Граф, кривясь, покачал головой. Матери лгать письмом, зная, что брату написано другое? Они что там, между собой совсем не общались? Или это такие родственные отношения? И вот этот-то человек - государь и первый голос в стране? Но дальше в выписках пошло еще краше.
Официально смертная казнь в России в тот период считалась отмененной. Указ Елизаветы от 29 апреля 1753 г. предписывал "не исполнять смертных приговоров" даже по политическим преступлениям. Это положение подтвердил 20 апреля 1799 г. указ Павла I, который говорил: "Запрещение смертной казни по силе общих государственных узаконений существует в нашей империи".
Еще и нарушение договора с народом, зафиксированного в законе. Ай, молодец Николай Павлович, - Дейвин, морщась, прокрутил экран ниже.
Для декабристов этот трагический день стал радостным событием. После шестимесячного одиночного заключения они наконец встречаются друг с другом. По одному их вводят в комнату присутствия Верховного уголовного суда и сообщают приговор. Здесь они, к своему великому удивлению, узнают, что их уже судили и осудили.
Их ведь удивил не приговор, вдруг понял граф. Их удивило то, что им настолько мастерски заткнули рты. Они-то рассчитывали на публичную возможность высказаться в зале суда, на, может быть, два-три слова в толпу с эшафота. Но и этой возможности им не оставили. Ну что же, тем понятнее поведение лидеров Сопротивления, которые не тратились на слова. Они ждали, что им заткнут рты, поэтому их высказываниями и становились действия.
На всем протяжении следствия и суда Следственный комитет, а потом суд пытались оклеветать движение декабристов, запятнать их, уронить не только в глазах общественного мнения, но и в глазах будущих поколений.
Выдержка Дейвина хрустнула, как каменная пенна под слишком сильным нажимом неумелого писца. Это было слишком похоже на то, что прокатилось по нервам князя и самого Дейвина несколько раз за последние шесть лет. И то, что могло бы размолоть их обоих, если бы не подсказки в дневнике Полины.
Когда он оказался в знакомом кабинете на Литейном с распечаткой в руках, на улице было еще светло. Это значило, что он успел пройти в Зал троп в замке, выйти в Адмиралтействе и снова построить портал - и сделал все это прежде, чем понял, куда и зачем он идет. Будь Дейвин чуть менее уставшим за эту осень и чуть менее шокированным прочитанными статьями, он, немедленно отменив все свои планы, пошел бы сперва на конфиденцию, а затем спать, но отследить свои намерения и действия ему было уже нечем. Движением руки погасив портал, он кивнул подполковнику и шагнул к столу.
- Несколько вопросов, Иван. Я готовлю представление дознавателю, мне нужны твои комментарии.
Подполковник вздохнул, предчувствуя очередные неприятности, потянул к себе листы и удивленно взглянул на коллегу.
- Что вас понесло в это старье? Вы бы еще Екатерину Вторую припомнили с ее гвардейской поддержкой и Орловыми. Тому уж двести лет, все поменялось сто раз.
- Не все, - возразил Дейвин, чувствуя, как в затылке закипает ледяной ключ. - Мы выявили сходство, и я пришел спросить о нем.
- Ну спрашивай... - Иван Кимович обреченно вздохнул.
- Иван, скажи мне одно: вы этого от нас ждали? - спросил граф, указывая на распечатки. - Вы хотели, чтобы мы так поступали с вашими соотечественниками?
Иван Кимович вздохнул, слегка исподлобья глянул в глаза собеседнику.
- Есть такое понятие, Дэн - благо страны. Благо государства. Да что я тебе объясняю, ты же все сам понимаешь. Вот скажи, ты позволил бы хоть и той же Медунице второй раз подготовить покушение на твоего князя? Забудем на минуту, что он наместник края, он же твой личный господин. Ты же ему присягал.
- Это их личные отношения, - отмахнулся Дейвин, - не сравнивай.
- Ну, знаешь... - Иван Кимович крутанул головой, как будто ворот форменной сорочки вдруг стал ему тесен. - Ну ладно, хорошо, давай другое. Оскорблять его публично, как это делала Бауэр до ареста в каждой своей заметке, тоже можно? Если да - какой он тогда глава края?
- Так вы из-за этого нарушили все возможные процедуры с ее делом? - спросил граф.
