неправильно - да.
- А что значит - неправильно?
- Например, попробовал бы поиграть с нами. Заболтать, отвлечь внимание - а потом неожиданно, исподтишка открыть огонь. На поражение. Вам жалко Фому Фомича потому, что застали его в момент слабости, в состоянии испуга, когда он кажется жалким и беспомощным. Бандитов Вам не жаль? А они, поверьте, гораздо менее опасны, чем господин Нистратов. Были...
Настя смутилась.
- Противник может предстать в разных обличиях. И вовсе не обязательно выглядеть отвратительным негодяем и кровавым монстром. Он может явиться Вам бессильным стариком или очаровательным юным красавцем, либо красавицей. Но от этого противник не перестает быть противником - и здесь в дело вступает правило: либо ты - либо тебя. Волчьи законы, увы!
- По-другому никак нельзя?
- Сколько не выжимай лимон - яблочного сока из него не получишь.
- Ого! Да Вы философ! - воскликнула Настя, и по злой иронии, яростной твердости в голосе, Северианов понял, что княжна Веломанская постепенно возвращается к жизни.
- Поверьте, "потрошение" Фомы Фомича мне вовсе не доставляет удовольствия. Но иногда для спасения жизней вещь просто необходимая. Я весьма сожалею, что подверг испытаниям Вашу психику.
- Если бы он молчал - Вы застрелили бы его? - продолжала настаивать Настя. Северианов покачал головой.
- Я не воюю с безоружными и беспомощными. Не так воспитан и не так обучен. Ибо если начать стрелять в безоружных, мирных, людей заведомо слабее тебя - очень скоро офицер, солдат, защитник Отечества превращается в бандита, преступника.
- Но Вы отпустили Топчина, главаря! Он тоже невиновен?
Северианов вздохнул тяжело. Так тяжело, что Настя вдруг почувствовала некий неуют и даже страх перед штабс-капитаном.
- Я дал ему слово! - тихо, но жёстко сказал Северианов. - Слово, что отпущу, если он расскажет правду. А нарушать данное слово, даже врагу данное - это совсем скверно.
- Но ведь он - бандит, для него-то слово ничего не стоит, он может предпринять попытку убить Вас! - в голосе Насти прозвучало недоумение. Северианов усмехнулся, но усмешка у штабс-капитана получилась такой угрожающей, что девушка поежилась.
- Я знаю.
- Что будет с Нистратовым?
- А что с ним может быть? Тертый, прожжённый калач, выкрутится. В его виновности в ваших злоключениях я не уверен, возможно, действительно, ошибка произошла, случайность, бандиты посчитали вас за других, преувеличили исходившую от вас опасность.
- Как так?
- Решили, что контрразведка по их банде работу ведет. Перепугали вы их чересчур. В жизни много странностей случается.
- А Захаров?
- Сбежал. Шутка ли, после визита к нему исчезли офицер контрразведки и дама, по его представлениям, тоже наш сотрудник. Кругом виноват, как не крути. Паника, ужас, смятение. Как только вас забрали - так и драпанул. Ничего, деваться ему некуда, побегает несколько дней - и, скорее всего, вернётся. Побеседовать с ним, конечно, необходимо, только сильно сомневаюсь, что ему известно что-либо важное, достойное внимания.
Глава 18
Гранитный борт парусника-фонтана у выхода с пассажирской пристани реки Вори совершенно справедливо можно считать началом улицы Белокаменной выемки, которая тесной булыжной магистралью пересекает чахлый речной парк, круто поднимается вверх по набережной и вливается в многообразие Новоелизаветинских проспектов, улиц, бульваров и переулков.
Постороннему человеку название не скажет ничего, к Москве Белокаменной отношения оно, практически, не имеет, история вполне прозаична, хоть и известна далеко не каждому новоелизаветинцу. Еще с 1660 года здесь добывали удобный во всех отношениях белый известняк, так полюбившийся строителям различных соборов и зодчим. Его залежи находились тут повсеместно, что позволяло обходиться без дальних трудоемких перевозок, и весьма близко к поверхности: "аршин на пять вглубь". Добыча камня, а также извести, которая шла в раствор для кладки, не требовала изрядных затрат и была сравнительно легкой: каменный слой "подбивали просеками", поднимали ломами и разбивали молотами и железными клиньями на отдельные блоки. Механизация труда практически отсутствовала, а камень великолепно поддавался обработке и был весьма устойчив к воздействиям воды и ветра, идеально сохраняя всевозможные узоры.
