Геммалия - Автор неизвестен

ГЕММАЛИЯ

Геммалия

У камина большого постоялого двора «Павлин» в Марселе шла оживленная беседа, когда снаружи послышался цокот копыт; вскоре после того вошел и путешественник; он с головы до ног промок от дождя и приблизился к огню; хозяин предложил ему сесть и добавил несколько охапок хвороста к горевшим в огромном камине поленьям, а затем стал готовить ужин, вместе с постояльцами тем временем внимательно разглядывая гостя.

Путешественнику было на вид лет тридцать; одет он был в английский наряд, однако отличался той непринужденной утонченностью манер, что приобретается лишь в долгих странствиях. Он был статен и красив, но на бледном лице уже пролегли морщины; лицо это, более того, говорило о душе, уставшей от привычек и радостей обыденной жизни и жаждущей необычайного.

С появлением незнакомца воцарилось молчание; путешественник нарушил тишину:

— Не могли бы вы сказать, — произнес он, обращаясь к хозяину постоялого двора, — прибыл ли днями в Марсель корабль «Два друга»?

— Не знаю, — отвечал хозяин, — но завтра утром непременно вас извещу; откуда этот корабль?

— Из Афин, — сказал незнакомец. — Но я, входя, прервал вашу беседу; умоляю, продолжайте, дорогой хозяин.

— О! месье, — отозвался последний, — это всего-навсего мой сосед, бакалейщик. Ему вздумалось обучать меня премудростям моего дела — меня, вот уже двадцать лет с честью держащего флаг постоялого двора «Павлин»!

— Черт возьми! пусть господин рассудит по справедливости, — сказал бакалейщик.

— Так тому и быть! — воскликнул хозяин.

— Знайте же, месье, — продолжал бакалейщик, — что дней пятнадцать назад в «Павлине» поселилась молодая дама.

— Молодая дама? — переспросил путешественник, и его угасшие глаза засверкали.

— Одна, без сундуков, без пожиток… — заметил хозяин.

— Нечего меня перебивать! Без багажа, без сундуков…

— Она хорошенькая? — спросил путешественник.

— Как ангел, — ответила дочь хозяина, Аннета, до сих пор молчавшая.

— В красоте ее есть что-то завораживающее, — сказал бакалейщик.

— Она гречанка, — вставил хозяин.

— Гречанка! — воскликнул путешественник.

— Возможно, — раздался неизвестный голос. Собеседники огляделись, тщетно пытаясь понять, кто вмешался в их спор.

— Гречанка! — продолжал бакалейщик, презрительно улыбаясь, — да… быть может… но по-французски она говорит, словно мы с вами… Как бы то ни было, эта молодая особа, эта гречанка, если хотите, решила поселиться здесь, и мой сосед предоставил ей комнату. С того дня она постоянно сидит взаперти; ни с кем не разговаривает, выходит только по вечерам, когда все добропорядочные люди возвращаются домой, обратно же приходит посреди ночи. Согласитесь, месье, что подобное поведение может бросить тень и на лучшую из гостиниц.

— Она платит вовремя, — заявил хозяин, — и если мои постояльцы платят, я оставляю их в покое.

— Славное изречение! — вскричал моралист-бакалейщик. — Глядите, как бы не пришлось вам подсчитывать убытки.

— Уж не больше, чем в вашей лавке… кому не знать, как вам! — язвительно ответствовал хозяин.

— Что вы имеете в виду? — взвился красный от злости бакалейщик.

— Прошу вас, господа, успокойтесь, — примирительно сказал путешественник. — Внешность зачастую обманчива; хозяин же наш, как мне думается, ведет себя вполне правильно. Должен ли он отказать в приюте гостье, живущей под его кровом, по причине ничем не подтвержденного подозрения? вне всяких сомнений, поступать так не следует. Полагаю, ему хорошо бы узнать о ней побольше и только потом действовать. Но кто эта женщина? можно ли ее увидеть?

— Часом позже полуночи, — ответил хозяин, счастливый тем, что путешественник принял его сторону, — она возвращается с ночной прогулки, которую обыкновенно совершает близ церкви Святой Клары…

— Церкви! — со смехом прервал его бакалейщик.