- А ты только сейчас понял, да? - Подполковник смотрел на него с раздражением и досадой.
- Ты вообще понимаешь, кем вы выставили наместника империи? - поинтересовался Дейвин, еле видя собеседника из-за кипящего в теле Потока, наполняющего поле зрения цветными лучами и бликами.
- Мы сохраняли его репутацию, - тяжело ответил Иван Кимович. - Если уж он сам о ней не побеспокоился.
Дейвин сжал и разжал кулак. С его пальцев лиловой осой взлетел вертящийся и жужжащий комочек света. Спохватившись, граф все-таки успел направить его в окно. Сверкнуло, грохнуло, запахло паленым пластиком, осколки стекла, немного покачавшись в треснувшем стеклопакете, со звоном упали на подоконник.
- Мало нам разгромленного архива, теперь ты мой кабинет уничтожаешь? - скорбно посмотрел на графа подполковник, - на дворе, между прочим, не май.
- Извини, нервы, - процедил Дейвин. - Иван, давай договоримся сегодня, раз до сих пор не договорились. Вот так, как до сих пор, сохранять репутацию князя не надо. И заботиться о репутации империи так не надо. И вообще никак не надо. Это моя работа, а не твоя. И делать свою работу так, когда ты гражданин империи, тоже не надо.
- А как? Как мою работу надо делать, Дэн?
Дейвин некоторое время молчал. Рассказывать этому человеку про честь и достоинство он не видел смысла. Вспоминать про уважение к себе, после всего, что он знал об этих людях и их работе, он тоже не хотел. Точнее, хотел, но понимал, что правильно понят не будет.
- Иван, надо просто выполнять процедуры без отклонений и соблюдать закон до буквы. Ничего больше мы не просим.
- Пойдем-ка отсюда, - вздохнул подполковник, - холодно. А нервы, Дэн, лечить надо.
Дейвин посмотрел на него, прищурясь. Иван Кимович увидел, как в глазах сааланца загорелись холодные желтоватые огни.
- Лечить, говоришь... А вот возьму я твоих орлов прямо завтра, и отправлю с нашими магами на зачистку. А ребята из Сопротивления, от которых вы нас защищали, пускай хоть пару дней поспят, после пяти недель скачек по подвалам и коммуникациям. Как тебе идея? - И, увидев закаменевшее лицо Ивана, цинично усмехнулся, - да не волнуйся. Их еще учить не меньше месяца, а у нас времени нет. Сопротивление-то уже знает, что делать с фауной. Так что без вас обойдемся... защитнички.
С Литейного Дейвин пошел пешком до Адмиралтейства, чтобы остыть и проветриться. И то и другое ему вполне удалось, полчаса на холодном и мокром ветру при температуре около нуля вполне хватило ему, чтобы успокоиться в первом приближении. Но граф понимал, что ему нужно дружеское участие и поддержка. И конфиденция не могла их заменить. Поймав Скольяна да Онгая на входе в приемную, Дейвин сказал:
- Лие, я случайно разбил окно в офисе на Литейном. Оплати им счет, будь так мил, и извести меня о сумме. И дай мне комм, я как обычно, без всего. Я... мне надо за пределы края за ответами на несколько вопросов, вернусь вечером или утром.
Увидев Дейвина в своей прихожей, Женька только присвистнул и крикнул куда-то вглубь квартиры:
- Мариша! У нас коньяк еще остался?
- Не поможет, - Дейвин качнул головой, сбросил плащ, обнял друга и почувствовал, что плачет.
- Тогда чай. Пойдем в зал. - Женька, не отпуская Дейвина, перехватил его за спину и осторожно повел в гостиную. Уложив друга на диван, он попросил подошедшую Марину:
- Сделай чай, пожалуйста. И сахара не жалей.
Полчаса Дейвин рыдал и матерился, как сапожник, лежа на диване в гостиной друга. Еще полчаса, не меняя позы, сбивчиво и отрывочно рассказывал о своих архивных и литературных находках в сети и в оффлайне. Потом наконец сел, взял в руки вторую чашку чая и спросил
- Жень, вот объясни мне. Это же царь. Правитель страны. Первый голос в государстве. Как он мог так поступить? Тайный процесс, который и на суд-то не похож. Отказ присутствовать на казни. Как такое вообще возможно, Женя?
