— Как это себя? — удивился он.
— Если ты прыгнешь в огненную яму глубиной в десять локтей, полную горящих углей, то преподам тебе Святое Учение, — ответил я.
Царевич тотчас же распорядился, чтобы на площади перед дворцом землекопы вырыли огромную яму. Дровосеки нарубили в лесу много дров. Возчики привезли их из леса, а дворцовые истопники наполнили ими яму и подожгли. Дым взметнулся высоко в небо, огонь превращал дрова в угли, которые постепенно заполнили яму до самых краёв.
Об этом узнали придворные и доложили царю, а тот поведал царице. Все стали умолять царевича оставить свою затею, но он был непреклонен. Тогда царь отправил министров ко мне. Они настойчиво упрашивали меня не подвергать юношу такому испытанию.
— О, Мудрейший, — говорили они, — яви нам милосердие и не заставляй царевича прыгать в огненную яму, не лишай его жизни. Потребуешь ли ты золота или даже жизней наших — всё тебе будет дано. Возьми, что желаешь, но оставь царевича в покое.
— Я никого не принуждаю и ничего неподобающего не делаю, — ответил я, — всё зависит от желания царевича. Если он сможет вынести подобное, то наставлю его в Учении; если же не сможет, то и Учения не преподам.
Убедились окружающие в том, что ничего изменить нельзя. Придворные опечалились, царица заплакала, а царь Брахмадева послал гонца объявить по всей стране, что царевич — наследник престола — ради постижения Учения прыгнет в огненную яму. Это случится через семь дней, и кто хочет присутствовать при этом, пусть приходит. Услышав такую весть, потянулись к царскому дворцу вереницы людей. Даже больные и немощные пришли, ведя один другого. Все недоумевали: чего царевичу не хватает в этой жизни и почему он собирается подвергнуть себя такому мучению — заживо сгореть в огненной яме?
— Царевич! — упрашивали его собравшиеся. — Ты — наша надежда на будущее. Если ты погибнешь, то все мы лишимся своего покровителя. Из-за одного человека не дай осиротеть всем остальным!
— Нет, — отвечал им царевич, — не хочу больше жить и умирать, а потом снова рождаться и переносить испытания. Когда я рождался в мире людей, то необузданными страстями приносил себе и другим зло и вред. Невозможно рассказать о тех мучениях, которые я испытал от болезней и смертей. Рождался я и в мире богов, но сколько душевных мук я перенёс, когда время жизни в облике божества истекало и приходилось расставаться с желанным существованием.
— Когда я рождался в аду, — продолжал говорить царевич, — там меня жгли на огне и кипятили в котле, разрезали моё тело на куски, погружали в ядовитые воды…
Я рождался и в мире духов-претов. Тогда моя шея была худой, как нить, не давая мне проглотить ни капли воды, ни крошки хлеба. Невозможно рассказать, как я страдал. Приходилось мне рождаться и в мире животных. И тогда я таскал на спине тяжёлый груз, страдал от усталости и побоев, ничем, кроме травы, не питался… Всего, что мне пришлось испытать, не расскажешь. Если мне не жаль прежних жизней и прежних тел, погибших ни за что, то моё сегодняшнее отдам за Святое Учение. Потому не препятствуйте мне.
Окружающие смолкли и, горестно вздыхая, стали ждать. Когда яма была наполнена горящими углями, царевич попросил меня:
— О, великий учитель! Наставь меня сейчас в Святом Учении, потому что, прыгнув в яму, я сгорю и не смогу тебя услышать.
— Слушай, — сказал я царевичу, — воспитай в себе кротость, избавься от гнева и ярости, защищай и сострадай всему живому, учи этому других людей. Тогда прервётся цепь твоих рождений.
Как только я кончил говорить, царевич тотчас же прыгнул в огненную яму. Но я принял свой истинный облик и вместе с другими богами успел удержать его в воздухе.
— Почему ты так стремишься умереть? — спросил я его. — Живи и радуйся, забудь про огненную яму.
— Боги, не мешайте мне! — закричал царевич, вырвался из наших рук и прыгнул вниз.
Страшно содрогнулись земля и небо. Все — и люди, и боги, видевшие это, зарыдали. Их слёзы дождём упали на землю, и на месте огненной ямы появилось прекрасное озеро. Посреди него, окружённый дивными цветами, стоял царевич.
