Annotation
Прудков Владимир
Прудков Владимир
Экстрим для мажора
Платон Грачев, нигде не определившись и не поступив учиться, вернулся домой. В прекрасный майский день его отец, управляющий шахтой, объявил с усмешкой:
- Ну, дорогой мой, пора и тебе приобщаться к трудовой деятельности.
Платон молчал, ждал, что отец скажет дальше. А мать, никогда и нигде не работавшая, мигом заинтересовавшись, спросила у мужа:
- Куда ты его хочешь? В совет директоров?
- Ну, вот ещё! Неуча-то? В шахту!
- Ай-я-яй, - заголосила она. - Сам всю жизнь в этих шахтах силикозы зарабатывал и единственного сына -туда же?
- Хватит! - оборвал её Грачев-старший. - Скажи спасибо, что не в забой посылаю.
Русоволосый и кудрявый Платон искоса поглядывал на отца и думал: а ведь он меня не любит! Может, в эти минуты даже ненавидит за то, что я не такой, как он, и не оправдал его ожиданий.
Впрочем, что ни делает боженька, всё к лучшему. С детства Платон, как и его авантюрные приятели, был заряжен на экстрим, и теперь, наконец, нарвётся на что-нибудь стоящее.
Пройдя техминимум, Грачев вышел на смену. Наряд проводил полнолицый, ухоженный мужчина, начальник группы. Прочие сидели на длинной лавке, покуривали, изредка поглядывая на новенького. Он заметно от всех отличался: в чистой, только что полученной куртке, с гладким, свежим лицом. Начальник прохаживаясь и распределяя, кто куда пойдёт, остановился возле крепкого, коренастого парня лет двадцати семи.
- Ты, Лобов, пойдёшь сегодня с новеньким.
Он долго разъяснял, что нужно сделать, а Лобов вроде и не слушал - опустил голову и хмуро смотрел на носки тяжёлых рабочих ботинок. Стали собираться в шахту. Лобов надел каску, застегнул на поясе ремень с аккумулятором, повесил на плечо красную банку самоспасателя. Платон проделал то же самое. Потом Лобов взял брезентовую сумку с инструментом, а у Грачёва сумки не было. И поэтому, когда Лобов прихватил с собой ещё коробку с прибором, предложил:
- Давай, я понесу.
Но Лобов прибора не отдал - наверно, не доверил.
В бункере, продуваемом подогретым воздухом, сидели на бетонных ступеньках человек десять шахтёров - дожидались клети. Здесь бука, молчун Лобов показал себя с другой стороны. Громко поздоровался, кому-то пожал руку, кого-то похлопал по плечу. Пристал к грузному, пожилому шахтёру, у которого из сумки выглядывали бутылки для взятия проб воздуха:
- Терёха, и ты здесь?.. Тебе на печи сидеть, а ты в шахту. К чему? Небось, набил матрацовку рублями?
- Ну чего ты ко мне привязался, - уныло протянул Терёха.
Лобов присел и, с усмешкой поглядывая на шахтёра, стал всем рассказывать:
- Он, знаете, что в шахте делает? Заберётся в сбойку, где поглуше, кусок породы под голову положит и дрыхнет преспокойно. А потом в инертной пыли вываляется и - на-гора. Мы тоже, мол, не баклуши бьём. Я однажды его разбудил, так он на меня полканом налетел. Наверно, сон видел, как вознаградные получает.
Все загоготали. Унылый шахтёр безнадёжно махнул рукой и даже не удосужился сказать: мели, Емеля.
Женщина, показавшаяся Платону очень толстой из-за широкой, грубой куртки и таких же штанов, позвала в клеть. Заскрежетала, задвигаясь, решётка. Четыре коротких, резких звонка, и клеть провалилась вниз, в тёмную, сырую бездну. Холодная капля воды упала Платону за шиворот. Он вздрогнул и невольно подался ближе к середине. "Не толкайся, парень!" - крикнули на него. Минуты через три клеть тормознула, резко ударилась о донное железо.
- Чёрт! - ругнул кто-то машиниста подъёма. - Мог бы и помягше.