- Ну, ты нарвался все-таки, - грустно вздохнул Ревский. - Я надеялся, что хотя бы мои воспоминания и знания смогут тебя защитить. Вы все такие... наивные и нежные, что даже страшно за вас.
- Ну да, вы прочнее, - вздохнул Дейвин. - Но я все равно не понимаю... И это важно. Нам надо знать, мы примем настолько хорошее решение, насколько хорошо будем понимать, с чем встретились.
- Хорошо. - Евгений обреченно посмотрел на друга. - Надо так надо. Но если ты хочешь понимать поведение этого царя, то начинать нужно с его отца. Точнее, с истории воцарения его брата, царя Александра. Ты ведь не знаешь, как именно он стал царем, конечно.
Дейвин предполагал, что услышит очень большую гадость. Но все равно ошибся с размером. Услышав об убийстве царствующего императора его подданными, он успел отдать Евгению чашку и на всякий случай опять прилег. Женька было прервался, но Дейвин сделал ему знак продолжать и выслушал все мерзкие подробности заговора, его причин и самого преступления, до конца. Комната слегка вертелась у него перед глазами, когда Женька завершал рассказ.
- О заговоре против отца принц знал, но почему-то не думал, что это закончится убийством царствующего императора. И вот, Дэн, когда к принцу пришли убийцы сообщать о смерти Павла, он зарыдал. И тогда один из них сказал ему "хватит ребячиться, ступайте царствовать".
- Что стало с этими... этими людьми? - спросил шокированный Дейвин.
Женька положил руку ему на запястье.
- Они все попали в опалу. Одного отправили в его имение, до конца жизни. Другого новый император лишил поста, отправил в отставку в родовое имение и запретил его покидать. Третий потерял всякое влияние при дворе. От него постарались как можно быстрее избавиться и отправить на постоянное место жительства.
- В родовое имение? - догадался Дейвин.
- Ну да, - усмехнулся Женька. - А тот, который первым ударил императора, тоже попал в немилость и скоропостижно скончался через четыре года.
- А что сам принц? - садясь на диване, спросил граф. - То есть, уже император?
- А с ним, Дэн, вышло тоже интересно. Эпитафию ему один поэт написал знатную, вышло коротко и точно, как все у него. "Всю жизнь свою провел в дороге, простыл и умер в Таганроге" - это об Александре Первом. Таганрог - это дальние выселки, глухая провинция по тем временам. Александру всю его жизнь писали в свойства характера любовь к путешествиям, но до восшествия на престол эта черта заметна не была. А после воцарения он колесил по стране не останавливаясь, дома почти не бывал и как-то не рвался. Знаешь, вина за смерть отца - штука тяжелая. И упорная, от нее фиг убежишь. С этого эпизода вопросы к легитимности власти и права царствующего государя на престол стали совсем острыми. Тень упала на всю династию. А Николай занял место брата на троне, чего так боялись заговорщики.
- Жень, и все-таки. Если так сложилось, разве не должен царь делать все возможное, чтобы завоевать доверие народа? Чтобы его не согласились терпеть, сжав зубы, а приняли и полюбили?
- Дэн, это было уже бессмысленно. Он был не первым императором, в легитимности власти которого сомневалось дворянство. И вообще, скажу тебе, то общество представляло собой слоеный пирог ненависти, в котором каждый пытался урвать побольше с тех, кто стоял ниже на социальной лестнице, и отдать поменьше тем, кто стоит выше. А царская семья вообще лазила в казну, как в собственный кошелек и брала оттуда, не считая. Пока там вообще все не закончилось. Собственно, эта практика тогда и была начата, а прекратили ее... ну... я хотел бы сказать, что в революцию, но нет. После революции она, к сожалению, продолжилась, только в пользу новой власти. Но это было уже настолько привычной частью жизни, что заметили происходящее далеко не сразу.
- Да, Сталинские репрессии тридцатых, - кивнул Дейвин, - мне рассказывали. Марина Лейшина, есть такой человек в Санкт-Петербурге. Но Женька, откуда такое сходство? Сталин же не из правящей семьи. Или, - Дейвин вдруг понял сходство окончательно, - или первым диктатором был тот самый император? Николай?
Женька мрачно вздохнул.