— Вот так всё и произошло, — закончил свой рассказ бог Индра. — Такую цену заплатил ты, Шакьямуни, за науку, когда был сыном царя Брахмадевы. Почему же сейчас, владея священным знанием, ты сомневаешься и не хочешь открыть его людям?
О риши Удпале
отом заговорил бог Брахма:— Я помню, что случилось с тобой, когда ты родился мудрецом-риши по имени Удпала. Жил ты тогда в государстве Кошала, но посещал и другие страны, потому что хотел познать Святое Учение и следовать ему.
— Кто владеет Святым Учением, кто преподаст его мне? — спрашивал ты всех, но никого знающего не находил.
— Кто поможет мне, получит всё, что пожелает, — объявил ты.
— Я могу преподать тебе Святое Учение, — сказал один брахман.
— Начинай, я слушаю, — попросил риши Удпала брахмана.
— Нет, одного желания мало, — возразил брахман. — Усвоить Учение очень трудно. Только пройдя через многие испытания и страдания, можно познать его.
— Скажи, что я должен сделать? — спросил брахмана Удпала.
— Если ты, — ответил ему брахман, — содрав с себя кожу, сделаешь из неё бумагу для письма, из кости своей — перо, а из крови — чернила и запишешь Учение, то я преподам его тебе.
Риши Удпала немедля всё исполнил, но почувствовал, что умирает:
— Побыстрее наставь в Учении, — попросил он брахмана, — а то жизнь моя подходит к концу.
— Не совершай дурных поступков, — заговорил брахман, — не убивай, не воруй, не лги, не бранись, не занимайся пустой болтовнёй…
— Удпала успел записать всё услышанное, чтобы и другие узнали, каким путём идти. И ни разу не усомнился, стоит ли это делать, поймут его или нет, — закончил свой рассказ Брахма. — Почему же сейчас ты поддаёшься, Шакьямуни, сомнениям и не хочешь открыть свои знания людям?
И тут вновь заговорил бог Индра:
— Ты, Шакьямуни, не знал сомнений и тогда, когда родился царём по имени Шиби, тоже совершившим подвиг во имя Учения. Вот я тебе сейчас об этом напомню.
О царе Шиби
ил я на небе среди богов и был среди них главным, — начал свой рассказ бог Индра, — и всё было прекрасно, как вдруг стал я замечать, что красота и сила мои стали уже не те, и побаливать стал, но главное, перестал радоваться жизни. Однажды повстречал я Вишвакармана, небесного мудреца.— Скажи мне, Вишвакарман, — спрашиваю его, — отчего мне стало нерадостно жить?
— Так и должно быть, Великий, — отвечает Вишвакарман, — срок твоей жизни на небе подошёл к концу.
— И что же теперь со мной будет? — спрашиваю.
— Да ничего страшного, — отвечает он, — скоро покинешь богов — своих подданных и родишься на земле среди людей, или среди животных, или среди духов-претов, а может быть, и в аду.
— Как спокойно ты об этом говоришь, Вишвакарман! — испугался я. — Это же ужасно! Мне, богу Индре, родиться каким-нибудь ослом! Придумай, прошу тебя, как этого можно избежать!
— Никак, — отвечает мне Вишвакарман. — Раньше были на земле праведники, которые учили людей, как избежать череды перерождений, а теперь их давно нет, хотя подожди… один, по-моему, всё-таки есть… Зовут его Шиби, и он — царь на земле. Всю свою жизнь он помогает всем, кто обращается к нему за помощью.
— Ты думаешь, он и мне поможет? — спрашиваю я Вишвакармана.
— Ну, если и он не поможет, тогда — некому, — отвечает он.
— Пойдём к нему скорее… Нет, погоди. Люди часто о себе рассказывают небылицы, а уж похвастаться любят… Нужно, Вишвакарман, испытать твоего замечательного царя Шиби.
— Ну вот, Великий, — обиделся Вишвакарман, — на тебя не угодишь: просил сказать, кто тебе может помочь, а теперь хочешь, чтобы я этому человеку устроил неприятности. Нельзя хороших людей обманывать, а тем более вред им наносить.