— Я спрячу вас, — продолжал хозяин, не удостаивая вниманием ироническое замечание лавочника, — и вы сможете вдоволь на нее насмотреться…

— Очень хорошо, господа, — вставая, сказал бакалейщик. — Желаю всем вам приятного вечера, а вам, сосед, премногих благ с молодой гречанкой…

Хозяин постоялого двора собрался было ответить, но его противник успел выйти. За бакалейщиком вскоре последовали другие гости, весь вечер хранившие молчание, и у камина остались лишь хозяин, его дочь и путешественник.

Аннета подала тарелки и после недолгого ужина удалилась. Хозяин, ожидая появления незнакомки, задремал с трубкой в руке; путешественник, чьи расспросы не помогли ничего выяснить, устремил взгляд на часы в высоком деревянном футляре, словно пытаясь ускорить бег времени и горя желанием увидеть гречанку, уже воспламенившую его воображение.

Стрелки наконец вняли мольбам путешественника, часы пробили, и англичанин, погруженный в мечтания, услышал стук в дверь; он вздрогнул и схватил за руку крепко спящего хозяина.

— Бьет час, — сказал он.

— Это она, — спокойно отвечал хозяин. — Ступайте за мной; я спрячу вас, и вы увидите ее, оставаясь незамеченным.

Хозяин зажег лампу и, жестом пригласив путешественника следовать за собой, провел его на верхний этаж в отведенную гостю комнату; затем, указав темную нишу над лестницей, он пошел открывать.

Путешественник, дрожа от нетерпения, склонился над перилами; он услышал, как заскрипела на петлях входная дверь, после с шумом закрылась; сердце его бешено колотилось в ожидании незнакомки, столь возбудившей его любопытство.

Это была стройная и изящная молодая женщина; на ней было свободное платье из белой тафты, подпоясанное черной лентой; накидка того же цвета обрамляла ее головку мрачными складками; один взгляд на нее вызывал необъяснимое волнение. Лицо ее было до крайности бледным, и она напоминала бы юную деву, спящую в гробу, если бы восхитительные глаза гречанки не горели сверхъестественным огнем, а ярко-алые губы не выдавали в ней всю полноту жизни.

Она медленно поднялась по лестнице, опираясь одной рукой о перила и держа в другой подсвечник; затем открыла дверь своей комнаты и внезапно исчезла из виду.

Пораженный путешественник с наслаждением следил глазами за каждым ее движением. Никогда не доводилось ему лицезреть подобный идеал красоты; и когда она исчезла, он остался стоять недвижно, вызывая в памяти ее черты, точно бедный изгнанник, принужденный покинуть берега отчизны и старающийся разглядеть их на туманном горизонте. Затем он вернулся в свою комнату, надеясь отдохнуть и обрести покой, казалось, навсегда смущенный мимолетным видением красавицы.

Сэр Чарльз Линдблад (так звали путешественника) был одним из тех богатых англичан, которые, обладая с молодых лет громадным состоянием, рано начинают предаваться излишествам и наскучивают жизнью. Франция, Италия, Греция, далекие страны — он видел все и всюду побывал. Он любил женщин, но, к несчастию своему, находил в них одну красоту, лишенную добродетелей, или же добродетель, лишенную красоты. Ни одна не обладала душой, в какой его душа могла бы раствориться; он ощущал горестную пустоту и с жадностью искал любое необыкновенное впечатление, способное оживить его сердце, слишком часто остававшееся бесстрастным.

В душе его, однако, царило дружеское чувство, укоренившееся тем более глубоко, что являлось единственным и полноправным ее господином. С детства воспитывался он с одним из своих соотечественников; они были одногодками, и с годами их связала живейшая дружба. Они разделяли те же пристрастия, то же стремление к блаженству; в дальних путешествиях были они неразлучны и вместе долго искали счастья, никогда его не находя. Жертвы чересчур пылкого воображения, они без конца соблазнялись иллюзиями, вечно обманывавшими их надежды!..

Меж тем, печальные разочарования вскоре заставили друзей забыть о химерических поисках идеала. С закатом молодости пришла пора невыносимой скуки рассудочного существования, и каждый из них не ведал лучшего, чем излить сердце другу… Все сделалось для них общим; разделенные радости смягчали и помогали им снести горечь бытия.