Вышли на широкий, освещённый двор. Но прошли метров тридцать и подземная выработка сузилась. Платон, шедший за наставником, не успел заметить, куда исчезли шахтёры, спускавшиеся с ним. Впереди только Лобов. Под ногами скрипели узкие деревянные мостки. Рядом тянулись рельсы, а над головой повисла троллея. Лобов оглянулся - опять нахмуренный, брови насуплены.
- Ты гляди там, за троллею не схватись. А то так шарахнет, костей не соберёшь.
Сзади раздался сильный шум, громыханье. Лобов остановился, спиной вплотную прижался к крепи. Платон последовал его примеру. Мимо пронёсся электровоз. Он тащил длинную цепь порожних вагонеток. Их раскачивало, а последнюю прямо бросило на Платона. Он вдавился в стену, меж металлических обручей.
Уф, кажется, пронесло!
Лобов убежал вперёд, пришлось догонять, а чуть ли не упёршись в его спину, Платон высказал возникшее сомнение:
- Нас инструктировали, что здесь ходить нельзя.
- Мы - особые, - через плечо ответил Лобов. - Нам везде можно.
- А вот ещё нас учили...
Наставник резко остановился.
- Забудь, чему учили. Будешь переучиваться!
Платон пожал плечами и дальше следовал молча. Поглядывая сверху вниз на крепыша, неприязненно втыкал в спину: "Ишь, наполеончик нашёлся".
Пути разветвлялись, уходили куда-то полутёмными лабиринтами. Лобов пёр вперёд, как маленький танк. Грохнул дверью перемычки, выходящей на другой штрек. Платона обдало пылью, он чихнул и заторопился следом. На новом штреке было темно, душно, воздушная струя текла навстречу, рядом с ходками тихо шелестела лента, унося в гору кучки породы.
Платон видел, что Лобову не нравились его вопросы, но упрямо продолжал спрашивать, а когда получил очередной отлуп, без робости урезонил:
- Ты тоже ведь не сразу усвоил.
- Я - другое дело, - усмехнулся Лобов. - У меня, может, по наследству передалось.
Платон вспомнил про отца; в таком случае, и он должен иметь наследственный опыт. Но промолчал. Не хотелось преждевременно открываться, что попал в группу по блату. Хотя - какой может быть в этой преисподней "блат"? Он оступился, упал на четвереньки и увидел нечто интересное. Сообщить этому сурку, нет?
- Гляди-ка! - всё-таки показал. - Искра вылетела.
Лобов вернулся, понаблюдал. Вылетела ещё одна искра.
- Мм, непорядок, - нахмурился и потянул за аварийный тросик, натянутый вдоль конвейера. Лента остановилась. Затем ловко вышиб ролик. - Нагрелся-то как. Подшипник заело. Ну, парень, считай пожар предотвратили. Вон кругом сколько штыба, мигом мог вспыхнуть. А пожар в шахте - страшное дело.
Он искоса глянул на подопечного.
- Эх, начальства рядом нету. Глядишь, премию выписали бы. Кстати, ты самоспасателем умеешь пользоваться?
- Чисто теоретически, - Платон на всякий случай поправил на поясе красную банку с неведомым содержимым.
Тонкой осой запел предупредительный сигнал.
- Осторожней, щас включится, - предупредил Лобов.
Однако сигнал смолк, а лента даже не дёрнулась. Наставник выругался, побросал свои доспехи и, забыв про напарника, побежал в обратную сторону, к началу конвейера.
Платон остался один, не зная, что делать. В преисподней было темно, только фонарик узким лучиком освещал пыльные стены. "Ну вот, жаждал экстрима - получай". Он больше года куролесил по стране, иногда телеграфируя сердобольной маме, чтобы подкинула деньжат. В Москве на Курском вокзале, чуть не стал любовником весьма активного господина, но в самый последний момент, поняв, что к чему, выскочил из его шикарной машины. А уже здесь, когда оформлялся на работу, познакомился с симпатичной девчушкой; она спросила с изумлением:
- Платоша, и ты - в шахту?
Он выпятил грудь: мы такие! Теперь стало ясно: она тоже прекрасно осведомлена, чей он сын. Может, от того такая податливая? Ну, правда, пока всего лишь до пояса. А он-то, приписывал её внимание исключительно своим достоинствам. Да, хрен на неё! Надо будет познакомиться с такой девахой, которой его биография и соцположение не известно; тогда и вылезет истинное о нём мнение.