— Да не бойся ты! Ничего плохого я не сделаю твоему Шиби. Я просто его испытаю, ведь личное спасение для меня важное дело, и ошибаться нельзя.
— Что же мы будем делать? — спрашивает меня Вишвакарман.
— Ты, Вишвакарман, обернись голубем, а я — ястребом и буду гнаться за тобой. Ты же лети прямо к тому царю и проси у него защиты, а я потребую у него выкуп за тебя, да такой, что простой человек его не сможет дать. Так мы и испытаем, каков этот царь Шиби.
— Нехорошо обманывать, — опять начал Вишвакарман, но я его прервал:
— Не трать слов, а немедленно превращайся в голубя и лети к Шиби. У меня и так мало времени осталось, сам знаешь.
Хотя Вишвакарман и продолжал ворчать, но всё же обернулся голубем, а я — ястребом. Когда подлетели к дворцу, я стал преследовать голубя. Тот с жалобным криком влетел царю прямо под мышку и взмолился о спасении своей жизни. Сразу же за ним появился и я, сел около Шиби и сказал:
— Голубь, что влетел к тебе, царь, — моя добыча. Отдай мне его побыстрее, я очень голоден.
— Я дал клятву, — отвечал царь, — спасать всех, кто просит у меня защиты, не отдам и этого голубя.
— Ты всех спасаешь, — спросил я его, — или только тех, кто тебе приглянулся?
— Всех, — ответил царь.
— Так почему я не вхожу в число этих «всех»? — притворно обиделся я. — Если не отдашь мне этого голубя, то я умру от голода, и дети мои погибнут.
— А если я дам тебе другую пищу, ты будешь её есть? — спросил царь Шиби.
— Если это будет свежее мясо, то — да, съем, — ответил я, — но тогда тебе придётся вместо голубя убить кого-то другого.
— Нет, не придётся, — ответил царь. Он вытащил острый нож, отрезал кусок мяса от своего бедра и протянул его мне со словами:
— Вот выкуп за жизнь голубя.
— Нет царь, подожди, наше дело ещё не закончено. Ты слывёшь справедливым, а поступаешь нечестно, — сказал я, — голубя жалеешь, а меня — нет. Я требую справедливости: если выкупаешь жизнь голубя куском своего мяса, пусть его вес будет равен весу голубя.
— Принесите весы, — приказал царь.
Когда принесли весы, то на одну чашу весов посадили голубя, а на другую положили мясо. Чашка весов с мясом взмыла вверх, а с голубем опустилась до самой земли.
— Ты хотел обмануть меня, — стал я кричать как можно громче, — за такого большого и жирного голубя хотел дать мне крошку своего худосочного мяса.
Царь стал срезать со своего тела кусок за куском и бросать их на чашу весов. Но даже когда он срезал всё мясо с бёдер, вес его был намного меньше веса голубя. Шиби стал срезать мясо с плеч, с рёбер, со всего тела, но чаши весов никак не уравнивались. Царь хотел сам встать на чашу весов, но от слабости не смог этого сделать и без памяти упал на землю. Когда сознание вернулось к нему, он, собрав последние силы, всё же ступил на чашу весов. И она опустилась, оказавшись вровень с той, на которой сидел голубь.
— Теперь хорошо, — сказал царь Шиби.
От такого зрелища у всех, кто видел это, хлынули слёзы. Я не выдержал, принял своё истинное обличие и обратился к царю:
— Царь, зачем ты так поступил, спасая малую птаху? Хотел стать великим, совершая такой подвиг?
— Нет, — из последних сил прошептал царь Шиби.
— Ты не сожалеешь о своём поступке?
— Нет, не сожалею.
— Я тебе не верю, — притворно засомневался я. — Говоришь, что не сожалеешь, но тело твоё содрогается от боли, а дыхание вот-вот прервётся.
— Если я говорю правду, — отвечал Шиби, собрав последние силы, — если и на волос не сожалею, то пусть исчезнут раны, и моё тело станет таким, как было прежде.
— И только царь произнёс эти слова, его тело стало прекраснее, чем прежде, — закончил свой рассказ бог Индра. — Царём Шиби в своём прежнем рождении был ты, Шакьямуни. Почему же сейчас ты бросаешь в темноте неведения все живые существа и, не преподав им Учения, помышляешь уйти?