Однако, к началу девятнадцатого века, с развитием промышленности, а главным образом, взрывного способа разработки залежей камня, добыча известняка быстро пошла на убыль. Гранит либо мрамор, добытые взрывом на Урале, Украине или Кавказе, и привезенные по железной дороге, зачастую оказывались выгодней белого известняка. Потому знаменитые некогда белокаменные карьеры на реке Воре прекратили свое существование, и лишь название улицы напоминало о былом промысле.
В этот поздний час на дорожках речного парка можно было встретить разве что редких Ромео и Джульетт. Слегка смущенным и весьма недовольным взглядом провожали они пожилого господина, совершавшего вечерний моцион для профилактики застойных явлений в суставах и ослабления костей, ибо сей господин мешал романтическому уединению и в высшей степени беспардонным образом отвлекал от страстных поцелуев и лобзаний.
Походка мужчины может многое рассказать о его душе, воле, складе характера, настроении. Наполнена ли его жизнь событиями, романтическими приключениями, или, наоборот, протекает однообразно и неинтересно. Давно подмечено, что сильный и целеустремленный человек делает быстрые, но мелкие шаги, и вообще, в своей жизни он всё делает быстро. Быстро принимает решение, быстро делает изрядные успехи в карьере, иногда так же быстро и стремительно обрушивается с занятых высот. При этом он привык больше заботиться о себе, чем об окружающих, иногда, даже о близких ему людях. И человек он, при всем этом, как правило, педантичный, малообщительный и придирчивый.
Ритмичные шаги с небольшим раскачиванием вперед-назад могут сказать о самоуверенности мужчины, нарушение же ритмичности, в свою очередь, говорит о взволнованности и некоторой даже боязливости.
Люди творческие, сентиментально-романтические имеют привычку ходить погруженными в себя, в собственные мысли и суждения; и потому их походка медленна и размеренна. К сожалению, медленный и длинный шаг имеют и недовольные сложившимися обстоятельствами, равнодушные к окружающим мужчины.
Вялая "шаркающая" походка свидетельствует о лености, отсутствии волевых усилий и, по большому счету, цели в жизни.
Степенная походка присуща господам спокойным и уравновешенным, не терпящим ненужных эмоций и необдуманных поступков, а также не совсем понимающих шуток и прочего юмора.
Демонстративно широкая и медленная походка бывает у человека, желающего выставиться на показ, продемонстрировать свою силу. А вот "театральная": гордая, с коротким шагом при достаточно медленном темпе - выдает человека высокомерного и весьма самовлюбленного.
Бездельники и люди бесцеремонные, не признающие норм этикета, ходят звонким шагом с энергичными ударами каблука, привлекая своим клоунством к себе излишнее и совершенно ненужное внимание.
Мужчина с легкой танцующей походкой забывчивый и несерьезный.
Сильно машет руками? Извольте - его характер искренний и дружелюбный, а чувство юмора гораздо изрядней, чем у господина сутулящегося, с тяжелой походкой и неподвижно висящими руками. Что в свою очередь, говорит о скучном и безвольном характере.
Внимательно разглядывая походку неспешно прогуливающегося по улице Белокаменной выемки сгорбленного и чрезмерно полного мужчины, слегка приволакивающего правую ногу, можно было с большой долей уверенности заключить, что господин сей уже вышел из последней степени молодости, но, по-прежнему, до женского полу весьма охоч. И что самое странное и даже весьма обидное для юных прожигателей жизни, у дам до сих пор пользуется изрядным успехом. Ссутулившийся ловелас давно отпраздновал полувековой рубеж и возраст его приближался к той отметке, когда зрелость неудержимо перетекает в старость. Большие очки в грубой оправе придавали лицу выражение легкой беспомощности и слабоволия, обвисшие усы делали подбородок безвольным и дряблым, не смотря на маскирующие усилия чеховской клиновидной бородки. Если приблизиться к мужчине на расстояние винного перегара, тот сей специфический аромат выдавал пагубное пристрастие и невоздержанность в употреблении праздничных напитков. Одет мужчина был в старую, изрядно поношенную пиджачную пару, зато на ногах щегольски поблёскивали лакированные штиблеты, а бритую наголо макушку украшал жесткой формы котелок из фетра с загнутыми вверх краями, придавая фигуре немного классической строгости и даже шику. Завершала образ провинциального франта некогда весьма элегантная прогулочная трость с бронзовой рукоятью в виде женщины-стрекозы и шафтом эбенового дерева.