- Знаешь, Дэн... никогда не думал, что скажу тебе это, но с этим вопросом тебе лучше дойти до моей матери. Только так не спрашивай. Для начала выясни, что такое диктатура вообще. И если ты с ней будешь встречаться, то передай ей еще раз, что мы ждем ее в гости.
Вернувшись в Приозерск утром, Дейвин написал Инне Ревской на емейл и попросил ее о встрече. Через три часа получив в почту "приезжайте сегодня", время и адрес, он посмотрел на календарь и поморщился, увидев субботу. Поездка на машине отменялась: ползти улиткой до таможни у графа не было времени. Между зачистками подвалов и коммуникаций в городе перерывы делались не больше трех суток, так что все свои частные дела ему приходилось укладывать в один короткий зимний день. Дорога оставалась одна: через Зал троп. Прыгать до Иматры пришлось в четыре приема, потом пешком топать от реки до Кондитории. Но когда Дейвин добрался до места встречи, маленький эспрессо Инны Ревской еще не успел остыть.
Он поздоровался, махнул официанту и, не дожидаясь, пока тот подойдет за заказом, спросил:
- Инна Владимировна, что такое диктатура?
- Быстро учитесь, - она качнула головой и повернула чашку на блюдце. - Я предполагаю, материалы вы уже посмотрели сами, и успели запутаться, так?
- Не вполне, - признался Дейвин, указывая официанту на два фото в меню, выглядящих убедительнее других. - Я консультировался у Жени по другому вопросу, кстати, он и Марина приглашали вас в гости. Во время разговора с ним я сам для себя связал две формы правления и удивительно похожие их результаты. И когда я задал вопрос, почему царствование Николая первого не диктатура, а такое же по стилю правление Иосифа Сталина - диктатура, он сказал, что с этим лучше к вам...
- Понятно, - кивнула она и отодвинула пустую чашку. - Что же, слушайте. Диктатуру можно определить по четырем признакам, - в голосе Ревской послышалась еле заметная усмешка, - причем два будут от левых идеологов, а два от правых.
Дейвин аккуратно подвинул на столе тарелку со своим десертом, поставил локоть на край стола и оперся виском на ладонь.
- Что, уже запутались? - спросила Инна Владимировна.
- Знаете, да, - признался граф, - левые, правые...
- Ничего сложного, правые защищают собственность и приватность, а левые - человеческое достоинство и право на жизнь.
- Но оно же не существует в отдельности! - Дейвин в отчаянии прикрыл лицо рукой.
- Существует, в условиях производственного мышления, в рамках которого человек или владелец производства, или его часть, и третьего не дано.
- Я не понял, Инна Владимировна. Не понял, но запомнил.
- Граф, запомните еще два слова: кодекс Наполеона. И не поленитесь его прочесть.
- Наполеон? Тот самый, который проиграл военную кампанию в России?
- Именно этот, да.
Дейвин спрятал подальше глубокие сомнения в том, что правитель, бездарно проигравший войну и пустивший чужие войска на свои земли, мог написать что-то хорошее, и ответил:
- Хорошо, спасибо, я запомнил и прочту. Но что же диктатура?
- Это форма власти, отличающаяся от прочих по четырем признакам, - Инна Ревская ненадолго задумалась, - хотя для вас, наверное, по пяти.
- Для меня? Лично для меня? - уточнил граф.
- Нет, для любого сааланца, у вас же, насколько я поняла рассказы сына, общество сословное.
- Да, правильно, в Аль Ас Саалан общество состоит из трех сословий.
- Ну так вот, диктатура возможно только в обществах, в которых сословия уже упразднены.
Дейвин зажмурился, встряхнул головой, собрался и храбро обратил взгляд на собеседницу.
- Это форма правления для несословных обществ, я понял. Слушаю дальше, Инна Владимировна.
- Начну с двух признаков от правых. Первый: диктатура начинается не ради денег, хотя от них редко кто отказывается. У любой диктатуры есть две движущие силы: осознание правящей группой, хунтой, ее тотальной нелегитимности и страх разоблачения. Вторым признаком диктатуры будет то, что правящая группа предпримет заведомо преступные действия по легитимизации своего положения, и втянет в них максимальное число рядовых участников, которые разделят ответственность за преступления, но не получат благ..