О царе Канашинипали
сли ты, Шакьямуни, ещё не передумал, — заговорил вновь Брахма, — то послушай историю о царе Канашинипали. Он старался сделать всё, чтобы люди в его государстве жили долго и счастливо, не знали нужды, болезней и несправедливости.— Я владыка всего живого на земле, — как-то раз подумал царь, — многое в моей власти, но сделать моих подданных навсегда счастливыми, оградить их от будущих невзгод мне не под силу. Для того, кто научит меня этому, ничего не пожалею.
О желании царя объявили по всей стране. Долго никто не отзывался, но однажды в ворота дворца постучался нищий.
— Я знаю Святое Учение, — сказал он.
Услышав эти слова, царь вышел ему навстречу и пригласил во дворец.
— Учитель! — обратился к нищему царь, — открой нам, невежам, истинные знания.
— Те знания, которыми я обладаю, — сказал нищий, — просто так не передаются. Если ты хочешь овладеть ими, только слушая меня, из этого ничего не выйдет.
— Скажи, что нужно сделать, я всё исполню, — сказал царь.
— Чтобы постичь Учение, нужно принести жертву: зажги в своём теле тысячу светильников.
Царь решил сделать это через семь дней. Его жёны, сыновья, придворные стали молить правителя не слушать нищего.
— Как слепец опирается на поводыря, а дитя опирается на мать, — говорили они, — так в этом мире всё живое опирается на тебя, царь! Когда не станет тебя, кто поддержит нас и защитит? Зачем по прихоти какого-то нищего ты хочешь покинуть свой народ, который любит тебя и служит тебе верой и правдой? Ведь если ты совершишь задуманное, то, конечно, расстанешься с жизнью.
— Вы не понимаете, — отвечал им царь, — жертвуя малым — лишь своей жизнью, я познаю Святое Учение и спасу вас от любых невзгод.
Поняв, что правитель не откажется от своего решения, люди преисполнились глубокой скорби, а царь, наоборот, день ото дня становился всё радостнее. Наконец, он объявил нищему:
— Пришло время зажечь тысячу светильников в моём теле.
Брахман, сделав тысячу отверстий в теле царя, вставил в них фитили, смоченные в масле, и приготовился их поджечь.
— Учитель! — обратился к нему царь. — Сначала преподай мне Учение, а потом зажигай светильники. Я чувствую, что умираю.
— Слушай и запоминай, царь, — начал свою проповедь нищий, — всё вечное в конце концов рушится. За встречей наступает расставание, за рождением следует смерть…
Как только нищий замолк, царь прошептал:
— Я постиг Святое Учение, но как передать его другим?
Как только царь произнёс эти слова, страшно содрогнулась земля. Этот звук достиг небес, где обитали боги.
— Опять на земле что-то случилось, — сказал повелитель богов Индра. — Пойдёмте, посмотрим! Может быть, нужна наша помощь?
Когда они сошли на землю, то увидели умирающего царя Канашинипали, тело которого от горящих светильников сияло подобно солнцу. Боги, как и люди, не смогли безучастно смотреть на это. Слёзы хлынули из их глаз, и дождём посыпались с неба цветы. Владыка богов Индра приблизился к царю Канашинипали и спросил:
— Великий царь, можно ли верить твоим словам о том, что ты не сожалеешь о содеянном и сейчас, когда твоё тело содрогается от боли?
— Если я не испытываю ни малейшего сожаления о содеянном, то пусть раны на моём теле бесследно заживут. — И тут же на теле царя не осталось и следа от ран.
— Царём, так дорого заплатившим за свет Учения, был ты, Будда Шакьямуни, — сказал Брахма. — Если прежде ты шёл на нестерпимые муки, чтобы постигнуть Учение и передать его людям, то почему теперь отказываешься от этого?!
Бог Индра своей волшебной силой показал Будде огромное количество людей несчастных и страждущих, с разумом, затемнённым неведением. И Будда понял, что не может один пользоваться плодами своего прозрения. Он останется среди людей, а когда придёт пора уйти из этого мира, то оставит своих учеников, а те — своих. Они будут передавать Учение, чтобы оно не исчезло, не затерялось, не исказилось со временем. И так будет продолжаться из века в век.