Они поклялись никогда не расставаться; но судьба распорядилась иначе. Уже три месяца путешествовали они по стране Леонидов и Перикла, когда на зов свободы восстала вся Греция. Отважные сердца наших друзей не остались равнодушными к этому благородному призыву. Они готовы были сражаться во имя человечности; быть может, не найдя в жизни счастья, они испытывали зловещее наслаждение при мысли о совместной смерти. Но в самом начале жестокой борьбы Линдблад получил известие, заставившее его вернуться в Англию, а оттуда отправиться во Францию. Он обещал своему другу Джорджу Гилфорду возвратиться без промедления, дабы разделить с последним опасности и славу; однако он не сумел выполнить обещание; оставаясь почти два года вдали от своего названного брата, он часто получал от него письма; Гилфорд неизменно рассказывал о чудесных успехах греков и их смелых соратников. Свобода расцвела в прекрасных краях, где царствовала так долго; Гилфорд намерен был присоединиться к другу во Франции и сообщил, что прибудет в конце сентября в Марсель, где они условились встретиться.

Это и привело Линдблада в город, и он снова и снова принимался считать дни и часы, отделявшие его от встречи со спутником детства.

Видение той, кого называли здесь гречанкой, словно электрическая искра, пробудило его душу; окутывавший красавицу покров тайны, ее чарующие черты — все дразнило воображение баронета.

Он пытался заснуть… Напрасные старания! дрема лишь на краткий миг смежила его веки, погрузив Линдблада в волшебный мир сновидений. Ему снилось, что он стоит на пустынном берегу бушующего моря и произносит гибельную клятву, а вокруг сверкают молнии, гремит гром и ревет ветер… То была клятва супружества; невеста в погребальном крепе ждала его… как вдруг меж ними вспыхнула огненная стена… отвратный демон сокрушил ее, Линдблад навеки соединился со своей таинственной невестой, и мертвые в белых саванах взроптали, когда свершилась роковая свадьба… Затем вместе с бледной супругой оказался он в быстро мчащейся карете. С детства знакомые пейзажи окружали его; зима сковала природу; земля была покрыта снегом; он хотел было обнять свое божество, но мертвецы, казалось, продолжали вставать неодолимой преградой на пути его тщетных поцелуев.

Опечаленный мрачными сновидениями, сэр Чарльз поднялся, едва рассвело; воспоминание о Гилфорде восстановило его душевное спокойствие; он покраснел, подумав, что на минуту забыл друга всей своей жизни ради внезапной безумной любви к женщине, поистине прекрасной, но чужой и незнакомой; случай свел его с нею, и через несколько дней, вероятно, он покинет эти места навсегда… Тяжким усилием воли он решительно подавил в себе готовую зародиться страсть и устремился в порт с твердым намерением уехать немедленно по встрече с другом.

В порту он стал расспрашивать моряков, но никто не мог ничего сказать ему о корабле «Два друга»; все уверяли, что среди судов, заходивших в порт или бросивших якорь на рейде, не было ни единого с таким названием.

Отчаявшись что-либо разузнать, сэр Чарльз с грустью направился на постоялый двор, но тут встречный морской офицер, к которому он обратился, поведал путешественнику, что недавно побывал в морях Леванта на королевской сторожевой габаре[1]; судно «Два друга» встретилось ему в водах Сицилии, куда зашло на несколько дней для починки; не пройдет и трех недель, заверил офицер, как корабль прибудет в Марсель.

Линдблад, начавший уже беспокоиться о судьбе друга, с радостью выслушал рассказ офицера; в глубине души не мог он не радоваться и отсрочке, что позволяла ему провести некоторое время под одной крышей с красавицей, воспоминание о которой преследовало его повсюду. Он вознамерился проникнуть в ее тайну; смутная надежда обрести в ней долгожданную спутницу окрыляла его пылкое воображение.

Вернувшись в «Павлин», Линдблад стал тщетно искать знакомства с прелестной гречанкой; днем она всегда оставалась в своей комнате и показывалась лишь по вечерам, когда выходила, или по возращении из своего ночного паломничества. Раз или два он пытался заговорить с нею; однако молчаливая гречанка, не останавливаясь, удостаивала его лишь односложными ответами.