Минут через десять лента, наконец, включилась. А ещё минут через пять на мостках запрыгал огонёк. Возвратился Лобов. Он тяжело дышал; сняв каску, вытер со лба пот, смешанный с грязью.
- Ну, погнали дальше!
На вопрос, что случилось, долго не отвечал, и Платон зарёкся спрашивать. Но Лобов, отдышавшись, заговорил сам. Объяснил, что тросик, за который он дёрнул, идёт к аварийному выключателю. Лента остановилась, но вот в исходное положение выключатель не вернулся.
- А почему не вернулся?
- Пружина потому что ослабла.
- А почему ослабла?
Лобов остановился.
- Да ты, парень, безмозглый, что ли? - со злостью сказал и пошёл ещё быстрее, словно хотел убежать.
Впереди, в широкой нише, светилось несколько огоньков и неясно вырисовывались фигуры шахтёров. Лобов подошёл к одному из них, высокому.
- Слышь, Антон, у вас ролики на лентах заштыбованы. Греются, естественно. Ты распорядись, чтоб проверили. А то как бы чего не стряслось.
О том, что они "предотвратили" пожар, не заикнулся. И про положенную премию промолчал. По тому, как он неторопливо, по-хозяйски разложил амуницию, Платон понял, что они наконец прибыли, куда надо. Здесь тепло, даже жарко, движения воздуха почти не чувствовалось. У ног громыхал скребковый конвейер. Вот его, как говорил начальник, с ручного управления нужно перевести "на автоматику".
Лобов, ни слова не говоря, куда-то ринулся. Вернулся с бухтой гибкого кабеля на плече и стал разматывать.
- Что ты всё сам, Саша, - Платон назвал его по имени. - Мне надоело стоять.
- Тебе пока растолкуешь, что к чему, проще самому, - проворчал Лобов. Но, впрочем, тут же дал задание. - Ладно, тяни кабель.
Платон ухватил за конец кабеля и потащил, куда показал командир. Метров через сорок уткнулся в конец выработки. Здесь двое обнажённых до пояса мужчин возились с электросверлом - собирались бурить. Подвесили кабель, и Лобов стал подключать концы к аппарату. Лицо его сделалось строгим и донельзя сосредоточенным. Однако не успел он подключить, как рядом возник усатый шахтёр в брезентовой куртке и крикнул: - Живо отсюда! Палить будем.
Поспешно вышли в безопасную зону. Усатый шахтёр, размотав тонкий провод, крутанул ручку своей адской машинки. Грохнул взрыв! В уши туго ударило, из забоя поползла густая, едкая пыль. Завыл вентилятор, запахло палёным...
Когда закончили работу, Лобов распорядился:
- Дуй в забой. Предупреди, что мы их скребок отключим, будем переходить на автоматику.
Платон послушно поплёлся в забой - знал уже куда. Узкий лучик его лампы выхватил из темноты две потные, блестящие спины. Спины усердно кланялись, и с каждым поклоном летела на скребковый конвейер горка глянцевого угля. Платон замер. Он даже кашлянуть поостерёгся - не то, что заговорить. Такой незначительной, никчёмной показалась собственная беготня. "Не в забой посылаю," - вспомнил слова отца. Они проскочили мимо ушей - в забой ли, ещё куда, какая разница. Теперь стало ясно: отец, как ни зол был, всё-таки пожалел "родное дитя", сунул в подходящее местечко. Стоял, притихнув, а скребки тем временем остановились. Стало быть, нетерпеливый Лобов отключил, посчитав, что предупреждение сделано.
Забойщики выпрямились и повернулись к чужаку. Теперь Платон видел их голые торсы и позавидовал. Ничего лишнего! Под тонкой шкурой, как на анатомическом образце в школе, переливались мускулы. Пожалуй, любой из шахтёров мог бы успешно демонстрировать себя на сходняке бодибилдеров.
- Это мы, наладчики, на десять минут...
- Принесло же вас, - пробурчал один.
- Ладно, Коля, передохнём, - миролюбиво сказал второй, выпуская широкую совковую лопату. - Им ведь тоже свою работу делать надо.
Запустили конвейер по новой схеме. Лобов остался доволен: получилось с первой попытки. Почти дружелюбно взглянул на напарника и только сейчас спросил, как зовут.
- Платон.
- Ну, Платон Сергеич, пора перекусить, - вытащил из сумки с инструментом пакет. - Садись, на чём стоишь.
"Вот подлец! Назвал по отчеству. Выдал, что знает, кто мой отец".
- Я не проголодался.
- Сказки не рассказывай! - Лобов монтажным ножом отрезал колбасы и положил на хлеб. - Бери, когда дают. Беги, когда бьют. А если в долгу не хочешь оставаться, то вылезем на-гора - угостишь кружкой пива.
То ли пошутил, то ли всерьёз затребовал. И странно; аппетит действительно взыграл. Всё съели. Запили газировкой из фляжек.
- Эх, покурить бы! Прямо сосёт. Но придётся терпеть, - закручивая пробку, обронил Лобов.
- Метан, - понятливо откликнулся Платон. - А что, взрывался?
- У меня дядя, навалоотбойщиком был, семь лет назад погиб. И ведь какая закономерность: хоть что делай, а чрез определённое время - взрыв. Что-то я длиннохвостых тварей в последнее время не вижу; они чуют. А то, бывало, прямо в сумку залезут и кусок утянут. Скоро, наверно, опять рванёт.
- Пугаешь? - стараясь оставаться беспечным, спросил Платон. Хотя по хребту невольно просквозил холодок.
- От судьбы не уйдёшь, - хладнокровно сказал Лобов. - Может, и станем очередными жертвами подземных упырей. - Закончив мрачный экскурс он, без всякого перехода спросил: - Ты раньше где работал?
- Да я так... - Платон опять припомнил, как в Москве чуть не освоил новое амплуа. - Где придётся.
- Ну и правильно, что к нам подался!
Грачев с недоумением глянул на его почерневшее от пыли лицо: правильно сделал, чтобы стать очередной жертвой?
- Да ты не сцы раньше времени, - обнадёжил командир. - Щас везде газовых датчиков понавтыкали. Так что, если их портянками не заткнут, они просигналят об опасности.
- А зачем их затыкать? - опять не понял Платон.
- Чтоб не мешали уголёк добывать. Нам зарплата, вам прибыль.
Это невзначай обронённое "вам" подтвердило прежнюю догадку: Лобов прекрасно знает, кого ему навязали в напарники.
- Вон, глянь, под кровлей висит и нам подмигивает. Мы и их обслуживаем. Нет, что ни говори, а работа у нас интересная, творческая, можно сказать, - поддал леща, но тут же саркастически усмехнулся. - Хотя тебе, конечно, сильно не подвезло. Зосима ко мне приставил, а я - как лошадь - на самой черновой.
- Кто это, Зосима?
- Ну, начальник наш, Аркаша Зосимов. Да уж, такая группа подобралась, что, кроме меня, некому по конвейерам шастать, - с сарказмом пояснил он. - Илья - бугор. Никита - без пяти минут инженер, Николай - спец по подъёму. Ну и так далее, по списку. А я самый молодой, самый борзый, мне можно.
- Там и помоложе тебя сидел, - напомнил Платон. - Чернявый такой, который дремал.
- Ну да. Отдыхал после ночного клуба. Сынок главного механика. Папаша его к нам и впихнул. Работает уже год, но так ничего и не смыслит. - На лице оратора проступила боль и недоумение. - Ну что за народ пошёл! Всем бы где потеплее, полегче пристроиться. Ладно, это естественное желание, я понимаю, но ведь и совесть надо иметь!
- А разве Зосима не знает, что я...
- Можешь не договаривать! Знает. Он всё про всех знает. Ему б агентом ЦРУ работать. А вот, что тебя пристегнул ко мне, я сам удивляюсь. Он трусливый, угодливый. Тут только одна разгадка: твой папаша так распорядился. Наверно, хочет, чтобы ты, прежде чем в кабинет засел, тоже забойной пыли понюхал.
- Ну, скажешь, - сконфузился Платон. - Но я не хочу быть обузой. Постараюсь освоить это дело. Если не получится - сам уйду.
- Будем поглядеть, - не без скепсиса сказал Лобов. - Только одно всё равно плохо: о начальстве с тобой по душам не потолкуешь.
- Но почему ж, толкуй. - Платон попытался улыбнуться. Вышло - криво.
- Ладно, хватит болтать. Нам ещё на один участок топать.