Страсть жгла его огнем, препоны же лишь распаляли ее; незнакомка, словно наделенная магическими чарами, всецело подчинила англичанина своей власти. Он был далек от того, чтобы обманываться относительно характера своих чувств, и вынужден был признаться себе, что испытывал жесточайшее влечение к гречанке; но ничто не вынудило Линдблада сильнее почувствовать глубокую сердечную рану, чем охватившая его вскоре ревность.

«У меня есть соперник!.. — восклицал он, расхаживая взад и вперед по комнате, — соперник! Да, сомнений нет: эта подчеркнутая холодность, эти ночные прогулки, эта таинственность… соперник!.. О, я выясню, кто он… Горе ему… Но что, если я ошибаюсь, если сердце загадочной очаровательницы свободно, а ее ночные бдения — дань благочестию… если я смогу завоевать ее, заставить ее полюбить себя… Ах! я готов заплатить жизнью за подобное блаженство! Я познаю его… о да, я познаю это блаженство!.. Линдблад не из тех, кто сворачивает, встретив первые препятствия!..»

Баронет решил последовать за красавицей в тот же вечер, дабы рассеять свои сомнения, и проследить за нею до места, что она так часто посещала. Сказано — сделано: он расположился у постоялого двора и около одиннадцати часов вечера увидел, как гречанка вышла и направилась к церкви Святой Клары. Опасаясь быть узнанным, он завернулся в плащ и пошел за нею, держась в отдалении и стараясь не производить ни малейшего шума. Она медленно шла вдоль домов; ночь выдалась темной, улицы были безлюдны. Дойдя до церкви, незнакомка скользнула к кладбищенской стене и неожиданно исчезла на глазах у изумленного англичанина. Напрасно осматривался он в поисках ее, напрасно обошел вокруг кладбища: в высокой стене не было ни единой бреши, позволившей бы гречанке проникнуть внутрь…

Крепкой рукой Линдблад затряс решетку ворот; сотрясаемые прутья издавали жалобные стоны, однако не поддавались его усилиям. Красавица будто растворилась в воздухе. Путешественником овладело беспокойство. Он в отчаянии воззвал к прекрасной беглянке. Ответа не было. После долгих и бесплодных поисков он собрался уходить и повернул к «Павлину», но внезапно услышал позади шаги. Незнакомка спокойно шла за ним в нескольких шагах.

Сэр Чарльз, не веря своим глазам, удивленно застыл; подумав, что сделался жертвой ночного морока, путешественник не смог преодолеть искушения заговорить с таинственной гречанкой.

— Прости мою дерзость, непостижимая красавица, — начал он, — и позволь мне…

— Молчание, — ответствовала она, приложив палец к губам, — это час мертвых; не тревожь их покой…

Странный тон, каким она это произнесла, помешал сэру Чарльзу продолжать; слова замерли у него на губах; он медленно последовал за незнакомкой, не уделявшей ему никакого внимания. На постоялом дворе она тотчас поднялась к себе, ничем не отвечая обретшему было дар речи англичанину; последний окаменел от изумления, гадая, не приснилась ли ему ночная встреча.

Прошло несколько дней. Гилфорд все не приезжал. Прекрасная гречанка не выходила из своей комнаты и избегала попадаться на глаза бедному Линдбладу. Тот, в надежде скоротать невыносимо тянувшиеся дни и главным образом избавиться от болезненных мыслей, поглощавших все его душевные силы, предавался частым и далеким прогулкам.

Часто он бродил в одиночестве, захваченный бурными порывами чувств; порой он искал забвения среди людей и направлялся в порт.

Ему нравилось вечно меняющееся зрелище деятельной жизни моряков, привлеченных сюда коммерцией с четырех концов света. Торговцы всех просвещенных народов встречались в знаменитом порту и, обменявшись своими богатствами, расставались без сожалений, чтобы никогда больше не свидеться; преодолевая тысячи невзгод, моряки возвращались на родину, чтобы вновь ее покинуть; их беспечная странническая жизнь взывала к сердцу Линдблада, и он, приходя в себя, с печалью думал о навсегда утраченной им мирной безмятежности.